Дракон выбирает судьбу
Шрифт:
Клайв как обычно сидел в гостиной на первом этаже – его рабочий день начинался в шесть утра, но сегодня помощник пришел в половине шестого. Гилберт спустился к нему, отметил, что парень необычно бледен, и приказал:
– Рассказывайте.
– Все спокойно, – ответил Клайв. – Максимилиана Шелла вчера вечером привезли в тюрьму святого Антония. Сегодня первое слушание и психиатрическое освидетельствование.
Тюрьма святого Антония была легендарным местом, которое славилось суровостью содержания заключенных, но Гилберт не сомневался, что Стивен уже сегодня добьется
– Народ разошелся с улиц, – продолжал Клайв. – Какие-то особо упорные всю ночь проторчали у святого Антония, но сейчас тоже расходятся. Из офиса Сальцхоффа пришла информация, что сегодня он будет выступать. По всей вероятности, расскажет о своем ранении и том, что собирается баллотироваться в президенты.
Гилберт кивнул и заметил:
– Вам бы отдохнуть, Клайв. Вы бледны.
Помощник едва заметно нахмурился, словно не до конца понял, о чем ему сказали.
– Да, – ответил он. – Да, спасибо. Фро Сомерсет, не сочтите мой вопрос вторжением в вашу личную жизнь, но это правда? То, что вчера вы вступили в брак с человеческой женщиной?
Гилберт улыбнулся. Быстро же расходятся новости в столице, впрочем, кто бы в этом сомневался. Сейчас все драконы, мягко говоря, возмущены. Младшая дочь фра Вивьен рвет и мечет вместе с матушкой – Гилберт не давал им повода, но они решили, что смогут с ним породниться.
– Да, – ответил он, – это правда, но я не собираюсь писать об этом в “Ярмарке тщеславия”.
– Напрасно, – нахмурился Клайв. – Это очень бы вам помогло, когда все начнется.
– Начнется что? – этот разговор не нравился Гилберту. Он уходил в какую-то опасную сторону – на мгновение Гилберту почудилось, что он бредет по болоту, вязнет в бурой жиже.
– Когда фро Сальцхофф станет президентом, – ответил Клайв, словно досадуя на недогадливость начальника, – начнется совсем другая жизнь. И то, что вы, дракон, но с людьми, сыграет вам на руку. Очень сильно сыграет.
“Он так бледен потому, что впервые говорит со мной не как со своим боссом, а как с таким же человеком, – подумал Гилберт. – И ему от этого страшно”.
– И напрасно вы так сказали про “Ярмарку тщеславия”, – продолжал Клайв. – Об этом надо написать во всех газетах и журналах. Это огромный шаг для всех нас.
“Маленький шажок для дракона, но огромный шаг для мира”, – мысленно усмехнулся Гилберт.
– Тогда драконы меня сегодня же разорвут, – ответил он. Клайв только рукой махнул.
– Сколько драконов читает газеты? И сколько людей? Вам нечего бояться, что спонсоры от вас отвернутся, вы сам себе спонсор, – Гилберт подумал, что парень обнаглел от радости. – Но если вы покажете миру, что любовь имеет значение, а не ваша суть, то… – он осекся, словно понял, сколько всего уже наговорил боссу. Сумеет ли сохранить работу после этого?
“Сумеет, – подумал Гилберт. – Он прав. Все это время акции росли и сейчас не упадут”.
– Что с расписанием? – спросил он. – Выкроим четверть часа для Фрейи Смит?
Фрейя Смит была легендой профессии – ее статьи
– Конечно. По такому поводу она к вам в любое время дня и ночи прибежит, – ответил Клайв, и Гилберт услышал, как открывается дверь.
– Нет, ты меня пропустишь! – голос Сибиллы был переполнен льдом. – Я хочу посмотреть ему в глаза!
Да, новости разносятся быстро. Гилберт обернулся – Сибилла, которая ворвалась в его дом, выглядела яростной фурией, какой-то богиней мщения за поруганную девичью честь. На мгновение Гилберту даже показалось, что на ней дымится одежда, а над головой кружат искры.
Ему сделалось холодно – и тотчас же бросило в жар.
– Я не могу понять только одно, Гил, – сказала Сибилла свистящим шепотом, и свет, который сейчас ее наполнял, был нестерпим для драконьего глаза. – Ты все равно женился на человеческой женщине. Не на какой-нибудь драконьей принцесске из приличной семьи. Я не понимаю, Гил, почему не я.
Гилберту захотелось рассмеяться. Почему не Сибилла – и правда, почему?
– Потому, что я тебя не люблю и никогда не любил, – устало ответил он. День начинался со скандала, продолжится новыми сварами и склоками, и надо было как-то выстоять в нем. – Потому что ты лезла ко мне в постель с упорством, достойным лучшего применения. И потому, что ты мне лжешь и…
Он внезапно ощутил дуновение огня – далекое, едва различимое. Язык пламени поднялся, упал – огненная суть Гилберта потянулась к нему и отпрянула, не узнав.
Отец говорил, что все драконы чувствуют свое дитя – между ними протягивается огненная нить, которая разорвется, только если умрет один из них. Нить была – Гилберт видел ее, тонкую и золотую среди мрака, но она уходила не к нему, а куда-то дальше. Он просто видел, что она была, вот и все.
Гилберт неожиданно понял, что покрыт потом с ног до головы, словно его окатили водой из ведра. Облегчение было настолько глубоким, что он с трудом держался на ногах. В Сибилле был огонь, она действительно носила драконье дитя – да, окучивая Гилберта, она могла спать с каким-то другим драконом, но Сомерсет был для нее куском полакомее. Должно быть, Гилберт изменился в лице, потому что Сибилла торжествующе вскинула голову и припечатала:
– Ты чувствуешь. Ты чувствуешь его, Гил, и не говори мне, что это не так. Не смей мне лгать.
– Клайв, помогите фрин Бувье найти выход, – прозвучал в гостиной новый голос. Джемма уже успела привести себя в порядок, надеть то платье в котором вчера была в церкви, и Гилберт смотрел на нее и видел настоящую хозяйку своего дома. Единственную настоящую женщину в своей жизни. От нее тоже шел свет, и Сибилла вдруг осеклась, сделала шаг назад.
– Как ты будешь жить, зная, что он бросил своего ребенка? – спросила Сибилла, глядя в глаза Джемме, и ее взгляд был похож на пощечину. Гилберт машинально отметил, что зазвонил телефон – кто бы это в такую рань? Клайв ответил на звонок.