Дренг

Борчанинов Геннадий

Так что мы распределили всю добычу по мешкам, взятым тут же, в деревне, запалили все оставшиеся постройки, и побрели обратно к берегу, забирая с собой наших раненых. Медленно и неторопливо, стараясь не разбередить раны наших бойцов. Из-за того, что груза оказалось гораздо больше, чем людей, способных что-то нести, часть добычи пришлось оставить на месте. Всё громоздкое и чересчур тяжёлое оставили в деревне, намереваясь вернуться следующей ходкой, но я бы предпочёл не возвращаться за этим барахлом. Пленные, которых мы захватили в деревне и которые

могли бы сейчас нести тяжести вместо нас, благополучно разбежались в разные стороны, едва только начался бой.

Самое ценное, мешочек с серебром, по-прежнему находился у меня за пазухой, иногда тихо позвякивая. Часть трофейных доспехов пришлось напялить на себя прямо так, со следами крови и саксонского пота. Мне достался неплохой шлем из кожи и двух железных полос, скреплённых ободом. Не «Атлас», и даже не «Ратник», но от случайного скользящего удара защитит. А вот кольчуга с чужого плеча мало того, что оказалась не по размеру, так ещё и требовала починки после чьего-то богатырского удара.

Через мешок я продел верёвку и подвесил через плечо, руки у меня были заняты. Нам с Торбьерном пришлось тащить хёвдинга, несмотря на то, что милосерднее было бы его просто добить.

— Рана у него плохая, — сказал я.

— Да, досталось ему, — согласился Торбьерн. — Но какая славная победа! Клянусь, я сложу об этом дне целую сагу! И тебе в ней место найдётся!

— Сначала надо сделать так, чтобы эту сагу могли услышать, — хмуро произнёс я. — То есть, выбраться отсюда.

— Когда ты стал таким… Мрачным? Как какой-то старик, которому всё не так, потому что у него болят зубы и кости, — фыркнул Торбьерн.

Я пожал плечами, и Кетиль вновь не сдержал стон. Хёвдинг был бледен, он постоянно норовил схватить меня за рукав или что-нибудь ещё, пока я тащил его, обхватив под мышками.

— Ты сам недавно считал, что нас покинула удача, — сказал я.

— Признаю, был не прав, — улыбнулся Торбьерн.

— Надо было сделать волокуши, а не тащить его так, — пришла мне в голову запоздалая мысль. — Да и всех остальных тоже.

Как обычно, сначала делаем, а потом думаем.

— Ничего, сейчас погрузим их на снекку, вернёмся, всё остальное заберём, — сказал кузен. — Но с дюжиной гребцов переплывать море… Будет непросто.

— А разве нельзя набрать где-то людей? — удивился я.

— Здесь? Вряд ли, — хмыкнул Торбьерн. — Разве что в Лунденвике. Или в Ирландии, там тоже могут быть норвежцы, может, даже кто-то из родичей. На Оркнее тоже, но там нас скорее ограбят самих.

Я мысленно удивился таким сложностям, но виду не подал. С другой стороны, всё верно, мы теперь представляем собой лёгкую добычу для наших же коллег и соседей. Как всё непросто.

— И что, пойдём в Лунденвик? — спросил я.

— Это Кетилю решать… — пробормотал кузен, потом взглянул на хёвдинга и добавил. — Или Гуннстейну.

Мы наконец перевалили через пригорок, разделяющий мерсийскую деревню и морской берег. Вид на бухту, в которой пряталась

«Чайка», открывался поистине волшебный, солнце ненадолго выглянуло из-за серых облаков, заставляя море искриться, будто покрытое золотой чешуёй.

Вот только этот прекрасный вид омрачался тем, что от камышовых зарослей, в которых мы оставили нашу снекку, поднимался столб дыма. Воины тана Осберта побывали здесь раньше нас.

— Проклятье! — воскликнул Гуннстейн. — Скорее туда!

Мы ускорились, насколько могли, вместе с ранеными и всей добычей. Если они сожгли «Чайку», то это конец. А ведь можно было догадаться, что часть мерсийцев отправится к берегу на поиски нашего корабля. Тан Осберт не в первый раз имел дело с викингами. В последний, это верно, но всё-таки опыта ему хватало с лихвой.

Кетиль заскрежетал зубами не то от гнева, не то от усилившейся тряски. Мы с кузеном перешли на лёгкий бег, насколько это было возможно в такой ситуации. Мы и так были навьючены, словно мулы.

Я чувствовал, как снова ускоряется пульс, а внутри разгорается злоба, требующая как можно скорее дать ей выплеснуться на тех, кто посмел тронуть наш корабль. Возле зарослей камыша мельтешили фигурки саксов, неподалёку переминались с ноги на ногу их лошадки. Всего с десяток, около того. Коварные, мерзкие англичане.

— Убьём их всех! — проревел я, не в силах противостоять гневу.

Обычно я довольно холодно относился к кровопролитию, стараясь не соваться лишний раз в пекло, но теперь я знал каким-то шестым чувством, что правильнее всего будет сделать именно так, а не иначе. Обрушиться на негодяев стремительно и безжалостно, как удар молнии.

Кетиля и всех остальных раненых мы оставили прямо на тропинке, вместе с нашей добычей, а сами рванули вниз по склону, стараясь добраться до мерсийцев прежде, чем они опомнятся и доберутся до своих лошадей.

На этот раз наше сражение не было столкновением двух подготовленных строев, с самого начала оно оказалось чередой разрозненных стычек, но за счёт того, что мы побежали все вместе, а мерсийцы были рассеяны по берегу, мы завладели преимуществом.

Какой-то испуганный сакс, почти мальчишка, неловко вскинул копьё, пытаясь насадить меня на него, словно кабана. Я на бегу юркнул в сторону, влево, избегая порыжелого острия и тут же разрубая голову мальчишки надвое. Плеснуло красным, а я понял, что чуть не повторил судьбу Кетиля.

Остальные норманны тоже собирали кровавую жатву, мстя за «Чайку» и погибших товарищей. Мы налетели с такой яростью, что саксы просто не сумели ничего противопоставить нашей атаке. Они даже не успели построиться, чтобы подороже продать свои жизни, и предпочли умирать по одному или бежать, но и бегущих чаще всего догонял бросок копья или топора в спину.

— Фирд, — презрительно сплюнул Кнут. — Ополченцы.

Простые мужики, вынужденные защищать свою землю с оружием в руках по приказу своего тана. У этих богатырей даже и доспехов-то не было.