Дракон из Трокадеро
Шрифт:
«Какой же я дурак, надо было просмотреть номера “Паспарту” за 99-й год. Если я пойду туда еще раз, этот педант Рено Клюзель может что-то заподозрить. Нужно попытать счастья в других редакциях. Это отнимет уйму времени, хотя гарантий, что я найду интересующую нас заметку, нет никаких. Вот черт! Тяжелый случай».
На бульваре Дидро Жозеф остановился, перевесил поклажу на другое плечо и спустился к Лионскому вокзалу в поисках стоянки фиакров на улице Шалон.
На краю тротуара какой-то мальчишка в жандармской пилотке, сделанной из газеты, соорудил бумажный кораблик, пустил его плыть по канаве и шел за ним до тех пор, пока тот не потерпел кораблекрушение
«Да!» – подумал Жозеф, не сводя глаз с головного убора парня.
Его пульс забился быстрее. «Да! Бишонье!» Пиньо зашагал по улице Шалиньи, затем, между больницей Сент-Антуан и казармой Рейи, свернул на узкую улочку и оказался перед вывеской:
– Марсуэн [106] ! – заорал он толстому парню, который был занят тем, что сваливал газеты на повозки, стоявшие у двери в подсобку. – Эй, Марсель!
106
Марсуэн (фр. marsouin) – морская свинка.
Тот поднял голову, распахнул объятия и бросился навстречу гостю.
– Жозеф! Ты? Ах, мой дорогой Пинюф [107] , я чертовски рад тебя видеть!
Марсуэн, Пинюф – этими прозвищами они называли друг друга в те времена, когда бегали по улицам столицы в коротеньких штанишках и выкрикивали заголовки первых страниц газет.
Марсель Бишонье – косая сажень в плечах и чуть косоглазый – с такой силой прижал Жозефа к своей могучей груди, что тот попросил пощады.
107
Игра слов: французское слово «pignouf», созвучное с фамилией Пиньо, переводится как «хам, грубиян, свинья».
– Дай мне хотя бы снять сумку с поклажей.
– Мой старый Пинюф! Мы не виделись с тобой уже больше двух лет.
– Мог бы и зайти к нам в лавку.
– Да заходил я. И даже виделся с твоим партнером, японцем, который сказал мне, что где-то пропадать для тебя – обычное дело. Что привело тебя ко мне?
– Я покупал неподалеку книги. Пришел поинтересоваться, как поживает твое семейство. Я получил твою открытку, извещающую о рождении наследника. Значит, теперь у вас уже четверо?
– Да, причем одни мальчишки. Когда-нибудь они придут мне на смену. Я расширил дело, и теперь у меня восемь работников.
– Как поживает супруга?
– Каролина с детьми в деревне. Я отправил их к бабушке с дедушкой, а то в Париже в такую жару жить невозможно. Может, пропустим по стаканчику?
– Давай, но только лимонад. Запах у тебя, как всегда, еще тот.
– Это хлорка, она используется для отбеливания бумажной кашицы перед ее окрашиванием. Я привык! Сейчас меня завалили заказами на изготовление зонтиков от солнца. Да здравствует Выставка! Да здравствует зной! У меня были проблемы с водоснабжением, но сейчас все устроилось.
– Ты по-прежнему выкупаешь нераспроданные газеты?
– Надо думать! Ведь они – мое сырье.
– Может, тогда выручишь меня? После рождения Артура я больше не храню дома подшивки газет, а мне нужна одна статья, опубликованная в прошлом году.
– Что конкретно ты ищешь? Ежедневное издание, еженедельник, ежемесячник? Нужно спросить у папаши Теофиля, он сортирует их в зависимости от размера и текстуры и способен выследить даже букашку на кукурузном поле. Я пока подожду своих рассыльных, они вот-вот должны вернуться с улицы Круассан, а потом мы с тобой промочим горло. Давай, старина Пинюф!
– Давай, старина Марсуэн!
Папаша Теофиль, еще крепкий, но уже седовласый малый, повел его по хитросплетениям лабиринта, состоявшего из бумажного хлама, вышедшего из-под печатного станка.
Там были разрозненные номера «Иллюстрасьон», «Пети Журналь», «Монд иллюстре», «Голуа», «Матен», «Сьекль», «Фигаро» – сотни и сотни публикаций.
Папаша Теофиль почесал затылок.
– Номера за 99-й год должны находиться в глубине, наверху вон тех стопок. Возьмите лестницу. Я, со своим позвоночником, который гремит, как кастаньеты, ею больше не пользуюсь. Собираете материалы для ваших романов? Они потрясающи, больше всего мне нравится «Кубок с острова Туле», я читал его целых три раза. Ну хорошо, я вас покидаю, хочу немного перекусить, пока жара не стала удушливой.
Жозеф посмотрел на бумажные завалы, сбросил пиджак, поднялся по лестнице и мужественно взялся за работу.
Успехи Жозефа были поистине блестящи. Он смотрел на Виктора, который читал вслух статью в «Тан», опубликованную 16 мая 1899 года под заголовком:
…«Комодо» перевозил груз ценных пород дерева, слоновых бивней, сахара. И хотя премия, полученная Энтони Форестером, капитаном «Эсмеральды», составляет не более одной пятой стоимости «Комодо» и его груза, она все же представляет собой весьма внушительную сумму. Экипаж «Комодо» состоял из капитана Дункана Кэмерона, его старшего помощника Брэда Бейкера, боцмана Мэтью Уолтера, в чьем подчинении была палубная команда…
Виктор осекся на полуслове.
– Боцман? Мэтью Уолтер. Вот черт! Этот боцман был убит здесь, в Париже! А раз так, Жозеф, то Кэндзи ничего не угрожает!
– Тоже мне, открыли Америку! Вы меня утешили, если Мэтью Уолтер и боцман – одно и то же лицо, можно перевести дух… Продолжайте.
…боцмана Мэтью Уолтера, в чьем подчинении была палубная команда, пяти матросов и кока азиатского происхождения, чьи имена нам не сообщили. Поиски этих людей успеха не принесли. Можно почти с полной уверенностью сказать, что их поглотили волны Атлантического океана.
– Вам бы надо взглянуть на письмо, которое Даглан нашел в позаимствованном у Энтони Форестера бумажнике, – развязно предложил Жозеф, – потому как сюрпризы еще не закончились.
Виктор повиновался.
Кок Исаму теперь плывет по реке Стикс в компании с Лакуто. У его хозяина, японца, обнаруженного в книжной лавке «Эльзевир» на улице Сен-Пер, ничего не найдено. Безотлагательно узнайте, живет ли он по указанному адресу. Боцман займется им и уберет как нежелательного свидетеля. Увидимся вечером, ровно в шесть часов в месте, где хранится урожай. Не опаздывайте.