Драконье царство
Шрифт:
Мы уже были в курсе.
— Конечно, ясно, что с Эборакумом все спокойно не будет. Но если бы мы сейчас стали разбираться с ним вплотную, дело вылилось бы в долговременную осаду, и нам бы ни за что не удалось так далеко продвинуться на север, как теперь. И разве у Эборакума нет ни шанса соблюсти договор? История не всегда повторяется. — Особенно, если это легенда. Гавейн и Галахад восприняли эту фразу так, как должны были. А остальные приняли как общее место. Что было, в общем-то, почти равноценно.
— Но если он все-таки нарушит договор?
— Тогда
Кей шумно выдохнул. Трудно сказать, то ли от восторга, при мысли о колдунах, то ли при некотором ином оттенке схожих чувств.
— И Кантиум пока, кажется, исполняет договор исправно? — уточнил он.
— Более чем, — подтвердил Галахад. — Похоже, им куда больше нравится иметь дело с известным злом, то есть с нами, чем с неизвестным, то есть с пришлецами, пусть даже и одной с ними крови, которым хотелось бы потеснить и их. — На самом деле, и это ненадолго. Настроения внутри Кантиума не могли быть столь же безмятежны. Какая-то часть населения не могла долго одобрять подобную политику, неважно, что там думала верхушка.
— Ну, это-то как раз зло более известное, — усмехнулся Гавейн. — Но менее приятное.
Галахад пожал плечами и с насмешливым сожалением прибавил:
— Пожалуй что. А старина Дубриций еще так радовался, благословляя ваше столкновение с Кольгримом. Похоже, Артур, он надеялся, что ты его уничтожишь.
— Дубриций? — переспросил я рассеянно.
— Ну да. Забыл? Архиепископ Карлионский. Он прочел такую проповедь, что впору было бы выступить в крестовый поход.
— Куда выступить? — не понял Кей.
— Это я так называю идею военного похода ради высшей духовной цели, во славу божью и на благо своей души, и так как речь идет о христианстве, то я и называю такой поход крестовым — из-за символа, — заумно пояснил Галахад.
На его месте я бы лучше помолчал, чем безответственно сыпать футуристическими терминами, впрочем, не приживаться же всем в пространство сказанным словам. Пока сами явления не накопятся и не потребуют для себя определенных слов. Впрочем, если и приживутся, не беда. Сущая мелочь среди всего прочего. И никто потом не помешает исследователям будущего приписать какие бы то ни было слова к любому удобному раннему или позднейшему периоду.
Кей призадумался.
— Стало быть, ты был в Карлионе, когда Дубриций так воодушевился? — заинтересованно переспросил Гавейн. — И многие его вообще слышали?
— Приличное количество писцов, чтобы внести эту речь в анналы, — серьезно ответил Галахад.
Мы рассмеялись. На этот раз Кей оказался полностью способен оценить шутку.
— Пожалуй, он считает себя сейчас обманутым.
— Ну, может ему еще и повезет, — дипломатично предположил я.
— Это будет уже потом. Не после его пламенной речи.
— Не страшно, писцы все запишут по-своему. А в жизни ничего не бывает вовремя.
— Как бы и он что-нибудь не выкинул не вовремя, — заметил Галахад, предупреждающе на нас поглядывая. — Иногда ему, должно быть, кажется, что ты нарочно над ним издеваешься.
— Не сгущай краски, — улыбнулся я. — Я знаю, что ты это любишь. Разве он единственный, над кем я издеваюсь? И в конце концов, если я и послан небесами, то не для него же лично.
Гавейн с усмешкой закатил глаза.
— О Господи, не могу я слушать эту ахинею…
— Не волнуйся, — смеясь заверил я. — Я тоже.
— Глори Аллилуйя, — сказал Галахад. — А как Леодегранс? По-прежнему никаких вестей?
— По-прежнему, — проворчал Гавейн, глядя вниз, на склоны.
Галахад кивнул.
— Я тоже попытался напасть на его след по дороге, так, мимоходом. Думаю, он просто уже мертв.
Я неопределенно пожал плечами.
— Просто пока никто из нас не может себе позволить поиски ради самих поисков. Да и кто сказал, что он пропал так уж бесследно? На самом деле, приходят иногда сообщения, что он побывал в том или ином селеньи, запасся продуктами, и снова исчез. Последний раз, правда, это было довольно давно, но мы же не обшарили пока все мелкие деревушки, где он мог бы побывать. Так что, как видишь, у нас сведений даже немного больше, чем совсем уж никаких. Но вот обстоятельства…
— Да… И все-таки удивительно, что у вас не было никаких проблем с проходом до самой Каледонии.
Гавейн поперхнулся вином. Кей и Гарет воззрились на Галахада как на инопланетянина. Великая вещь — интуиция.
— Ничего себе не было! — воскликнул я. — Хотя, конечно, если иметь в виду, что все это время с нами не было тебя — это истинная правда.
— Все познается в сравнении, — упрямо сказал Галахад.
Тут уж не поспоришь.
Мы прикончили запасы из корзинки, потом устроили хорошее сражение на мечах на радость Гарету, в ходе которого выяснилось, что у Галахада с рукой все более чем в порядке, а Гарет делает поразительные успехи, на страх любому, кто вздумал бы с ним потягаться.
— Давай, Гарет, давай! — подначивал Гавейн нападавшего на меня Гарета. — Помни, малыш — «остаться должен только один!»
— Плохому ты детей учишь! — укоризненно сказал я, выбивая у Гарета меч из руки. — Этак же и на земле никого не останется. Придется помирать от скуки. Так что не слушай всякие глупости, Гарет. Главное — не остаться одному, главное — просто остаться. И еще лучше, когда в хорошей компании. Верно?
— Верно! — восторженно завопил Гарет и с легким сердцем пошел подбирать меч.
Наконец пришло время сходить с небес на землю — в лагерь, расположенный ниже по склону.
— «В горах мое сердце, а сам я внизу…» — вздохнув, уныло пропел Галахад строчку из знаменитой песни Бернса, едва мы начали спускаться.
— Какое же это «внизу»? — возразил я. — Ты еще скажи: «Прощай, моя родина! Север — прощай!» Мы еще никуда не уходим. Ты вообще только что прибыл. И кстати, кому это из нас Север — родина?
— Мне! — тут же ответил Гавейн.
— И мне! — сказал Гарет.