Дождь из высоких облаков
Шрифт:
Секретарша принесла чай. Генерал нахмурился:
– Да... Не так-то все просто...
– Место занято?
– Занято – не проблема. Освободим, если надо. Тебе ведь придется погоны надевать.
– А без них никак?
– Теперь никак. Это должность полковника, Ваня. Надо было соглашаться, когда предлагал.
– Зачем журналисту погоны?
– Э-э, Ваня! – Генерал погрозил пальцем. – Это чтобы всякие хитромудрые шелкоперы и папарацци не проникли в наш аппарат. И не начали сливать информацию. Ваш брат-то
– Ваш тоже, товарищ генерал.
– Одним подлым миром мазаны... А почему тебя смущают погоны? Смотри – всю жизнь ношу, и не жмут.
– Свобода дороже, товарищ генерал.
– Какая свобода, Ваня? Ты что, в Останкино своем свободный? Да ты там хуже раба. Или я не видел, как тобой помыкали? Как трясли с тебя то, что надо, а не то, что есть? Если ты в системе, уже не свободен. Система – это клетка, добровольно-принудительный изолятор. Свобода... Придумали слово и дурят головы.
Иван машинально размешивал чай в чашке. Генерал это заметил.
– Ты зачем мешаешь-то? У тебя же без сахара.
– А чтобы слаще было...
Генерал пригубил чай, отставил чашку.
– Тебе кто скинул информацию?
– Не скажу.
– Видишь... Ты не хочешь говорить, а я не могу из тебя вытрясти. Не имею права.
– Свобода слова, защита информации...
– Ко всему этому еще бы совести немного... А завтра пострадают сотни людей? Тьфу-тьфу-тьфу, пронеси господи. Вот тебе и свобода. А теперь рассуди как журналист, представитель четвертой власти. Стоит ли твое здоровье и даже жизнь... жизней тех, кто безвинно погибнет? А? Что? Нет ответа?
– Пока нет, товарищ генерал.
– Вот когда будет – приходи. Возьму на работу с руками и ногами. Надену погоны по должности, молиться на тебя буду, пылинки сдувать. Потому что не я, прожженный и грубый мент, а ты – образованный и интеллигентный – станешь создавать в сознании граждан представление о государстве. И отвечать за это!
Надежда рассчиталась с таксистом, вышла из машины. Район, где жила Тамара, выглядел убого – обшарпанные панельные «хрущевки», за которыми гремела железная дорога.
Был вечер, холодало, на тополях кричало воронье.
Она отыскала нужный подъезд – на двери домофон. Отошла на детскую площадку и позвонила.
– Тамара? Здравствуйте. Я привезла вам посылку.
Трубку бросили.
Она снова набрала номер, ответил совсем другой голос – старушечий.
– Мне нужна Тамара. Я могу ее услышать?
– Нет тут никакой Тамары, – был ответ. – И не звоните больше.
– Погодите, не вешайте трубку! – заспешила Надежда. – Передайте Тамаре, я была в Головино. И привезла посылку от дяди Паши, от Павла Анисимовича!
На том конце посовещались.
– А ты кто будешь? – спросила старуха.
– Меня зовут Надежда Петрова.
– Откуда ты?
– Я москвичка, работаю на телевидении.
– А где ты сейчас-то?
– Стою возле вашего дома на детской площадке.
– Ладно, стой, – пробубнила старуха. – Сейчас выйду и приму.
Надежда прогулялась возле подъезда, глядя, как кружат над домами и деревьями беспокойные птицы.
В это время, как нельзя кстати, позвонил Илья.
– Ты опять отключаешь телефон, Петрова! Целый день звоню! Ты где? Дома?
– Домой я еще не приехала...
– Мы когда-нибудь пойдем в театр? Или опять билеты пропадут?
– Ты на что взял?
– Сюрприз!
– Мордобоя не будет?
– Это мюзикл! Начало в семь!
– Заезжай за мной в шесть.
Надежда спрятала телефон, потому что появилась старуха. Она сначала выглянула из подъезда, осмотрелась, потом вышла – с палкой, в каком-то бесформенном пальто, седые космы покрашены в яркий желтый цвет, будто костер на голове.
– Ты, что ли, звонила? – спросила она настороженно.
– Я...
Старуха проворно обошла ее, зачем-то осмотрела детскую площадку, позаглядывала в припаркованные машины.
– Паспорт у тебя есть? Показывай.
Надежда молча достала паспорт. Старуха пролистала его, сверила фотографию.
– Похожа... Ну, давай, что там?
– Здесь деньги. – Надя вынула сверток.
– Дай, посмотрю.
Отобрала и развернула сверток – брови приподнялись.
– И верно, деньги... Да много... – Стала пихать сверток в карман. – Ладно, отдам, как появится. Я соседка ее...
– Простите, но мне их нужно передать лично в руки!
– Сама передам, не бойся.
– Я вас не знаю! – испугалась Надежда. – Там крупная сумма!
– Как хочешь... – Старуха сунула сверток обратно ей в руки и как гусыня, однако шустро засеменила в подъезд. Дверь за ней захлопнулась.
А воронье словно сдурело: носилось и носилось над деревьями с пронзительными тревожными криками.
Надежда снова вынула телефон и набрала номер.
Трубку подняли, но молчали.
– Тамара, пожалуйста, возьмите деньги, – наугад сказала она. – Меня дядя Паша очень просил передать.
И вдруг Тамара отозвалась:
– Откуда вы знаете Павла Анисимовича?
– Мы приезжали к ним прошлой зимой с Сережей, – не давая себе отчета в том, что говорит, призналась Надежда.
Подействовало мгновенно – как пароль.
– Извините! Я сейчас вам открою!
Замок на двери подъезда щелкнул. Надя вошла.
Тамара встречала ее на лестничной площадке – стройная молодая женщина, несколько заторможенная, с печальным взглядом. За ее спиной торчала старуха с палкой.
– Простите, ради бога! – повинилась она, пропуская Надежду в квартиру. – Осторожность необходима... Сами понимаете.