Дознание Феррари (сборник)
Шрифт:
Капитан поднялся, задумчиво прошёлся по кабинету.
– Да, кто-нибудь из вас, – повторил он, остановившись. – Вот только… Почему? Из мести – что не послушались их? Невероятно!
Глазунов и Губенко тоже встали. Мысль капитана о том, что их жизни угрожает опасность, теперь, после трагического случая с Добриковым, не казалась им такой уж неправдоподобной, наоборот – вызывала беспокойство.
– Ну что же, – подошёл к ним капитан. – До встречи после обеда?
Друзья натянуто улыбнулись в ответ.
Как только закрылась дверь, капитан возвратился за стол, крепко задумался. Он чувствовал, что всё больше подпадает под воздействие убеждённости молодых журналистов, что авария подстроена их товарищу, однако не покидало его и сомнение. Казалось фантастичным само предположение. «Газетчики – народ, склонный к домыслу, – размышлял капитан. – Не впасть бы с ними мне в историю…»
Но, привыкнув не оставлять без внимания никакие, даже кажущиеся мелочью, факты, он не мог отмахнуться и от объяснений журналистов.
«А если Добрикова устранили как опасного свидетеля, способного опознать пассажиров «девятки», преследовавших Наташу, то какое или какие страшные преступления скрываются за всем этим?» – подумал капитан и снова потянулся к телефону.
– Терентьев? – сказал он в трубку. – Это Корнеев. У тебя в НТО кто-нибудь из экспертов-криминалистов будет после обеда?.. Отлично, я подойду к вам с двумя товарищами. Надо срочно составить фоторобот. Ты не возражаешь?.. Ну, и лады. До встречи!
К вечеру фоторобот Наташи лежал у него на столе.
…Наташа! Где ж искать её? В городе немало институтов, и Глазунов решил обойти все, начав с педагогического, в котором, как и в медицинском, девушек больше. Прикинул и схему поиска: сначала поговорить с вахтёрами – они-то уж всех студентов знают и помнят, потом – побывать на кафедрах… Его расспросы не должны удивить или насторожить, ведь он репортёр, так и будет всем представляться. Мол, девушка прислала в редакцию интересную заметку, а не подписала её, да и адрес не указала. Глазунов допил утренний кофе, надел плащ и решительно вышел из дома.
Этот понедельник обещал быть тихим и тёплым. Ярко светило солнце, кое-где на газонах проклёвывалась нежная зелень травы, а на тополях чуть слышно лопались почки… Всё это радовало, поднимало настроение.
Он, не торопясь, спустился по переулку к трамвайной остановке, но в последнюю минуту решил пройти до института пешком: чистый прозрачный воздух так пьянил и кружил голову, что было бы грешно забиваться в душный вагон.
Пожилая вахтерша тетя Фрося, внимательно выслушав его, наморщила лоб, пытаясь отыскать в глубинах памяти образ Наташи, но через несколько секунд, вздохнув, вымолвила:
– Не припоминаю такой… Уж, не взыщите, товарищ корреспондент.
Глазунов отнёсся к этому спокойно. Он и не рассчитывал на скорый успех, молча разглядывал снующих но вестибюлю студенток.
Его ожидала неудача. Ничего утешительного на кафедрах сказать также не смогли.
«Отсутствие желаемого результата – тоже результат, – философски подбодрил он себя. – Теперь – в мединститут!»
Но и у медиков о Наташе ничего не было известно.
День заканчивался, и Глазунов устало зашагал в редакцию: ему вдруг захотелось снова встретиться с Губенко.
В душе почему-то вдруг возникла непонятная тревога.
…Вот и знакомая девятиэтажка, где на первых двух этажах располагалась редакция. У подъезда приткнулся к бордюру тротуара полицейский сине-жёлтый «Уазик». Для Глазунова это было такой неожиданностью, что он на миг остановился. Сердце неприятно заныло: что ещё случилось?
Он рванулся к подъезду, взлетел по лестнице на второй этаж. По коридору невесело бродили чуть ли не все работники редакции. Даже Главный угрюмо расхаживал здесь же. Глазунов подивился его виду: плечи сгорбились, под глазами мешки…
– Что случилось, Михаил Иванович?
Редактор кивнул головой в сторону фотолаборатории:
– Опять напасть навалилась… Губенко погиб.
На некоторое время Глазунов словно впал в прострацию, потом медленно пришёл в себя, лицо перекосилось, как от боли.
– Паша погиб?.. Не может быть!.. Как? Когда?
– Полчаса назад… Я решил рискнуть дать в очередной номер твой репортаж. Естественно, с моим комментарием. Попросил Губенко срочно подготовить снимки. Он ушёл от меня и… То ли фотоувеличитель оказался неисправным, то ли Губенко сам оплошал… Наверное, током ударило. Пашу уже увезли. – Редактор опять кивнул в сторону лаборатории: – Сейчас там полиция.
Он скорбно махнул рукой и умолк.
Глазунов ощутил в груди пустоту, словно рухнул с высокой скалы в бездонную пропасть. Он обессилено прислонился к стене. Разум отказывался верить в случившееся.
Дверь фотолаборатории открылась, и в коридор вышел Корнеев. Он окликнул редактора, и минуты две они о чём-то тихо поговорили.
Затем редактор попросил всех сотрудников разойтись по кабинетам. «Так как, возможно, с вами захотят побеседовать работники полиции», – вяло добавил он и первым уныло поплёлся в свои апартаменты.
Корнеев развернулся, заметил Глазунова, тут же подошёл к нему:
– Здравствуйте.
Глазунов молча обменялся с ним рукопожатием.
– Вижу, переживаете за друга, – продолжал капитан, понизив голос. – Что и говорить, грустная история.
– Опять несчастный случай? – глухо спросил Глазунов.
Капитан на секунду задумался.
– Пройдёмте к вам в кабинет, – предложил он. – Там и поговорим.
Глазунов тоже помедлил с ответом.
– Вообще-то, я в отпуске… Но можно и в кабинет.