Дождь для Джона Рейна
Шрифт:
— Что вы имеете в виду?
Я отхлебнул из бокала, глядя на отблески янтарной жидкости в свете свечей, вспоминая. «Начинаешь не торопясь. Находишь предельные точки субъекта и держишь его рядом с ними некоторое время. Он привыкает к ним. А через некоторое время предел отодвигается. Никогда не заставляй его выйти за этот предел больше чем на сантиметр. И он решит, что это его собственный выбор».
Я взглянул на нее:
— Вы говорили, что, когда впервые попали в клуб, были стеснительной и с трудом передвигались
— Да, это правда.
— Тогда вы ни за что не согласились бы исполнить танец на коленях.
— Правильно.
— А теперь можете.
— Да. — Ее голос был тих, почти как шепот.
— Когда вы впервые исполняли танец на коленях, возможно, вы говорили себе, что никогда не позволите клиенту прикоснуться к вам.
— Так и было. — Ее голос стал еще тише.
— Разумеется. Я могу пойти дальше. Могу рассказать, что с вами будет через три месяца, через шесть месяцев, год. Двадцать лет, если продолжать идти той же дорогой, что и сегодня. Наоми, вы считаете, все это случайность? Это наука. Есть эксперты, прекрасно знающие, как заставить других завтра делать такие вещи, о которых сегодня они даже помыслить не могут.
Несмотря на учащенное дыхание, девушка молчала. Мне показалось, она с трудом сдерживает слезы.
Прежде чем отступить, нужно сделать несколько шагов вперед.
— Хотите знать, что вас ожидает в ближайшем будущем?
Наоми посмотрела на меня, однако промолчала.
— Вы знаете, что девушек из «Розы Дамаска» используют, чтобы компрометировать политиков? Другие девушки шепчутся об этом. К вам уже обращались, правильно? Не прямо, но обращались. Говорили что-то вроде: «Есть один интересный клиент, которому, думаем, ты должна понравиться. Мы бы хотели, чтобы ты пошла с ним и показала, как можно провести время. Если ему понравится, мы хорошо тебе заплатим». Возможно, у них снят люкс в отеле, в который вы должны были его привезти. Там они записали бы и звук, и видео. Думаю, вы отказались. Однако на вас не давили. Зачем? Они знают, что со временем вы ослабеете и сдадитесь.
— Вы ошибаетесь! — неожиданно воскликнула Наоми, чуть не воткнув мне в лицо палец.
Я посмотрел на нее:
— Если бы я ошибался, вы бы так не отреагировали.
Теперь девушка смотрела на меня обиженными и злыми глазами, губы ее трепетали, как будто она старалась найти нужные слова.
Достаточно. Пора проверить, достиг я ожидаемого эффекта или нет.
— Ну, — мягко произнес я, но она не подняла глаз. — Ну же. — Я взял ее за руку. — Извините.
Слегка сжав ее ладонь, я отпустил ее.
Наоми подняла голову и посмотрела на меня:
— Вы думаете, что я проститутка. Или что ею стану.
— Я так не думаю, — ответил я, покачав головой.
— Откуда же вы все это знаете?
Пора дать честный, но достаточно неопределенный ответ.
— Много лет назад, правда в другом контексте, я прошел через то, что сейчас происходит вокруг вас.
— Что вы имеете в виду?
На секунду я представил себе Чокнутого Джимми. И тряхнул головой, чтобы показать ей, что у меня нет желания говорить об этом.
Некоторое время мы сидели молча. Потом Наоми кивнула:
— Вы правы. Я бы не отреагировала так резко, если бы то, что вы говорили, было неправдой. Есть вещи, о которых я много думаю, но у меня никогда не получалось быть настолько честной с собой, как у вас сейчас. — Она потянулась и взяла меня за руку. Сжала ее. — Спасибо.
Я ощутил странную смесь эмоций: радость, что мои манипуляции сработали; сочувствие из-за того, с чем она вынуждена бороться; неловкость за то, что пользуюсь наивностью Наоми.
И кроме прочего, меня влекло к ней.
— Не благодарите меня, — сказал я, не поднимая взгляда и не отвечая на ее пожатие.
Через мгновение она убрала руку.
— Вы действительно хотите помочь другу?
— Да.
— Я бы помогла вам, если бы знала как. Но все, что мне известно, я уже вам рассказала.
Я кивнул, думая о Конторе и Ямаото и о том, что их связывает.
— Позвольте мне кое-что спросить у вас. Много ли европейцев бывает в вашем клубе?
Наоми пожала плечами:
— Довольно много. Может быть, десять, двадцать процентов от всех клиентов. А что?
— Вы видели, чтобы Мураками общался с ними?
Она покачала головой:
— Нет.
— А Юкико?
— Не думаю. Она довольно плохо говорит по-английски.
Неубедительно. Наоми ничего не известно. Я уже начал сомневаться, будет ли от нее вообще толк.
Я взглянул на часы. Почти пять. Скоро начнет вставать солнце.
— Пора идти, — сказал я.
Она кивнула. Я заплатил по счету, и мы вышли.
На улице было сыро, но дождь прекратился. Уличные фонари на Роппонги-дори создавали в медленных завихрениях тумана сияющие световые конусы. Улица в этот предрассветный час была пуста.
— Проводите меня домой? — спросила Наоми, глядя на меня.
— Конечно, — кивнул я.
На полпути до ее дома опять начался дождь.
— Черт! — воскликнула она. — Я забыла зонтик в «Тантре».
— Shoganai, — ответил я, поднимая воротник. — Что теперь сделаешь.
Мы пошли быстрее. Дождь усиливался. Я провел рукой по волосам и почувствовал, как ручейки потекли за воротник. Оставалось еще около полукилометра, когда раздался оглушающий удар грома и начался настоящий ливень.
— Que merda! — воскликнула она смеясь. — Мы пропали! Мы бросились бежать, но без толку. Добежали до ее дома и укрылись под навесом у заднего входа.
— Meus deus! — смеялась Наоми. — Боже! Я так не промокала ни разу в жизни!
Она расстегнула промокшее насквозь пальто, посмотрела на меня и улыбнулась.