Драконья тень
Шрифт:
– Ее рот и лицо онемели, словно речь сквозь густой туман магических заклинаний и сосредоточенности требовала огромных усилий. Она подняла руку.
Седые брови барона сошлись над переносицей. – С вами все в порядке? Что-нибудь принести?
Она покачала головой.
– Они отходят, – сказал он. – Они разбиты на южной стене. Я думал, вы вымотаны, вам нужен отдых…
– Был нужен, – хрипло сказала Дженни. – Нужен. Не сейчас. – Она встала на ноги. – Мне нужно выйти. Наружу.
– Сейчас? За стены?
Она кивнула, безразличная к вспышке недоверия и тревоги в его голосе. Или он подумал, что
Но она не могла этого сказать, ничего не могла сказать. Только покачала головой и с огромным усилием пробормотала – Я вернусь.
Если Балгодорус только заподозрит, что Изулт нашла убежище в поместье или перебежала, чтобы предать его, он усилит нападения и никогда не откажется от мести. Она едва слышала доводы и вопросы Пелланора ей вслед , направляясь наружу. Только раз или два покачала головой, и повторила: – Я должна уйти. Я вернусь.
У южной стены толпились люди. Осадные лестницы горели в иле разрушенного рва. Взад и вперед летели стрелы, но уже не так близко, как раньше; под защитой частокола пронесся один из детей из поместья, выдергивая застрявшие вражеские стрелы, чтобы использовать завтра. Некоторые из этих орудий переходили туда-сюда по шесть-семь раз. Их оперение помечали заклинания и Дженни, и Изулт. Несмотря на утомление, Дженни не сдержала улыбки. Джона бы это позабавило.
– Они отходят. – Пелланор взглянул через внутренний двор на женщину, которая сигналила на противоположной стороне. – Старый Гронд Огнебородый наконец решил даровать нам победу. Вы можете сказать, куда идете?
– Потом. – Дженни закрыла глаза, взывая мысленно к роще деревьев прямо напротив самой северной смотровой башни и призвала к ней слепящую вспышку цветного света, такую резкую, что сияние проникло под веки даже отсюда. Она слышала вопли грабителей – хотя и она, и Изулт использовали такие ложные атаки неделями – и открыв глаза, увидела, что они бегут в этом направлении.
– Пора!
Пелланор бросил канат. Дженни перегнулась над заостренными кольями, натянула вокруг себя клочья маскирующих заклинаний, и быстро спустилась. Кто-то закричал, и рядом с ее плечом о камень стены разбилась стрела. Надеяться на то, что эти заклинания защитили ее – в ее-то изможденном состояние – было бы слишком. Вместо того, чтобы их усилить – а они бы в любом случае не сработали, пока она была еще у них на виду – она вызвала более простую иллюзию – что она – это старик, которому на рынке рабов грош цена и который бежит, спасая свою жизнь.
Кто-то завопил: – Не дайте ему удрать! – и в землю (далеко от их мишени) воткнулась пара стрел. Дженни плотнее схватила алебарду и стремглав бросилась в леса.
Нимр, голубой как море, с лиловой короной…
И каким – то образом стиль этой мелодии, не слишком быстрой, легкой, но величавой, говорил об облике дракона, что кружил на виду у Джона у голой унылой вершины скалы, рядом с которой шестьюдесятью футами ниже завис в воздухе Молочай. Не такой темный, как сапфиры, но и еще не цвета моря – во всяком случае, не этих северных морей – скорее он был цвета лобелии или самой сердцевины синих ирисов. Но корона была лиловой. Длинные изогнутые рога, что росли из похожей на клумбу гривы, были в бело-пурпурную полоску; в более коротком и нежном мехе, что мерцал тысячами оттенков аметиста и сливы, крыльями развевались ленты чешуи. Длинные усы изгибались и покачивались шипастым волнистым облаком, а кончики их светились красновато-синими огоньками. Дракон один раз обогнул его кругом и завис без движения в воздухе, как чайка, рассматривая его. Даже с этого расстояния Джон знал, что глаза тоже ослепительно-лиловые, как горсть драгоценностей.
Не смотри ему в глаза, подумал он, склоняя голову к шарманке из черного и грушевого дерева, когда ветер нежно баюкал качающуюся лодку.
Он наигрывал напев, который относился к Нимру, и пальцы двигались по клавишам из слоновой кости без ошибок, что достигалось долгой практикой. Шарманка была уличным инструментом, сделанным, чтобы его расслышали и в грохоте и с огромного расстояния на открытом воздухе. Музыка раскручивалась с натертого канифолью колеса, как разматывающаяся цветная лента – голубая с фиолетовым.
Нимр повисел в воздухе еще мгновение, потом согнул огромные голубые крылья-бабочки и нырнул прямо в море.
Джон увидел, как крылья развернулись, разбивая воду. За последние два дня он наблюдал сверху движение рыбы в океане, глядя сквозь крадущиеся волны на косяки лосося, рыбы-меча и марлиня – бледные силуэты, что ярко вспыхивали, внезапно появляясь в поле зрения, и снова уходили на глубину. Чайки и крачки, серые, белые и черные, что кружили вокруг выступающего пояса скал, рассеивались и летали кругами, потом возвращались, чтобы курлыкать около воздушного шара. Дракон пронзил глубину, выныривая обратно весь в пене из серебряных пузырьков. Создания жара и огня, думал Джон. Как они не умерли в воде от холода?
Неподвижность и безмолвие. Волны в оборках пены разбивались о скалы, совершенно не изгибаясь, что говорило бы о шельфовой отмели где-то внизу. Скорее скалы поднялись прямо из воды – все обрывы, ряд за зубчатым рядом. Их покрывал низкорослый можжевельник, вереск, морской овес, вместе с деревом, случайно занесенным ветром; обычно среди них, как цыплята на насесте в сарае, гнездились птицы. В скалах стонал ветер, и Джон развернул лопасти Молочая, чтобы судно сохранило устойчивость. Следующий остров располагался в десяти милях к северо-западу. Этот остров, размером не больше пальца, протыкал морской горизонт вдалеке. Чайки открыли клювы и закричали…
Потом дракон разбил волны, выпрыгнув из воды великолепным фонтаном лилового огня прямо под Молочаем. Джон ухватился за такелаж и изогнулся, используя хрупкое судно для опоры, а турмалиновое крыло рассекло воздух позади, достаточно близко, чтобы обрызгать лицо. Ему всего лишь плюнуть огнем, и я готов, подумал он, разворачивая на шарнире одну из маленьких катапульт, чтобы прицелиться, когда дракон исчез в вышине над воздушным шаром. На высоте шестидесяти футов над водой любое сражение стало бы сражением насмерть. Его накрыла тень, сквозь распростертые крылья сочился свет.