Драконье царство
Шрифт:
— Да пусть будут граждане, монарх не против, — заверил я и все засмеялись.
Линор нажала на пару кнопок внутри резного ларца, из которого лился флюоресцирующий свет, и закрыла крышку.
— Но кажется, нам и правда будет не до Веги…
— Но тайны, загадки! — воскликнул Гамлет, явно находящийся в романтическом настроении. — Ну а Денеб? Как, по-вашему, тоже монархия в последнем поколении? У королевы нет наследников, она никогда не вступала в брак, хотя это ведь не шестнадцатый век, супруг никак бы не мог покуситься на ее власть…
— А что пример Веги? — перебил я.
— А что пример Веги? — повторил Гамлет, но уже с другой интонацией, не ироничной, а именно вопросительной.
— Помнишь упорные слухи, что все дело было не в ее последнем правителе, а в воздействии на него как раз через брак? Помнишь королеву Лорелей?
— «Прекрасная дама без пощады…» — не удержавшись процитировал Олаф и улыбнулся.
— Именно.
— Слухи, — пожал плечами Фризиан, и недоверчиво отпив разбавленное вино из чаши, отставил ее в сторону. — А может, и нет. Но без слухов ведь никогда не обойдется, что бы там ни было. Похороним информацию в дезинформации — и никто там уже не откопает истины.
— Мы можем, — заметила Антея.
— Неэтично! — жалобно заметил Фризиан. Антея покачала головой и возмущенно закатила глаза, усмехнувшись.
— Все всегда возможно, — отмахнулся я. — Может быть у нее паранойя. Я примерно представляю себе, как это бывает. Почти коллеги, как никак. — Все снова засмеялись. А потом замолчали.
— А что с браком? — спросил Гамлет после некоторой паузы.
— Вот теперь он, кажется, стал фиктивным, — ответил я. Не разбирая, о чем он спрашивал.
Гамлет кивнул, не комментируя.
— А на Веге? — спросил Олаф.
— Ну, ты же все знаешь. Всегда может найтись кто-то со стороны и повлиять на что угодно.
— И поэтому королева Денеба собирается стать последней королевой? Сознательно?
— Может быть.
— Но есть же у нее какие-то другие родственники.
— Есть, конечно.
— Тогда какие могут быть проблемы? И между прочим, если подумать, зачем ей брак? По традиции? В любой момент ее могут официально клонировать, с любыми заданными модификациями. Надо же, наконец, идти в ногу со временем. Подумаешь — что прежде этого не делалось.
— Проблемы только в законе.
— То есть?
— Все зависит от завещания. А известно, что оно существует, но никто не знает его содержания.
— Ну, при желании, разве это может что-то значить?
— Но желаний-то много.
— А. В некотором смысле, понимаю… Это все легенда о денебских принцах?
— М? — вопросил Гамлет.
— Которых унес медведь! — вставил Фризиан. — Это только слух, что на самом деле, наследники у королевы есть. И они указаны в завещании. Это же общеизвестно.
— Ну да, — разочарованно протянул Гамлет. — Желтая пресса… Кстати, мне нравится идея с клонированием. Просто и элегантно. И без проблем.
— А при чем была желтая пресса? — не понял Фризиан.
— Ей такое нравится. Всякие тайны и заговоры. Я вообще не думаю, что это правда. Скорее, просто отговорка — шутка для прессы. А она уж — пусть думает, что хочет и ищет, где хочет. Пусть хоть обыщется. Отличная брошенная кость. Столько всего напридумывать можно, а в это время как в анекдоте: «на чердак, и работать, работать, работать!» Я слышал двадцать пять разных версий на этот счет.
— Ого! — воскликнула Антея, смеясь, — ты что, еще и следил за ними и считал?
— А почему нет? Легенды и мифы современности — это так забавно. И очень умиляет — люди совсем не меняются! Что три тысячи лет назад, что пять тысяч, что столько же вперед…
— Ну, насчет вперед говорить трудно, тут ты погорячился, — уточнил Олаф.
— Дедуктивное прогнозирование, — сказал Фризиан. — Раз все время так было, так и будет дальше — от общего принципа — к частному предположению. Люди не меняются.
— А люди там будут?
— Ты меня спрашиваешь? Да, будут. Попробуй, опровергни.
— «Тысячеликие герои» всегда в строю. — Олаф зевнул. — Как-то сразу даже скучно стало. Колупаешься, колупаешься, а все равно все одно и то же.
— Именно поэтому меняются только участники и зрители, а не действо. Зато постоянно, — обнадежил я.
— Прекратите, — проворчал Гамлет. — От вас уже морская болезнь!
— Ути-пути, — усмехнулся Фризиан. — А ты родом деятельности случайно не ошибся? У нас тут всегда морская болезнь и попытки представить себе вечность, да еще вариативную — по вертикали, по горизонтали, и, наверное, под всеми углами. А шкалу координат мы позовем нарисовать Эшера. А потом приведем ее в динамическое состояние!
— И все равно все будет то же самое, — меланхолично проворчал Олаф.
— Все относительно! — дипломатично заметил Фризиан. — И да, и нет.
— Есть только материя и антиматерия… — пробормотала отрешенно Антея, глядя куда-то в пространство, как будто одновременно вообще не слушала.
— К чему это мы? — спросила Линор.
— К тому, что когда мы вернемся, — сказал Олаф, — мы вернемся туда же, откуда отбыли, только предположительно. Вот только у нас будет зазор во времени, и мы вернемся несколько позже, а раз мы вернемся несколько позже, значит, мы вернемся уже все равно «в другую реальность».
— Не будет иметь значения, — уныло напомнила Антея.
— Почему?
— Потому что «зазор» будет соответствовать всего лишь пропущенному времени. Сколько можно повторять? У нас же тут не мистика какая-то, в конце концов.
— Нет, — сказал Олаф. — Просто знаешь, мы же тут все не переменные в формулах, а все-таки живые люди. Как бы. И для нас все зазоры могут иметь значение.
— Но жизни свойственно самовосстановление, — оптимистично заметил я. — И в этом смысле, «зазор» даже может «зажить».