Дождь Забвения
Шрифт:
– А может, они обе чокнутые?
– Да, не исключено. Ты видела ее выходящей из тоннеля?
– Я прождала сорок пять минут. Был перебой в движении на пару минут, но потом все возобновилось, поезда пошли. На станции остановилось несколько десятков составов. Из тоннеля не выходил никто.
– И никто не сообщал о спрыгнувшей на рельсы ни персоналу станции, ни полиции?
– Тот, с кем я говорила, уж точно не сообщит. Он не из тех, кто по своей воле связывается с полицией.
Флойд попросил счет и сказал Грете:
– Ладно, как я вижу, есть два способа снова найти Ожье. Можно караулить у гостиницы в надежде, что она вернется туда, или держать под наблюдением станцию, рассчитывая на возвращение из тоннеля.
– А как насчет следующей станции? Вдруг она прошла до нее?
– Надеюсь, до такого Ожье не додумалась. Это еще бессмысленней, чем спрыгивать на рельсы. Единственная догадка: она должна была что-то подобрать или оставить в тоннеле.
– Ты говоришь «держать под наблюдением» и «караулить» так, будто у тебя тьма людей в подчинении. А нас всего двое, и одной нужно ухаживать за тетей.
– Я знаю. И больше ни о чем тебя не прошу. Ты и так сделала уже очень многое.
– Но я упустила Ожье. Все испортила.
– Нет. Ты установила, что действия Верити Ожье несовместимы с рассказанным ею о себе. До сих пор был небольшой шанс на то, что ее история о безумной сестре хотя бы отчасти правдива.
– А теперь что?
Флойд стер кофейную пену с верхней губы и сообщил:
– Теперь я знаю, что они обе шпионки.
– Слишком глубоко ты залез. Если бы Кюстин был здесь, сказал бы то же самое, что и я скажу сейчас: собери все добытые сведения и передай тем, кто занимается подобными делами. Это их компетенция, не твоя.
– Грета, мне нужно вытащить Кюстина. А единственный способ – проследить за этой женщиной.
– Она понравилась тебе.
– Не мой тип, – буркнул Флойд, потянувшись за плащом.
– Может быть, но все равно понравилась.
Флойд покачал головой и рассмеялся. Понравилась! Придумала же… Но при этом он так и не посмотрел Грете в глаза.
В капсуле из сверхпрочного стекла с гипнотической регулярностью мигали огни транспорта.
– Вращается, – подтвердила Скелсгард, опершись на консоль ручного управления. – Ожье, ты уверена?
– Скажи, что надо сделать, и я сделаю.
Полосатая колыбель подвеса пошла вбок, разворачивая капсулу и корабль. В отличие от сверкающей аппаратуры, которая окружала женщин, судно выглядело донельзя ветхой реликвией из музея космонавтики. На таких, наверное, возвращались домой храбрые космогерои, полагающиеся не на приборы, а на интуицию, выдержку и логарифмическую линейку. Ожье напомнила себе, что в столь плачевное состояние судно пришло всего за один рейс, и когда оно выйдет из портала на Фобосе через тридцать часов, то будет избито вдвое сильней.
– Оно в порядке, – сообщила Маурия, глядя на результаты тестирования. – И это хорошо. У нас достаточно проблем с горловиной. Не хватало еще бед с транспортом.
– Ты выдержишь переход?
– Выдержу, – пообещала Скелсгард, кивая. – Что еще остается?
– Ну да. Но это не значит, что я не ожидаю отправки спасательной партии ко мне через минуту после твоего прибытия.
– Обещаю, они отправятся безотлагательно, насколько это вообще в человеческих силах.
– Ладно, давай тебя пристегнем.
Ожье помогла Маурии пройти по галерее к шлюзу в боку капсулы. Скелсгард слабела на глазах. Даже после применения средств из аптечки она вот-вот могла потерять сознание. Ожье надеялась отправить ее до того, как это случится. Лучше бы еще раз повторить последовательность команд, необходимую для того, чтобы предотвратить схлопывание горловины.
Гидравлический привод распахнул подвешенную на тяжелых шарнирах дверь в шлюз. Верити уже почти не помнила, как выбиралась из судна. Это было так давно…
Она осторожно провела раненую сквозь шлюз, затем по герметичному коридору к судну.
– Надо обработать тебе ногу перед рейсом, – предложила Ожье.
– Времени нет. Не хочу задерживать отправку спасателей к тебе ни на минуту. Да вроде мне и не сломали ничего, хотя порвали изрядно. Перестань так волноваться из-за меня. Ты уже помогла достаточно.
Внутри судна стояли три противоперегрузочных кресла. Этот интерьер Верити очень хорошо запомнила по пути сюда. Стараясь не внимать стонам, она устроила Скелсгард в правом кресле, зафиксировала ремнями почти в горизонтальном положении, низко опустила навигационные и коммуникационные пульты. Затем Ожье потянулась к болтающимся рядом трубкам кало– и мочеприемников, полагая, что у Скелсгард не хватит сил добраться до крошечного туалета.
– Хочешь, чтобы я подсоединила тебя до вылета?
– Сама управлюсь, – скривилась та. – А если нет, уж как-нибудь вытерплю еще немного грязи. Ты не придумала, случаем, что я буду рассказывать Калискану?
Ожье вытянула из жакета единственный документ, оставшийся после нападения.
– Подожди еще минутку, хорошо? Я кое-что напишу.
– На случай, если я впаду в кому?
– И на этот случай тоже. А главное, нужно записать, пока я не забыла сама.
Ожье вышла и направилась к пульту на верхней галерее, подле которого видела блокнот и ручку, вырвала листок и записала все, что узнала из оставленных Сьюзен документов. Затем развернула единственный сбереженный документ, письмо от берлинской металлургической фабрики, и все важное из его содержимого, включая имя и адрес человека, контактировавшего с Уайт, переписала на другой лист. Затем Верити поспешила к судну и очень обрадовалась, увидев Скелсгард в сознании.
– Вот единственное, что они не унесли, – сказала Ожье, засовывая письмо в нагрудный карман Маурии. – Не забудь, пожалуйста, что бумага здесь.
– Не забуду.
Ожье сложила лист со своими записями и сунула вслед за письмом:
– А тут все, что я выяснила. Немного, но, надеюсь, Калискану хватит, чтобы разобраться. Да и в любом случае я буду знать больше, когда вернусь из Берлина.
– Я чего-то не расслышала раньше? При чем тут Берлин?
– Я пойду по следу, который не успела проверить Сьюзен Уайт.