Дракон выбирает судьбу
Шрифт:
Гуляющих было много, и их сразу же узнали. Джемма подумала было, что прогулка закончится, не начавшись, когда превратится в импровизированный митинг, но Андреа пожал несколько рук, улыбнулся, кому-то оставил автограф на билете, и на этом все кончилось. Они свернули на неприметную тропинку рядом со стендом “Только для персонала! Особо охраняемые растения” и побрели среди аккуратно подстриженных высоких кустов живой изгороди.
– Собственно говоря, он тебе не соврал, – негромко сказал Андреа, когда людские голоса окончательно остались позади, и Джемме стало казаться, что они рухнули куда-то далеко
Они опустились на скамью возле неработающего фонтана. Из центра мраморной чащи поднималась каменная нимфа с маленькой арфой в руках, на ее плече сидела золотохвостая птица, и Джемме вдруг сделалось спокойно и очень легко.
– Тебе бы следовало говорить иначе, – вздохнула она. – Ты бы должен сказать, что да, наверняка Сибилла Бувье ждет ребенка, а Гилберт не пропустил ни одной юбки в Марнабере и окрестностях.
– Я не буду тебе лгать просто потому, что ты мне нравишься. Потому что я хочу тебя у него забрать, – признался Андреа, – Да, фро Сомерсет дает мне повод. Просто в руки кладет. Но врать бессмысленно. И неправильно. Я не знаю, на что рассчитывает Сибилла Бувье, когда идет к нему с этой чушью. Что дракон сам себя не знает.
– На то, что я все услышу и уйду, – вздохнула Джемма. Птичка вспорхнула с плеча нимфы и была такова. Мир медленно погружался в изумрудные сумерки.
Андреа понимающе кивнул. Сейчас, с растрепанными волосами и пробивающейся щетиной, он был похож не на самого себя, а на кого-то из античных героев. Снять с него пиджак, который привез Семеониди взамен сгоревшего, завернуть в львиную шкуру, и получится настоящий Геркулас, полубог, защитник людей.
– Ты похож на Геркуласа, – вдруг сказала Джемма. – У него тоже были светлые волосы…
– Там недалеко от входа есть его статуя. Элиас привез с юга, выкупил у кого-то из коллекционеров, – Андреа говорил по-светски непринужденно, но было видно, что ему понравилось сравнение с мифическим борцом за справедливость, который с древних времен был символом мужества и силы.
Где-то совсем рядом зазвенел женский смех. Мужчина что-то произнес, весело, но неразборчиво. Должно быть, парочка искала, где уединиться. Джемме вдруг сделалось так тоскливо, что рот наполнило горечью.
– Не в этом дело, – вздохнула она. – Вся беда в том, что он стал на меня воздействовать.
Андреа понимающе усмехнулся.
– Ну прости его на этот раз. Он хотел, чтобы ты его выслушала и не ушла.
– Он сказал, что вчера кто-то воздействовал уже на него, – в груди шевельнулось что-то похожее на подступающий плач – такой, каким плачут дети, рыдая со всей болью и тоской своего маленького мира.
Андреа даже рассмеялся.
– Кто может воздействовать на дракона? Покажи мне этого человека, я костьми лягу, но привлеку его в свою команду.
– Может, его чем-то опоили, – вздохнула Джемма. Андреа вдруг сделался очень серьезным – осторожно, словно боясь спугнуть или сломать, он взял Джемму за руку и сказал:
– Даже под гипнозом
“Я сейчас снова разревусь, – подумала Джемма. – Весь мой мир рухнул, все, за что я держалась, чтобы не умереть в браке с Игорем, рассыпалось. Я стою на развалинах”.
– Я не знаю, что делать дальше, – призналась она. Вечер плыл мимо, зеленый и золотой, подсвеченный лучами уходящего солнца, и Джемма никогда еще не чувствовала себя настолько одинокой, настолько хрупкой и маленькой.
– Моя рациональная часть советует: “Выброси его из головы, тем более, рядом есть другой человек, которому ты искренне нравишься”, – ответил Андреа. – А вот эмоциональная считает иначе: “Если ты его любишь, то поверь ему и прости”.
Некоторое время они сидели молча. Издалека донеслась музыка – играли классическую сонату Таркавини, нежную и легкую, похожую на переливы ручейка.
– А я говорю себе, что никогда нельзя отпускать того, кто тебе дорог, – произнес Андреа. – Что если ты хочешь быть с человеком, то борись за него. Сражайся. А это я и делаю всю жизнь.
Сумерки были похожи на свернувшуюся зеленую кровь. Лицо Андреа вдруг сделалось расплывчатым, темным и очень близким.
Когда он прикоснулся губами к ее губам, Джемма откликнулась на поцелуй.
***
– Да, у Сальцхоффа своя сеть, которая моментально реагирует на все, что происходит. Даже если сам он не принимает в этом участия. Эта журналистка сегодня выступает в прямом эфире, и не успевает она выйти из здания, как дороги уже перекрывают бастующие.
Гилберт угрюмо кивнул. Главы всех драконьих семей, которые собрались у старого Эттинера, выглядели даже не обеспокоенными или озадаченными – испуганными. Примерно такими же, какими они были, когда Северный Ястреб организовал транспортный протест, и люди отказались ездить в автобусах.
Это был не просто бунт людишек, которые слишком много возомнили о себе. Это старый мир качался на волнах и мог в любой момент уйти на глубину и не подняться. Гилберт это чувствовал – как и остальные драконы, которые сейчас сидели в большой гостиной в доме бывшего министра финансов.
– Марнабер. Все города-спутники. Сервский регион. Хольтмер и окрестности. Эта зараза расползается по всей стране. Пока полиция, медики и службы спасения не присоединились, но за этим дело не станет, – Эттиннер говорил относительно спокойно, и это придавало уверенности. – Я никогда не думал, что так скажу о людях, но, друзья, мы не должны впадать в грех самоутешения, чтобы не потерять все. Страну парализует, если мы не примем меры.
Папаша Шелл, который сидел чуть в стороне от остальных, выглядел не испуганным или рассерженным – он был похож на ожившего мертвеца, который пока не понял, что умер. Перед тем, как отправляться в башню старого дракона, Гилберт оценил сводки: вечерний выпуск “Ежедневного зеркала” расхватали прямо с машин-развозчиков прессы, до киосков он так и не дошел. Допечаток было пять. Акции дома Сомерсет должны были упасть, но они росли. Запись прямого эфира Падди Кейвиварна и Джеммы крутили в новостях, и ее несколько раз просмотрело все королевство.