Драгоценность черного дракона
Шрифт:
Бледная кисть мелькает перед носом, и Морт кивает на алтарь.
— Иди. И сделай то, что должно. Мы с Сестрой ждали слишком долго, чудовищно долго…
Один шаг. Растерзанные сапоги соскальзывают с ног. Второй. Падает плащ. Третий. Четвертый. Пятый.
Горячий камень алтаря пульсирует в такт его сердцу, когда он осторожно опускает на него свою ношу. Волосы распущены. Одежда с шелестом соскальзывает прочь, и он выпрямляется уже обнаженным, чтобы раздеть и свою алькону.
Карающий брат, временно обретший тело, шагает к ним, не сводя горящих тьмой глаз. Воздух в зале становится все тяжелее,
С каждым словом его Отца тело наливается жаром, заставляя облизывать губы. Беспокойно бьется хвост и проступает темная чешуя. Раз за разом, мгновение за мгновением, пока он не начинает смотреть на мир глазами дракона Смерти. За спиной разворачиваются очертания темных крыл, укутывающих их обоих плащом, и с губ девушки под ним срывается тихий стон. Даже в «мертвом сне» она тянется к нему, стремясь закрепить связь, и сейчас он не смеет этому противиться.
Обнаженное гибкое тело под его руками — острые когти чертят ритуальные знаки — и на ней, и на нем. Сияющие струны, переливающиеся капли, алая бездна и тьма. Он сходит с ума от желания обладать и спасти, он кусается до крови, он обжигает своим дыханием холодные губы, стремясь согреть, он сплетает их тела, их души, их силы в одну…
Звенит одиноко натянутая струна, замирает сердце, переставая биться.
Ровно сто не случившихся ударов, чтобы её вернуть. Сто мгновений несмерти.
Гул в ушах, пульсирующий камень под кожей, рассыпавшийся прахом проклятый браслет подчинения — не выдержал такого напора изначальной магии!
— Не уходи, душа моя…
Он может попросить только раз. И он уже почти теряет надежду, когда алькона рядом распахивает сиреневые драконьи глаза без малейшего проблеска мысли — полные только такой же жаждой обладания, как и у него.
По телам ползет чешуя, вырываются рыки. Прикосновения не бережны, нет — сейчас они полны яростной безумной страсти, отчаянной надежды, горького страха потери. Они тонут друг в друге, они принадлежат друг другу.
— Моё!
— Твоё, — соглашаются в ответ, вбирая кожей их близость.
Сколько длилось это безумие — он не мог бы сказать, только в какой-то момент засияли пронзительным серебром плиты зала, словно отряхивая вековую пыль. Руки и щеку обожгло болью и зазмеились по видимой части кожи темно-синие узоры, переплетающиеся между собой.
Риаррэ без сил лежала на нем, склонив голову на плечо, и, кажется, просто засыпала.
— Соединяю! — разрезал волной магии резкий голос.
Тело Дьергрэ медленно опустилось на плиты.
— Я помог мальчишке… — донесся тихий шепот.
И присутствие божественной сущности исчезло.
Дальше им придется разбираться только самим.
В отличие от крепко спящих подопечных ему самому отлёживаться было совершенно некогда. Отнести Йера и Яру вниз, в город, где их тут же подхватили гончие, утащив во дворец. Затереть все следы активации Храма, прикрыть его, сияющего сине-фиолетовыми огнями, иллюзией. Успеть вернуться вовремя в столицу, усиленно изображая бешенство от покушения на ЕГО подчиненную. Хотя, впрочем, как раз усилий особо прикладывать и не пришлось. Он и в самом деле был в бешенстве, он хотел посмотреть в лицо той твари, которая это сделала, перед тем, как он её растерзает.
Хотя, учитывая слова Дьергрэ и покушение на жизнь Иландера… их враг был очень близко и сидел очень высоко. Это если забыть о пропавшем практически в полном составе посольстве…
Больше всего в данном случае раздражало бездействие Азгара. Тому как будто стало вовсе наплевать на свою страну и свой народ — чего, ранее, при всех его многочисленных недостатках, однако, замечено не было. Но сейчас… он словно жаждал смерти, при этом отчаянно пытаясь дать понять, что он не желает ему, Первому алькону, зла. Но если не он, то кто? Кто за ним стоит? Кто контролирует ирра одного из самых могущественных иррейнов? Кто настолько сошел с ума, одержимый жаждой власти, что спутался с айтири, нарушив равновесие?
Разговор с бледным, еле дышащим, но определенно не собирающимся больше отправляться к Матери Иландером, прояснил немного, но… зацепки были важны. Они занимали свои места в общей мозаике, все больше приближая его к разгадке.
Для того, чтобы прояснить оставшиеся детали, осталось лишь поговорить с отцом… и принять окончательное решение.
На Аррона Винтейру в компании ослепительно нежной полукровки-айтири он натолкнулся совершенно случайно. Видение оторванной головы одного и истыканного кинжалами тела второй почти подняло настроение, вызвав на губах слабую усмешку. Это, похоже, взбесило неуравновешенную в последнее время гончую ещё сильнее. Да, неприятно терять свое высокое положение при дворе, терпя неудачу за неудачей…
— Вам бы стоило не забывать свое место, раб ирра, — глаза мужчины недобро сверкнули, а его спутница скривила носик, вот только смотрела чересчур внимательно для легкомысленной дурочки.
— Я-то свое знаю. А вот вы, похоже, свое забыли, — отозвался негромко, чуть склонив голову. Дракон в нем хищно облизывался, осматривая будущих жертв и прикидывая, как удобнее будет на них броситься.
Кажется, они почувствовали. Айтири с нажимом коснулась пальчиками локтя спутника, останавливая его, и что-то тихо прощебетала. А потом повернула голову к нему, смотря ясными золотистыми глазами.
— Не держи зла на меня, сын Смерти. Ты видишь во мне врага, но не я твой враг, — на чистейшем Древнем наречии продолжила полукровка, загораживая щенка своей спиной, — во мне нет ненависти к твоему народу и мне глубоко отвратительно то, что сделали мои сородичи.
Вот как. Неожиданно. Интересно. Ловушка или правда? Сейчас, когда его больше не держали никакие узы, все ощущалось особенно четко. Нет, она слишком слаба, чтобы лгать ему, а, значит, это становится особенно любопытным…
— Как тебя звать, дочь Жизни? — спросил лениво, отходя чуть в сторону, к стене.
— Айлари Тень Серебра, шэннэ Амондо.
Тень Серебра… прозвище, но без упоминания Рода.
— Изгнанница?
— Моим предком был Шаелран Ильрасиль, побратим вечного супруга Вашей Госпожи, того, чье имя у нас проклято и предано забвению. Все говорят — он изменник и предатель. Нас, его потомков, изгнали прочь, а половину убили. Но мы помним истину, — нежный голосок вдруг налился ядом ненависти, потяжелел взгляд лучистых глаз, — наш предок был одним из трех, кто не запятнал свою честь, спасая супруга Смерти.