Дразнилки
Шрифт:
– Ты не отвлекайся, – сказал Выхин, злясь еще больше. – Разговор есть, раз уж мы так удачно встретились.
Холод от камней растекся по телу, коснулся сердца и разума. Твари божии шептали:
Покажи ему
Самое время показать, ну
Пусть ответит за жирного, за травлю
И с тёлкой твоей пусть больше не мешает общаться
А то надумал себе
Старший
Капустин лениво поднялся, разминаясь. Посмотрел сквозь прищур на голубое небо. Сказал:
– Какой разговор, жирдяй? Не дорос ты еще до разговоров. Вали давай куда шёл, не нарывайся. Я с тобой в прошлый раз всё закончил только потому, что Элка просила, чуть ли не на коленках за мной ползала. Я, дружище, сестру слушаюсь и уважаю. Раз попросила – трогать не буду. Или ты думаешь, я к тебе в больничку не пришел разобрать из-за того, что струсил? Или в школе мне лень за тобой бегать? Нет, хотел бы – на сало и колбасу бы давно разделал. Не нарывайся снова, а то сестра и не узнает, куда ты делся.
Он же один
Нет его дружкой дебильных
Стоит, гондон, и угрожает, будто пуп земли
Покажи ему пупа. Разорви от пяток до головы.
– Ну так давай сейчас и решим, разделаешь ты меня на колбасу или нет, – холодно сказал Выхин. – Один на один слабо? Без этих твоих идиотов дружков.
– Не хочу я с тобой драться. Ты же здоровый, как кабан. Итак ясно, что победишь. Другой вопрос, что одна драка ничего не решит. Решают последствия. Мне тебя затравить еще сильнее – раз плюнуть. А ты парировать не сможешь, потому что в этом городе тебя знать не знают. Одна Элка за тобой и бегает. Хочешь так вопрос поставить?
Выхин выудил руки с зажатыми камнями. Чужие голоса вихрями кружились в голове.
В будущем он много раз прокручивал события того утра. Не мог сообразить, что в его поступках было от тварей божиих, а что совершил он сам. Они подчинили волю и тело, или Выхин просто решил свалить все на них? Не знал ответа, не нашел. Наверное, дело было в симбиозе. Он сам очень хотел раскиваться с Капустиным, а твари божии убедили, направили и умножили это желание.
Но именно на них , на тварей, Выхин свалил всю вину.
Он молча прыгнул на Капустина, замахнувшись, ударил того по скуле кулаком. Отскочил, встал в привычную боксерскую стойку. Глупо было играть в бокс, одетым в кутку, штаны и тяжелые ботинки, да еще посреди мха и талого снега. Но все же. Азарт накрыл с головой. В ушах миллионами зрителей ухало: «Давай, давай, давай!».
Капукстин в долгу не остался – бросился вперед, награждая Выхина молниеносными хаотичными ударами. Выхин уворачивался, блокировал, но все же пропустил несколько болезненных оплеух. Совершил выпад, мощно попал кулаком в нижнюю челюсть. Капустин отошел, пошатываясь, растирая лицо. Скула у него стремительно набухала лиловым.
– Ах ты сука, – пробормотал он. – Жирная тварь. Совсем берега попутал?
Поднял с земли камень, швырнул в Выхина. Тот увернулся, но Капустил бросил еще один. Потом кусок льда. Снова камень. Бросал все, что попалось
Выхин больно ударился спиной обо что-то твердое. Между лопаток будто ковырнули огнем. А Капустин уже сел сверху, придавил локтями руки Выхина и стал бить того по лицу – все так же хаотично, много, куда придется. Щеки Выхина вспыхнули от боли, рот наполнился кровью. Голоса в голове кричали с надрывом:
Ответь ему!
Убей! Убей! Убей!
Сделай ему шляпу из гвоздей!
Ну же, ну! Не сдавайся!
– Я тебя, сучёныш, научу старших уважать! – шипел Капустин, раздавая удары.
Выхин думал, что потеряет сознание. Боль залилась ему в глаза, в рот, в ноздри. Он извивался, пытаясь высвободиться, вырваться, и в какой-то момент смог выдернуть правую руку – тут же, не задумываясь, тяжело опустил кулак с камнем на висок Капустина. Потом еще раз, вкладывая остатки сил.
Капустин нелепо крякнул, потянулся руками к голове. Кожа на виске содралась, проступила ярко-красная в солнечном свете кровь. Выхину захотелось, чтобы крови стало еще больше. Он вывернулся, повалил Капустина в чавкающий холодный мох и уже теперь сам забрался сверху.
– Ну кто теперь сучёныш? – пробормотал он.
Убей! Убей! Убей!
Крики захлёбывались желанием.
Выхин размахнулся и что есть силы ударил Капустина по носу. Что-то хрустнуло, Капустин взвыл от боли. Выхин, не останавливаясь, ударил еще несколько раз, пока нос не превратился в размазанное кровавое месиво. Свободной рукой придержал обмякшего Капустина за челюсть, приоткрыл тому рот и несколько раз с наслаждением и злостью ударил аккурат по зубам, ломая их. Появилась прекрасная мысль – подчиняясь ей и голосам в голове, Капустин разжал пальцы и позволил холодному светящемуся камню упасть Капустину в рот. Капустин захрипел и закашлял.
– Нет, брат, за слова надо отвечать, – сказал Выхин чужим голосом и с силой затолкал камень в горло так глубоко, как только мог.
Капустин выкатил глаза, сипло пытаясь вздохнуть. У него не получалось. Он сучил ногами6 елозил во влажном мхе. Пальцы его сжимались и разжимались. Это было так смешно, что Выхин не удержался и рассмеялся. Голоса в голове рассмеялись тоже. Мир вокруг смеялся. Река, деревья, горы, крохотный городок, море. Смеялись все, до тех пор, пока Капустин не перестал корчиться и не умер.
В этом момент внутри головы Выхина что-то оборвалось. Смех перешел в тяжелый лающий кашель. Из тела будто в мгновение ока выдернули стержень адреналина, и Выхин почувствовал невероятную слабость. Не было в его жизни состояния хуже. Он сполз с распластанного тела Капустина и лежал так несколько минут, ощущая, как немеет от холода щека, а морозная влага заползает под воротник.
Твари божии спросили:
Ты счастлив?
– Нет, – ответил он, с трудом шевеля губами. – Что мы натворили?