Дракула. Последняя исповедь
Шрифт:
— Нет? — Мехмет улыбнулся еще шире. — И даже этим?
Он протянул руку назад и вытащил что-то из чехла, укрепленного за спиной. Все увидели метательное копье длиной с руку.
— Ты ведь никогда не попадешь в меня в джериде! Разве кто-то из вас, балканских шавок, имеет хорошую лошадь или умеет так хорошо обращаться с оружием, чтобы отбить хотя бы один удар из восьми?
Ион хорошо понял подвох, который был заключен в этом вопросе.
Влад, конечно, тоже, но все-таки поинтересовался:
— Один против восьми, да? Это хорошая ставка.
— Нет, Влад!.. — Но поднятая рука друга заставила Иона замолчать.
— Нас восемь против тебя и твоих людей? — негромко уточнил Дракула. — Я думаю, мы справимся с этим.
Шепот пронесся между заложниками и потонул в радостном крике турецких наездников.
Стараясь перекричать их, Мехмет спросил:
— Но что такое игра без заклада?
— А что ты предлагаешь?
Турок поднял глаза к небу.
— Мне говорили, что ты дружен с Хамза-агой и любишь ястребов так же, как он. Если тебе удастся отразить один удар, то я отдам тебе мою красавицу, любимую ястребиху Сайезад.
Смолкли все, и те, кто сидел верхом, и те, кто стоял. За деньги, которые стоила эта птица, в Эдирне легко можно было купить лошадь.
Даже Влад почувствовал замешательство.
— Я… Я, собственно, вряд ли могу предложить что-то равноценное.
— Конечно, — грубовато усмехнулся Мехмет. — Но у тебя есть твой младший брат, красавчик Раду. Поставь его против моей Сайезад.
— Нет! — выкрикнул Раду. — Я не вещь, чтобы ставить меня на кон. Я никогда…
Рука Влада легла ему на плечо.
— Брат не принадлежит мне, — сказал он. — Я не могу его отдать. Что еще из того малого, что я имею, ты согласен взять?
Мехмет без всякого стеснения уперся взглядом в пах Раду, а потом и его брата.
— Маленькая частица кожи отделяет тебя от Аллаха, милостивого и всемогущего. Говорят, ты читаешь Коран так же, как и я. Тогда почему бы тебе не сделать еще один шаг к истинной вере? Мой отец устроит грандиозную церемонию обрезания, когда ты обратишься. Это произойдет, если наши копья достигнут всех восьми целей. Так что скажешь?
«Нет, только не это!» — думал Ион, глядя на друга и с ужасом ожидая ответа.
— Крайняя плоть и на самом деле принадлежит мне, — ответил Влад. — Я ставлю ее против твоей Сайезад.
Испуганные вскрики донеслись из кучки заложников, тогда как турки приветствовали слова Влада воинственными возгласами.
— По рукам! — неожиданно взвизгнул Мехмет, в радостном возбуждении заставляя лошадь вертеться на месте. — Если ни одно копье не попадет в нас до того, как все вы будете повержены, я прикажу приготовить кожаную подстилку и сам наточу нож. Садитесь на своих лошадей и выезжайте против нас.
Мехмет повернул лошадь и повел своих людей на противоположный край поля. Их фигуры быстро скрылись за завесой пыли.
— Ты что наделал, валах?
Георгис, старший из двух сербских братьев, даже не произнес, а прокричал эти слова.
— Нам не отразить и одного из двадцати их ударов! Мехмет обманул тебя. Они учатся с самого детства, тогда как мы…
— Мы ездим верхом так же, как и они, — твердо ответил Влад. — Да и копья бросаем не хуже. Мы не умеем объединиться, как это делают они, здесь, на поле для джерида, и там, в наших долинах и горах. — Дракула указал на север и медленно пошел к конюшне. — Сербы, хорваты, трансильванцы, валахи, венгры, французы, венецианцы сражаются лишь за себя, — продолжал он. — Представители всех христианских земель дерутся поодиночке, поэтому турки спокойно побеждают нас. Очень редко случается так, что мы выступаем вместе. Если это происходит, то мы способны захватить Иерусалим, но никогда не сможем оставаться едиными столь долго, чтобы удержать его.
— Так, может, мы сегодня начнем с твоей крайней плоти, а завтра завоюем Святую землю? — спросил Ион.
Все засмеялись, даже Влад не удержался.
— Так, значит, мы вместе идем сражаться за святую плоть, а не за животворящий крест? Я правильно понял? — язвительно осведомился хорват.
— Нет, — ответил Влад уже серьезно. — Мы будем сражаться вместе, потому что ненавидим их больше, чем друг друга. Они — наши враги. Мы будем биться за христианскую веру, не важно, католическую или православную, за нашу землю, свободную от ига ислама и турок, которые его принесли.
Заложники подошли к конюшням. Конюхи уже заметили, что юноши приближаются, и готовили лошадей.
— Но мы не сможем их одолеть даже все вместе, — заметил трансильванец Петру.
— У меня есть соображения на этот счет, — сказал Влад. — Помните, нам надо отбить один удар. Только один!
Его товарищи садились верхом. Каждый справлялся со своей лошадью, как уж умел. У всех были прикреплены шпоры.
Они кололи лошадей в бока, тянули поводья, заставляя коней покориться. Влад знал, что подчинить лошадь можно только так, болью и жестким обращением. Она будет выполнять команды всадника, но все равно не согласится рвать жилы ради того, что ей не нравится.
Однако все это не имело совершенно никакого отношения к Калафат. Всякий раз, когда Влад смотрел на свою красавицу, к нему возвращалось то чувство удивления, которое он ощутил, когда увидел ее впервые. Дракуле разрешили самому выбрать лошадь в конюшнях Мурада. Ему пришлось выслушать немало насмешек, потому что Калафат была совсем еще молодой кобылой туркменской породы, ниже, слабее и тоньше, чем высокие, мощные жеребцы, предназначенные для военной службы, которых взяли себе другие заложники.
Дракула предпочел ее не из-за красоты, хотя шкура у Калафат была серая в светлых крапинах, а грива густая, белая, слегка волнистая. Влад взял ее, почувствовав нечто такое, что искал в лошади с самого начала, как только начал ездить верхом, а это случилось всего через неделю после того, как мальчик научился ходить. Это был дух. Юноша не искал превосходства, он рассчитывал на партнерство. Когда Влад садился на Калафат, они словно сливались в единое целое, превращались в одно существо, кентавра, получеловека-полузверя, а не просто в человека и лошадь. Его руки не сильно натягивали поводья, он с осторожностью касался коленями ее боков и никогда не цеплял шпор.