Драконье царство
Шрифт:
— Здорово, — пробормотал я, споткнувшись обо что-то очень похожее на птичье гнездо, и вернулся обратно в чудом не придавленную палатку. Теперь у нее появилось даже дополнительное заграждение от ветра. Не больше чем через полминуты вернулись и все остальные. Кроме Пеллинора.
Я снова выглянул наружу, столкнулся с ним, потерянно стоявшим у самого входа под проливным дождем, ухватил за плечо и втянул внутрь.
— Так что стряслось?
— Упало дерево, — ответил Пеллинор.
— Это я видел.
— Это очень плохой знак.
— Упало бы ближе, было бы хуже.
— А зарок не исполнил я, — сказал Пеллинор.
— Понятно. Кого-то вовремя не убил.
— Было дело…
— А завтра дождь кончится.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю,
Каждый день интересоваться прогнозом погоды у леди Нимье в прямом эфире было бы извращением, но иногда-то можно. И то, что непогода бушевала не только над нами, мне было известно совершенно точно. То же творилось и на море, что беспокоило куда больше. Гавейн сообщил, что берега поблизости для стоянки не подходят, и решил отойти в море подальше, пережидая бурю, которая, по его словам, не превышала шести баллов. Но квалификация нашего доморощенного флота особенного оптимизма что-то не внушала. Кажется, у Гавейна была какая-то подспудная идея научить бриттов плавать по старому «доброму» принципу: зашвырнуть подальше в воду, а там — если захотят выплыть, то выплывут.
«Огни святого Эльма зажигались в грозовых тучах», — подумал Гавейн, хотя прекрасно знал, что это вовсе не огни святого Эльма, а просто рваные просветы, сюрреалистично флюоресцирующие в темных и тяжелых слоистых облаках, окутавших небеса, почти легшие на мокрые доски палуб и превратившие все вокруг в одну плотную мрачно и холодно-свинцовую хлябь без верха и низа и уж тем более, без прочих ориентиров. Было гнусно и викинговскую душу Гавейна тянуло на поэзию. «Средь молний бились бледные призраки, выныривающие из волн, что их поглотили, когда они еще не были призраками», — произнес он вслух, подлетая как на крыльях вместе с носом своего корабля, заглушаемый шумом волн. «И каждый парус, каждый волос на голове напряженно пел, соединяясь с гигантской гальванической батареей грозы». На самом деле паруса давно были убраны, только их еще не хватало, но разве и убранные они не шумели, когда по ним хлестал дождь? «Звенели мачты и ревели струи. Но…» Все это захватывало только наполовину, с той отстраненностью, когда человек может взирать с божественным презрением на все «бездны, гибелью грозящие» и рассуждать о них так, будто они никак его не касаются. «…где-то в самой глубине сердца невидимая стрелка компаса продолжала уверенно указывать путь на Север. Туда, где холод и льды, и где нет ничего, кроме разума».
— Вот только мне — нужно на юг, — проговорил Гавейн совсем другим тоном. — Вот в чем загвоздка!
Понемногу «огни святого Эльма» стали сливаться в одно яркое сияние, небо начало светлеть.
— Ну и как тут не верить в изначальное бессмертие? — сам себя спросил вслух Гавейн.
Дождь прекратился уже к вечеру. Конечно, никто никуда уже не двинулся. Да толком было и незачем. К чему догонять Кольгрима, даже если он демонстративно направился в Камелот, если достаточно было отправиться в уже близкий Эборакум. Он, конечно, не мог этого не предвидеть. Но рассчитывал на то, что с одной стороны нас задержит достаточно сильный после очередного заморского вливания гарнизон, с другой на то, что и гарнизон-то этот будет атакован вяло и малой частью бриттов, так как большая часть сразу же понесется за ним вдогонку, с третьей, возможно, он думал, что возвращаться мы будем с меньшей скоростью. А вот и нет. Придется ему возвращаться.
На следующий день мы вышли к Эборакуму в полном составе. Насколько мне было известно, командовал гарнизоном мой старый знакомый Бальдульф. И под Эборакумом мы на некоторое время застряли. Кольгрима не пришлось ждать долго. Так же в полном составе он повернул назад и двинулся на нас грозным фронтом. Кстати, а может, так оно все и задумывалось им с самого начала, и он полагал, что нас заманивает? Вполне возможно.
Но зажать нас между собой и стенами Эборакума Кольгриму не удалось. Когда он достаточно приблизился, мы выдвинулись южнее, сам он при этом двинулся с восточной стороны в обход, и наши войска встретились возле места, называвшегося по какому-то старому преданию — холм Королевского камня.
Поблизости недавно высадился и флот Гавейна, не дошедший по ненадобности в Эборакум, осада с которого, после бомбардировок катапультами и нескольких стычек — только пресекающих вылазки, никаких решительных приступов и связанных с ними лишних потерь, — была полностью снята, не считая небольших наблюдательных отрядов, которым было приказано не вмешиваться, не ввязываться в бои, а спокойно отходить к нам, если из Эборакума выйдут какие-то части саксов. Конечно, можно было бы теоретически представить, что упомянутые части саксов отправятся безобразничать в какое-то другое место, но логики в этом не было бы никакой. Что им там, отрезанным от всех остальных, делать?
Небо низко нависло над холмом, небожители опустились поближе, то ли из любопытства, то ли собираясь принять побольше неофитов в свою компанию. Валькирии носились в воздухе с отчетливо слышимым свистом и шорохом, глядели цепкими глазами мудрых черных птиц, и нападали, вселяясь в шальные стрелы.
Хотя прямо сейчас, именно в этот момент стрел еще не было, кроме разве что вестовых. Было низкое серое небо, мелкий дождь, стылый дым от костров и угрюмое многолюдье, деловито ожидающее начала большой свалки для разминки. Подошли мы из Эборакума раньше, чем Кольгрим успел столкнуться с горсткой войск Гавейна, рассеяв их или вынудив ретироваться обратно в море, поэтому немедленных атак на заведомо слабейшего противника не произошло. Поскольку явной, бросающейся в глаза слабости ни за кем замечено не было.
Подошедший ранее Гавейн укрепился на вершине холма, заняв стратегически и тактически важную возвышенность. Кольгрим методично и размеренно топал в этом направлении, когда наша кавалерия, передвигавшаяся быстрее чем войско Кольгрима, большей частью состоящее из того, что точнее всего было бы назвать тяжелой пехотой, хотя подобные градации еще не вошли в обиход и четкий регламент, заняла склоны того же холма, соединившись с гавейновским морским десантом. Другие наши войска, более обремененные пехотой и инженерными частями, также как и саксы находились еще в пути.
Подошедшие ближе передовые части Кольгрима посмотрели на занятый холм косо и решили для верности подождать идущих следом. Пока к саксам прибывало пополнение, прибывало пополнение и к бриттам, и ответственный момент откладывался несколько раз. Между тем, дело было и за военной техникой. И та и другая сторона занялись сооружением на месте баллист, катапульт, переносных заграждений и прочих полезных вещей. Саксы в несколько меньшей степени, но только в несколько. Все полезные устройства, особенно разрушительного свойства, люди и народы всегда перенимают друг у друга довольно быстро. Бритты шустро переняли военные машины у римлян, саксы частью у них же, частью у тех же бриттов, и все били друг друга сходным оружием.
Да, прямо сейчас еще не били, но час этот был не за горами. С остальными частями медленно подходил Кей. Между войсками Кольгрима, в силу их большей однородности, разрыв был несколько меньшим. Значит, скоро последует нападение. А пока, помимо переносных заграждений, бритты сооружали дополнительные оборонительные земляные валы и копали рвы.
Когда день с некоторой натяжкой уже можно было назвать вечером, Кей все еще не подошел, зато саксы собрались вокруг похоже уже в полном или почти полном составе, и какое искушение было для Кольгрима покончить не только с Гавейном, но и с главным на данный момент для него раздражителем. По крайней мере, пришло мне от него недавно с вестовой стрелой веселенькое послание, что, мол, если я коварно покусился на Эборакум в его отсутствие, то мы еще посмотрим, из чьего черепа пора делать кубок. Эпичное замечание. Но не будем поминать, кто и что начал первым.