Древнее китайское проклятие
Шрифт:
Периферийные головы опять заржали, а средняя задумалась.
– А сдается мне, – сказала она, – мил человек, что ты блефуешь. На понт берешь, начальник.
– Как хочешь, так и думай, – пожал я плечами.
– А чем же ты меня сразить-то собираешься? Меча-кладенца я на тебе что-то не вижу, да и доспех у тебя какой-то кожаный, супротив моего огня несерьезный.
– А вот этим и сражу, – сказал я, поглаживая рукой лежащее на капоте вооружение.
– А это что за фигня заморская?
– Насчет заморской это ты верно подметил, – продолжил я, – а вот насчет фигни… Это, мил крокодил зеленый, оружие
Стингер тоже в той пресловутой сумке оказался. Борис, похоже, был параноиком и фанатом любого вида оружия, особенно того, что при использовании делает громкий «бум».
– И останутся от тебя, Ящер Горыныч, рожки да ножки. Пардон, рожек у тебя нету. Тогда вообще мало что останется.
– А чем докажешь, что эта штука такая смертоносная? – спросила средняя голова. – Что даже пострашнее меча-кладенца будет?
– У нас пацан пацану на слово верит.
– Хорошая у вас жизнь, должно быть, – заметила средняя голова. – Легкая и спокойная.
– Не без этого. Но и постреливать приходится.
– А кому ж не приходится? – вздохнула средняя голова. – Ладно, богатырь, ты извини, нам подумать надо.
Три шеи переплелись в клубок, и головы принялись перешептываться, изредка бросая на меня опасливые взгляды. Я сделал вид, что мне все это до пейджера, если бы я продолжал пользоваться столь допотопным и неудобным средством односторонней связи, и покуривал сигарету. Совещание быстро закончилось.
– Мы тут посовещались, – сказала средняя голова. – И я решила, что ты не врешь. Больно ты наглый и ведешь себя спокойно. Чего знать хочешь?
– Ну, во-первых, хотелось бы понять, на фига твоему братцу вообще Василиса сдалась.
– Братец всегда страдал имперскими амбициями, – начала средняя голова. – Знаешь, чувствовал себя нелюбимым ребенком, да и в школе все над ним издевались. Вот отсюда и следует желание править миром, провозгласить себя повелителем Вселенной и прочее. Мне вот это мировое господство даром не нужно. Головной боли больше.
– При чем здесь Василиса, Кащей и имперские амбиции? Связь какая?
– Прямая связь, – сказала средняя голова. – Он на Василисе женится, несчастный случай какой-нибудь тестю своему устроит, и что? После того как Додон, Васькин папаша, скопытится, Кащей прямиком на трон тридевятый попадает. А уж с той армией и его опытом до мирового господства рукой подать будет.
– Народ его не примет, – ударилась в политику левая голова.
– Примет, – осадила средняя. – Еще как примет. Народ, он все примет. Повозмущается немного, конечно, а потом привыкнет. Еще и на диете будет сидеть, чтобы на властителя своего нового внешне походить.
– Общественное мнение его не поддержит…. – попыталась вякнуть левая.
– Общественное мнение – это мнение тех, кого не спрашивают, – усмехнулась средняя, всецело разделяя мои взгляды на жизнь.
– Ладно, – сказал я. – Зачем Кащею Василиса понадобилась, мне теперь понятно. Другие вопросы есть. Где мне этого Кащея найти?
– Да это ж любой ребенок малый знает. Любое дитя неразумное.
– А ты уточни.
– Уточняю. За глубокими долами, за высокими горами, в зачарованном лесу стоит его замок.
– Одиночка он, – сказала правая голова. – Шансов к репродуктивному воспроизводству – ноль. Не был бы он Бессмертным, давно был бы занесен в Красную книгу как вымирающий вид.
– Хорошо, что напомнил. О его бессмертии. Совершенно к слову, а где мне смерть его найти?
– Ой, блин, – ойкнула правая голова.
– Я уж думала, ты не спросишь, – забормотала средняя. – Так надеялась…
– Счастье было так близко, так возможно, – осудила левая голова.
– И все-таки… – настаивал я.
– Ты ж понимаешь, что с моей стороны отвечать на такой вопрос относительно своего ближайшего родственника не совсем этично?
– Понимаю. Но тем не менее прошу на него ответить.
– А слово дашь, что информацией не воспользуешься в целях, летальных для моего брата, так сказать?
– Не могу. Рад бы, но не могу. План такой: я его смерть найду и попытаюсь на Василису обменять, чтоб он ее, смерть, в смысле, следующий раз получше прятал. Но слова дать не могу, сам понимаешь. Неизвестно, как разговор сложится.
– Ой, блин, – сказала правая голова.
– Смерть Кащеева на кончике иглы, – сказала средняя голова.
– А игла – в яйце, – сказала левая.
– А яйцо – в утке, – сказала правая.
– А утка – в зайце, – сказала средняя.
– А заяц – в ларце, – сказала левая.
– Как все забубенно, – сказал я. – А ларец где?
Все три головы заткнулись, явно избегая смотреть мне в глаза.
– Где ларец, я спрашиваю.
– На дубе, – процедила средняя голова сквозь зубы.
– А дуб где?
– В Караганде, – съязвила правая и глупо захихикала. Наверное, после встречи с палицей Муромца у нее случилось сотрясение мозга.
– Думаешь, легко так жить? – спросила средняя голова. – Все разговоры только с самим собой, в шахматы поиграть не с кем. Или вот, допустим, захочу я нажраться. Правой головой пью, левой закусываю, а болит всегда средняя, между прочим. Даже если левой пью, а правой закусываю. Богатыри то и дело приезжают. Нет войны никакой под боком, так они сразу сюда. Хазарам вломили, печенегам вломили, варягам вломили, татарам вломили, теперь давайте Горынычу вломим. Васька эта так визжала, до сих пор в ушах стреляет… «Знаешь, – орет, – кто мой папа? Знаешь, кто мой жених? Прикидываешь, на кого пасти свои раззявил, ящерица недобитая?» Это меня, Горыныча, ящерицей обозвать. Да еще и недобитой.
– Тяжело, – посочувствовал я. – Только при чем тут дуб?
– А ни при чем, – вздохнула средняя голова. – Не могу я немного похандрить?
– Можешь, – разрешил я. – Хандри ты, сколько влезет, только сначала про дуб скажи.
– Ой, блин, – скривилась правая голова.
– Чую я, смерть моя близко, – запричитала средняя голова. – Придется нам с тобой, Серега, все же подраться.
– С чего бы это? – спросил я. – Так хорошо все начиналось.
– Дуб-то в моей пещере растет, – уточнила средняя голова. – Братец мой побоялся свою смерть рядом с собой держать, яйцо, сам понимаешь, вещь хрупкая. Вдруг уронит или еще что… Вот и отдал мне на сохранение. Мне он верит.