Драконы весеннего рассвета
Шрифт:
— Неужели что-то с отцом?.. — испугалась Лорана. — Скажи, ты… Что-нибудь слышал?..
— Нет, о нашем народе у меня никаких сведений нет, — отвечал Гилтанас. — Я уже рассказал тебе все, что знаю — они объединились с людьми и вместе бьют драконидов на Санкристе и на Эрготе…
— А все благодаря Эльхане, — пробормотала Лорана. — Она сумела убедить их, что эльфы не могут более жить сами по себе, отвернувшись от мира. Она убедила даже Портиоса…
— Насколько мне известно, она убедила его не только в этом, — не глядя на сестру, проговорил Гилтанас. Взяв кусочек пергамента, он принялся ковырять его острым концом пера.
— Ходят
— Ее сердце похоронено в Башне Верховного Жреца, вместе со Стурмом, — вздохнул Гилтанас.
— Откуда ты знаешь?.. — изумилась Лорана.
— Я видел их в Тарсисе, — сказал Гилтанас. — Я видел его лицо. И ее. И о Камне-Звезде я тоже все знал. Но Стурм явно хотел сохранить свою тайну, и я не стал выдавать его… Какой все-таки человек! — с чувством добавил молодой эльф. — Я горжусь тем, что мне выпала честь с ним познакомиться… Мог ли я думать, сестра, что однажды скажу такое о человеке?..
Лорана сглотнула и быстро провела рукой по глазам.
— И все-таки, — сказала она погодя, — ты ко мне не с этим пришел.
— Верно, — ответил Гилтанас. — Хотя, в общем, все связано… — Он помолчал какое-то время, собираясь с мыслями. Потом тихо проговорил: — Вот что, Лорана… Там, в Оплоте, случилось кое-что, о чем я Астинусу не сказал. Одно твое слово — и я никому никогда…
— Зачем же тогда… Ты хочешь поведать это мне?.. — спросила Лорана. Рука ее задрожала, и она отложила перо.
Гилтанас, казалось, не слышал. Застывшими глазами смотрел он на карту.
— Когда мы… Совершали свой побег из Оплота, нам пришлось пробираться через дворец Повелителя Ариакаса. Прости, но подробностей я даже тебе открыть не могу, ибо это подвергло бы опасности ту, что и поныне остается там и помогает выжить другим… Так вот, однажды вечером мы прятались там, готовясь бежать, и нечаянно подслушали разговор Ариакаса с одним из Повелителей, состоящих у него под началом. Это была женщина, Лорана! — Гилтанас наконец поднял глаза. — Женщина по имени Китиара…
Лорана ничего не ответила. Она сидела с белым лицом, и даже в огромных глазах не было жизни.
Гилтанас тяжело вздохнул, потом наклонился к сестре и накрыл ее руку своей. Ее рука была мертвенно-холодна. Он понял: Лоране уже было известно то, о чем он собирался ей рассказать.
— И тогда я вспомнил наш с тобой разговор перед уходом из Квалинести, — все-таки проговорил он. — Эта человеческая женщина, которую полюбил Танис… Китиара, сестра Рейстлина и Карамона… Я вспомнил рассказы братьев — и, действительно, это была она. Собственно, я смог бы узнать ее и в лицо — она очень похожа на близнецов, особенно на Рейстлина. Она… Она говорила о Танисе, Лорана… — Гилтанас замолчал, не уверенный, стоит ли продолжать. Лорана не двигалась, лицо ее было вырезано из безжизненного льда. — Прости, что я причиняю тебе боль, но тебе, по-моему, следует знать, — сказал он наконец. — Китиара смеялась, рассказывая о нем Ариакасу. Она говорила… — Тут молодой эльф залился краской, — … Я не могу повторить, что она говорила. Но у меня не осталось никакого сомнения, что они… Были близки. Она выразилась…
— Хватит, — мертвым голосом выговорила Лорана.
— Прости меня, — Гилтанас стиснул ее руку, на лице его была скорбь. — Я знаю, как ты его любишь. Теперь я понимаю, как это — любить кого-нибудь так сильно… — Он закрыл глаза и опустил голову. — И я знаю, как это, когда такую любовь предают…
— Ступай, Гилтанас, — прошептала Лорана.
Он погладил ее руку, тихо вышел из комнаты и притворил за собой дверь.
Лорана долго сидела неподвижно… Потом крепко сжала губы, обмакнула перо в чернила — и принялась писать с того самого места, на котором ее прервал брат.
9. ПОБЕДА
— Давай-ка я тебя подсажу! — с готовностью предложил Тас.
— Еще не хва… Да погоди же ты!.. — завопил Флинт. Но это ему не помогло. Напористый кендер уже ухватил его за ногу и «подсадил» друга так, что тот врезался головой прямо в твердое, мускулистое плечо молодого бронзового дракона. Отчаянно взмахнув руками. Флинт успел ухватиться за сбрую, свисавшую с шеи дракона, и повис на ней, медленно вращаясь над землей, точно мешок на крюке.
— Ну и чем ты там занят? — глядя на него снизу вверх, негодующе спросил Тас. — Нашел время на качелях качаться. Дай-ка я тебя…
— Отвяжись! — рявкнул Флинт и лягнул его, не давая снова ухватить себя за ногу. — Отстань, говорю!
— Ну и ладно, ну и лезь сам, если больно охота, — обиделся Тассельхоф. И отошел в сторонку.
Гном свалился наземь, тяжело отдуваясь. Лицо его было багрово.
— А вот и влезу! — зарычал он на кендера. — И уж без тебя-то как-нибудь обойдусь!
— Ну так шевелись побыстрее, — посоветовал Тас. — Все, кроме нас, уже сидят верхом!
Гном оглянулся на громадного бронзового дракона и упрямо скрестил руки на груди.
— Сейчас подумаем, с какой стороны подойти к делу, — заявил он.
— Давай, давай. Флинт! — умирал от нетерпения Тас. — Не тяни время! Слушай, мы же будем летать! — И тут его осенило: — А может, ты останешься? Я и сам справлюсь…
— Еще чего выдумал! — фыркнул гном. — Только-только вроде начали побеждать! Ну так, значит, скорее посадим кендера на дракона, чтобы все рухнуло уже наверняка! Может, прямо уж вручим Повелителю городские ключи?.. Слышал, бездельник, что сказала Лорана? Если ты полетишь, так только со мной!
— Да залезай же ты, в конце-то концов!.. — во всю силу пронзительного голоса заверещал Тас. — Честное слово, война кончиться успеет, а я… Я дедушкой стану, пока ты почешешься!
— Ты — дедушкой! — проворчал Флинт, глядя на дракона, взиравшего на него (по крайней мере, гному так представлялось) крайне недружелюбно. — В тот день, когда ты станешь дедушкой, у меня вылезет борода…
Дракон — имя его было Хирсах — в действительности смотрел на двоих приятелей с нетерпением и добродушной насмешкой. По драконьим меркам он был совсем еще юн и потому безоговорочно соглашался с кендером: пришло время лететь. Лететь и сражаться. Хирсах первым отозвался на Зов, обращенный ко всем благородным драконам — золотым, серебряным, бронзовым и медным. Нетерпение битвы горячило его кровь.