Древние славяне
Шрифт:
Говорит Владимир Илье:
— Уйми Соловья — это шутки пошли плохие!
Расправился тут Илья с Соловьем по–своему за все дела его злодейские: схватил его за желтые кудри да ударил о серый камень — с тем Соловью и конец пришел.
А Илья заслужил себе честь, славу великую; и Владимир–князь затеял новый пир на радостях, что нет Соловья в живых и некому больше изводить богатырей могучих, обижать христиан православных.
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ ПОГАНОЕ
Выехал однажды Илья Муромец в чистое поле; день был летний, длинный да жаркий; едет старый Илья, не торопится, отпустил на бурушке поводья шелковые.
Встречает Илья по дороге калику перехожую, говорит ему:
— Здравствуй, старчище–Иванище, откуда бредешь, куда путь держишь?
— Иду я, брат Илюшенька, ко святым местам, во святой град Иерусалим во Иордан–реке искупаться, ко гробу Христову приложиться, а был я только что в Царь–граде славном.
— Все ли в Царь–граде по–прежнему, по–бывалому, — спрашивает Илья, — так же ли в церквах Божьих звонят, такую ли же милостыню дают нищей братии — каликам перехожим?
— Нет, Илюшенька, пришли для Царь–града плохие времена; все в нем не по–прежнему; по–новому, да не по–хорошему. Завладел Царь–градом Идолище поганое; нет от него самому царю никакой воли, никому ни милостыни, ни пощады; святые образа из церквей повыносили, саблями порубили; не слыхать звону колокольного.
Рассердился Илья на калику:
— Как же ты, старчище–Иванище, за церкви Божии не заступился, с Идолищем в бой не вышел! Силы у тебя вдвое больше, чем у меня самого, а трусости хоть отбав–ляй. Ну–ка, давай мне скорей твое платье каличье, шапку земли греческой да палицу в девяносто пуд. Пойду я с Идолищем переведаюсь, а ты сиди тут, коня моего стереги, пока не вернусь.
Не смеет калика ослушаться Ильи; поменялись они платьем.
Пошел Илья в Царь–град; каждый шаг по версте делает, земля под ним содрогается.
Говорят татары в Царь–граде:
— Что это за мужик–невежа сюда явился? Шумит, стучит без толку; наш Идолище, даром что в две сажени ростом, а шуму такого не делает.
Подошел Илья к окну царских палат белокаменных, кричит громким голосом:
— Великий царь Константин Боголюбович, подай мне, ради Христа, золотой милостыньки, пора мне уж перестать странствовать, да о душе подумать.
Пошатнулся терем от Ильева возгласа, хрустальные окна поразбивалися, сердце у татар в груди замерло.
Узнал гостя царь Константин Боголюбович, обрадовался, а Идолище говорит:
— Позови–ка, царь, этого калику сюда в палаты, посади за стол белодубовый, хочу я поговорить с ним; накормим его досыта, напоим допьяна.
Посадили Илью за царский стол; сел с ним рядом Идолище поганое, стал его выспрашивать:
— Скажи мне, калика перехожая, видал ли ты на Руси богатыря Илью Муромца, каков он из себя?
— Как мне не знать Ильи; мы с ним братья крестовые; ростом он с меня и лицом на меня похож.
Усмехнулся Идолище:
— Невелик же ваш богатырь! А по многу ли Илья хлеба ест, зелена вина пьет?
— Ест Илья по три калачика крупичатых, зелена вина пьет на три пятачка медных.
— Плох же ваш богатырь, — говорит Идолище, — такого богатыря я на ладонь посажу, а другой прикрою — так из него и дух вон выйдет; дуну на него, и унесет его ветер в чистое поле. Вот я — так по три хлеба сразу ем; по три ведра зелена вина пью; щей целой бочки едва на обед мне хватает.
— Нашел чем хвастать! — отвечает Илья. — Вот у нашего батюшки была корова жирная; много она пила, ела, оттого и лопнула, как бы с тобой того же не случилось.
Не понравились татарину эти речи; схватил он нож острый, да как пустит им в Илью; Илья сам отклонился, нож правой рукой отмахнул — попал нож в дубовую дверь; упала дверь с петель, придавила двенадцать татар, что стояли за нею; кого убило, кого ранило; стонут раненые, клянут свое Идолище.
Тут Илья не стал долго раздумывать, хватил Идолище клюкой по голове раз, другой; свалился Идолище на пол, кричит не своим голосом.
Взял его Илья за ноги, стал им помахивать, побивать им татар неверных, сам приговаривает:
— Это оружье по мне: крепок татарин, не рвется, не разбивается.
Перебил Илья в три часа всю силу татарскую; благодарит его царь Константин Боголюбович, не знает с радости, как Илью принять, чем употчевать! Просит его навсегдаф в Царь–граде жить остаться.
— Будешь ты у нас, Илья Иванович, воеводою!
Говорит Илья:
— Добрый царь Константин Боголюбович! Служил я тебе всего три часа, а заслужил слово ласковое и хлеб–соль обильную — на том тебе великое спасибо. Жаль мне с тобой расставаться, да нельзя бросить своего товарища, поджидает он меня на дороге.
Отпустил Илью Константин Боголюбович, насыпал ему на дорогу целую миску красного золота, а вторую — чистого серебра, а третью — скатного жемчуга.
Взял Илья с радостью эти подарки, говорит:
— Это я все заработал!
Распрощался Илья с царем, поехал на поле, где поджидал его старчище–Иванище; видит Илья — сидит калика еле жив; не мог с конем богатырским справиться; мыкал, мыкал бурушка калику перехожую, совсем измучил.
Переменился Илья с каликой платьем, надел опять свои доспехи богатырские, назад в Киев поехал, говорит Иванищу на прощанье: