Дождь
Шрифт:
И Дождь запел. Он пел долго, но его никто не прерывал. Когда Дождь открыл глаза, он увидел, что Старик плачет.
– Что ты хочешь?
– спросил Старик.
– Я хочу найти Мадалену, где она? Старик удивленно взглянул на него.
– А-а, - покачав головой, вздохнул он, потом помолчал, пожевав губами. У нас, видишь ли, женщин не бывает. Мы даже не всех убитых берем, этак земля бы перестала плодоносить, поэтому тут мы тебе помочь не можем... Н-да... Старик поджал губы, все замерли, и Дождю показалось, что его сейчас вернут обратно в ту самую парусину с камнями, упавшую на дно. Сердце его сжалось, и он пролепетал:
–
– Спой, - кивнул Старик.
Дождь снова запел, вложив в голос всю свою силу, все мастерство, которому был обучен, и вдруг Старик неожиданно тоже запел, подхватив мелодию. Голос у него был хриплый, дрожащий, но верно чувствующий все переходы, спады и подъемы. Дождь сбавил тон, и вскоре они уже запели вдвоем в лад, стройно и красиво. Когда они кончили, все захлопали. Лицо Старика раскраснелось.
– А что, ведь и вправду Дождь!
– ткнув в него пальцем, сказал Старик.
– Дождь!
– вскричали все, и он остался.
Время от времени Старик зазывал его к себе и они пели. Окружающие Ветры, Туманы, Вихри и Ураганы - все завидовали Дождю и удивлялись тому, что он до сих пор шляется по равнинным деревенькам да городкам, бренчит по расхлябанным водостокам, пугая по ночам прохожих. А ведь мог бы выпросить себе местечко потеплее, где-нибудь на юге, выбрать какой-нибудь курорт и развлекаться круглый год. Или стать библиотекарем у Старика. Тепло, сухо, читай в свое удовольствие! Но Дождь только и думал о ней. По секрету от морских Смерчей, проверивших дно у Венеции, он узнал, что ее там нет, она не погибла, ее спасли. Но кто? Где она? Он думал об этом постоянно и верил, что они встретятся.
Он долго, век за веком, искал ее, пока случайно, наверно, по наитию не залетел в этот городок. Он уже облетел очень много стран и еще больше городов и хотел пролететь мимо, как вдруг легкая тень воспоминания окликнула его и заставила сделать круг над Тихим переулком, пахнущим яблонями и жасмином.
Он залетел на старый чердак и стал ждать, еще сам не зная чего. Шаркая сандалиями, по асфальту проползли две старушки. Они несли белый хлеб в авоськах. Дворник, закончив работу, уселся на мусорном баке и стал курить. Похожий на сатира, небритый и всклокоченный, с мешками под глазами, он хотел уже отпустить шуточку по поводу старушенций, но почему-то раздумал: странный холодный ветерок пробежал по его спине, и дворник долго, подозрительно смотрел на безоблачное небо, пока не убедился в его невинности.
Так бывает, когда хочешь, чтобы что-то случилось, и ждешь - час тянется как год, а год - как столетие. Вот где надо спрессовывать время! Но приходит утро, и сто семьдесят шесть паутинок старого чердака вдруг разом рвутся и начинают звенеть, как сто семьдесят шесть колокольчиков, возвещая конец мучительному ожиданию...
Звонок все же был, и даже не электрический, а всамделишный валдайский колокольчик, который доверили ей, Ленке Неверующей, как лучшей ученице 101-й школы. Она прозвонила в последний раз. И что тут началось! Ор, крики, вопль, рев, рык, визг, вой, гвалт, писк, хрюк и еще, чего голова и не выдумает. Так они, 10 "а", выражали свой восторг по поводу последнего звонка, ибо каждый должен понимать, что значит окончить школу!
Чугунов предложил прошвырнуться вечерком в "Белый медведь", безалкогольный бар с танцами, шампанское он захватит с собой. Предложил не всем, а избранным, своей компашке: Ленке, Митину, Мышке-тихоне и боксеру Крупенникову, он же Крупа. Все взревели от восторга, одна Ленка вздохнула и сказала: "Не знаю", но никто не обратил на это внимания. Не знаю - еще не отказ.
Потом все заспешили домой, заторопилась и она, и сердце ее почему-то так забилось, словно... Ну, это трудно объяснить, ведь она еще не влюблялась, Чугунов, который за ней ухаживал, попробовал раза два ее обнять и даже расслюнявился губами, но она так въехала ему, что он больше не пробовал. "Провинциалка, что с нее возьмешь", - говорил он Крупе и ловко сплевывал. Впрочем, девочек для других целей найти несложно, а Ленка - для души. Что такое душа, Чугунов не знал, потому что ее у него еще не было. Точнее, была, но такая крохотная и слепая, что он попросту не обращал на нее внимания. Так, какая-то жалость покалывает иногда в сердце, и все. Чугунов еще не знал, что это душа. Не знал он, что родился с такой душой, что он обделенный, ибо сполна схватил другого: ума и смазливости, можно сказать, кумир всех девчонок в классе, всех, кроме Ленки. Это его задевало. Поэтому он ее и выбрал.
Итак, она заспешила домой, Чугунов еще подумал: провожать или нет, но потом решил заскочить к химичке, с химией у Чугунова не клеилось, а нужна была золотая медаль, хоть ты тресни, поспорил с Жоржиком из "Медведя" на ящик шампанского, чтоб угостить ребят напоследок. Все продумано. Химичка мыла мензурки в своей лаборатории - нашла время!
– и он вошел с цветами...
Итак, Лена спешила домой, дворник Евграфыч хотел уже было соскочить с мусорного бака, как вдруг увидел ее, в белом платье, красивую, как лебедь, что у него на коврике, как вдруг...
Нет, дадим сначала слово самой Лене:
– Я шла, и как будто на меня вылили целый водопад.
– Ну уж водопад!
– хмыкнул Петр Иванович.
– Спокойно, спокойно!
– остановил его Шилов, ведя потом это расследование.
– Это она образно. То есть почти ведро?!.
– Может быть, но я промокла до нитки!
– возразила Лена.
– С ведра это возможно, - согласился Шилов. Дождь действительно целым водопадом обрушился с чердака, но не на нее, а к ней, разве он виноват, что потерял голову?!
Все произошло так быстро, что никто и сообразить ничего не успел. Евграфыч поднял голову и увидел, как одинокая жиличка с пятого этажа соседнего дома поливает на балконе из ведра цветы, то есть держит ведро в наклоненном состоянии. А по тротуару, уже шипя, как змей, и слизывая густую пыль, бежали к баку три водяные змеи. Они с шумом врезались в бак, обдав Евграфыча грязью.
– Она эта... жиличка-та... ведро-то бухнула да меня всего грязью и залепила, - возмущался дворник.
– Она что, и на тебя пролила?
– не поверил Лев Игнатьевич.
– И на меня!
– твердо, как на духу, отвечал Евграфыч.
Лена в первый миг была так ошарашена, что не могла вымолвить ни слова. Подняв голову и увидев Любовь Сергеевну, сдобную женщину, в халате с пионами, она спросила:
– Вы что, ошалели там?!.
– Я на тебя капнула, девочка?
– вежливо осведомилась Любовь Сергеевна, не поняв существа вопроса.
– Ничего себе капнули!
Лена, конечно, еще что-нибудь обязательно бы прибавила, но вдруг увидела Дождя. Он стоял в двух метрах от нее и смотрел так, что...