Драконы Вавилона
Шрифт:
Это было мелкое колдовство, знакомое каждому деревенскому мальчишке. Ты подходил к спящему товарищу и осторожно, чтобы не разбудить, совал его руку в посудину с теплой водой. И тут же, без задержки некие хитрые магические принципы заставляли бедного дружка обмочиться. Капля слюны могла прекрасно заменить воду. Сосредоточив на ней все свои мысли, Вилл пробормотал среди потока ласковых слов одно из так любимых его тетей симпатических заклинаний — то, в котором мочегонное действие сочеталось со слабительным.
С раскатистым, удивительно громким для такой крохи звуком выпускные шлюзы девочкиного тела открылись, и по ногам ее неожиданно хлынули вонючие потоки мочи и жидкого кала.
— Ой! — закричала она
Ее похитители скривились от отвращения и подались назад.
— Фу! — сказал один из палочников и замахал у себя под носом длинной костлявой ладонью; его напарник уже опрометью бежал к дороге.
— Вы уж простите нас, — смущенно улыбнулся Вилл. — У нее такое давно, и мы никак не можем справиться с этой бедой… — Девочка попыталась пнуть его, однако Вилл ловко увернулся. — Она не очень умеет управлять своим телом.
— Ой!
На прежнем месте остался только лубин. Он выставил вперед кургузый указательный палец, а большой палец поднял вверх, словно держал в руке пистолет, и ткнул воображаемым оружием в сторону Вилла.
— Других ты, может, и одурачил, но только не меня. Перейдешь еще раз дорогу Салигосу — пеняй на себя.
Он окинул Вилла тяжелым неприязненным, взглядом, повернулся и затрусил, не оборачиваясь, прочь.
— Посмотри, что ты со мною сделал! — возмущенно сказала девочка, когда Салигос окончательно исчез из виду. Она с отвращением дернула себя за краешек платья, мокрого, вонючего и грязно-бурого.
— Зато это спасло тебя от серьезной неприятности, или ты будешь спорить? — широко улыбнулся Вилл. — Спасло нас обоих от серьезной неприятности… Там, в лесу, — он махнул рукой, — течет ручеек. Пошли, и мы быстренько тебя отмоем.
Осторожно придерживая девочку подальше от себя, он повел ее в лес.
Девочку звали Эсме. Пока она отмывала себя в ручье, Вилл чуть спустился вниз по течению с ворохом ее одежек; он усердно тер, полоскал и выкручивал несчастные тряпицы, пока не избавил их от гнусного коричневого цвета. Затем разложил их сохнуть на ближайших кустах. К этому времени Эсме уже закончила свое купание и как была, голая и мокрая, присела на берегу ручья, подобрала какой-то сучок и принялась увлеченно рисовать на мокром песке. Чтобы подсушить малолетнюю дуреху, Вилл развязал рюкзак и обернул ее своим одеялом.
Придерживая на себе одеяло, словно это была королевская мантия, Эсме отломила стебель рогоза, хлестнула им Вилла по плечам и торжественно возгласила:
— Дарованной мне свыше властью я посвящаю тебя в рыцари! Восстань, сэр Герой Бобово-Злаковых Ристалищ.
Кто угодно другой был бы очарован, но на Вилла вдруг вновь опустилась знакомая черная ярость, и он мог думать только о том, как бы сбыть эту Эсме с рук. У него ведь не было ровно ничего, в том числе и перспектив. Странствуя налегке — а как иначе мог он странствовать? — он не решался, да и не имел никакого права, взвалить на себя ответственность за ребенка.
— Откуда ты взялась?
Эсме равнодушно пожала плечами.
— Сколько времени ты идешь по этой дороге?
— Я не помню.
— Где твои родители? Как их звать?
— Не знаю.
— Но у тебя же есть какие-то родители? Есть ведь?
— Не знаю.
— Не слишком ты много знаешь. Или как тебе кажется?
— Я знаю, как отскребывать дочиста пол, испечь пирог из батата, делать мыло из животного жира и щелока и свечки — из льняного шнура и пчелиного воска, как чистить скребницей лошадь, как стричь баранов, как налаживать карбюратор и как надраивать сапоги до зеркального блеска. А еще… — Она отпустила края одеяла, невольно выставив на обозрение свою левую плоскую, едва завязавшуюся грудь, и приняла горделивую позу. — На мое сладостное пение слетаются завороженные птицы.
— Только сейчас не нужно, пожалуйста! — расхохотался Вилл. И тут же тяжело вздохнул. — Вот же свалилась на мою несчастную голову. Ну что ж, никуда мне от тебя не деться — в ближайшее, во всяком случае, время. Когда твои одежки подсохнут, мы сходим выше по течению, и я научу тебя ловить форель руками. Это будет совсем не лишней прибавкой к твоим прочим многочисленным умениям.
Наступали чьи-то там войска, и ни одно сколько-нибудь разумное существо не задерживалось в зоне военных действий ни на одну лишнюю минуту. А вот они задержались. К тому времени, как село солнце, они поймали пару форелей, насобирали грибов и накопали съедобных корней более чем достаточно для хорошего ужина и устроили на лесной опушке нечто вроде походного лагеря. Подобно большинству феев, Вилл не мог похвастаться особой чистокровностью, но в его жилах текла солидная доля крови лесных эльфов, и если бы не эта война, он с превеликим удовольствием прожил бы здесь как угодно долго. Сейчас же он устроил для Эсме гнездышко из лапника и снова завернул ее в свое одеяло. Эсме потребовала, чтобы он спел ей песню, затем рассказал сказку, затем еще одну сказку, а затем — спел колыбельную. Мало-помалу глаза у нее начали слипаться, она сладко зевала и как-то почти незаметно ускользнула в просторы сна.
Эта девочка приводила Вилла в полное недоумение. Она вела себя так, словно провела в лесу, в таком вот лагере, всю свою жизнь. Можно было ожидать, что после всех дневных треволнений она будет упорно бороться со сном, а заснув — тут же с криком просыпаться от кошмарных сновидений. Но вот тебе пожалуйста, прекрасно уснула и сопит себе в две дырочки, ничего не боясь.
Со смутным подозрением, что его нагло использовали, Вилл завернулся в свою ветровку и почти мгновенно уснул. Несколькими часами спустя — хотя, возможно, это были минуты — его вырвал из беспокойного сна какой-то громкий, настойчивый звук, оказавшийся ревом реактивных двигателей. Вилл открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как пролетает звено драконов. Набирая высоту на форсаже, крылатые чудовища чертили в ночном небе тонкие огненные линии, постепенно уменьшались, улетая на запад, а потом и совсем исчезли за горизонтом. Он сунул левую руку в рот и стал кусать кожу между большим и указательным пальцами, пока не почувствовал вкус крови. И как же он когда-то восхищался этими кошмарными машинами! И даже, в невинности юного сердца, любил их и мечтал, как будет когда-нибудь управлять одной из них. А теперь от одного их вида его начинало тошнить.
Он встал, с кислой завистью отметил, что Эсме как спала, так и спит, и подкинул в огонь несколько толстых дровин. Сегодня уж точно не уснуть, так что главное теперь — не продрогнуть в ожидании восхода.
Так вот и вышло, что он не спал, когда по луной освещенному полю проскакал отряд кентавров, туманно-серых, как призраки, и молчаливых, как олени. При виде горящего костерка передний сделал рукою знак, трое из них отделились и поскакали в сторону Вилла. Вилл встал им навстречу.
Дробно грохоча копытами и разбрасывая ими же комья земли, кентавры, вернее, кентаврихи осадили сами себя.
— Это какой-то гражданский, сардж, — хрипло сказала одна из них; на кентаврихах были красные мундиры с узкими золотыми кантами и такие же кивера. — Веселенький лопоухий придурок выволок сюда свою долбаную жопу на трижды долбаный пикник. Видимо.
— Так он что, даже не знает про эту, гори она огнем, войну?
— Видимо, нет. Ты знаешь, что Сыны Огня выступили в поход? — спросила кентавриха у Вилла.
— Я не имею представления, о чем это вы говорите. — Голос Вилла предательски подрагивал. — Ни даже о том, на чьей вы стороне, — добавил он, собрав все остатки своей храбрости.