Древние славяне
Шрифт:
— Смотри, вперед не трусь! Не выдавай христиан поганым татарам, выручай из беды несчастных — на то тебе и силу Бог дал великую!
ССОРА ИЛЬИ С КНЯЗЕМ ВЛАДИМИРОМ
Пришел Илья на пир к князю Владимиру; входит
Не узнал князь своего могучего богатыря, который столько для него потрудился, не одну тысячу врагов княжеских положил на месте. И говорит Владимир Илье:
— Не припомню тебя, добрый молодец, не знаю, как твое имя–отчество; садись с нами за стол; вот там в конце есть для тебя маленькое местечко; другие–то места получше все перезабраны князьями–боярами, дьяками думными, могучими богатырями да удалыми богатыршами.
Не понравились старому богатырю эти речи.
— Сам ты, князь, ешь, пьешь с воронами, а меня сажаешь с воронятами, где пониже да похуже. Я на это не согласен!
Разгневался князь, словно лев, потемнел, как ночь осенняя.
— Где это видано, чтобы кто–нибудь смел сравнивать нас всех с воронами да с воронятами! Встаньте–ка, богатыри могучие, возьмите этого человека под одну руку трое, да под другую трое, ведите его на широкий двор, отрубите ему буйную голову.
Размахнулся Илья правой рукой, стряхнул с себя троих богатырей; без памяти все на землю попадали; размахнулся левой — легли рядом и остальные трое.
Послал Владимир еще шесть, да шесть богатырей; всех смахнул с себя Илья — лежат на земле — не шелохнутся. Вынул тут Илья тугой свой лук, пустил стрелу каленую, приговаривает:
— Ты лети, стрела, к окошкам княжеским, отбей над окошками золотые маковки.
Набрал Илья золотых маковок целую груду, продал их, наменял денег видимо–невидимо; пошел по улицам киевским, собрал к себе всех бродяг, всю нищую братию; напоил их, накормил; зелена вина для них приказал выкатить целые бочки. Гуляет нищая братия, погуливает; за Илью Бога молит, неладные шутки по Киеву пошучивает.
Говорит Добрыня Владимиру Солнышку:
— Не знаешь ты, князь, не ведаешь, какого богатыря могучего ты обидел: ведь это сам Илья Муромец; видишь на широком дворе стоит его конь богатырский, ни к чему не привязан, а у стремени Соловей Разбойник прикован. Пошли скорее посла к Илье, чтобы позвал его назад на пир твой великокняжеский.
Стал тут Владимир раздумывать, кого бы послать ему за Ильей: послать смелого Алешу Поповича — не сумеет Алеша упросить Илью Муромца прийти на пир; послать Чурилу Пленковича — он по дороге где–нибудь заболтается. А надо посла разумного да вежливого; говорит Владимир Добрыне:
— Пойди, Добрынюшка, за Ильею; он тебя всех лучше послушает; ведь вы с ним братья названые.
Пошел Добрыня, а сам думает:
«Может быть, на смерть иду!»
Нашел Илью Добрыня посреди нищей братии; сидят все рядышком за столами белодубовыми, и пир у них идет великий.
Зашел Добрыня сзади Ильи, взял его за плечи могучие, да и говорит:
— Братец мой крестовый, уйми ты свое сердце горячее; послал меня к тебе ласковый князь Владимир; сам знаешь, посла не казнят, не бьют. Просит тебя Владимир не гневаться, вернуться на почетный пир.
Отвечает Илья:
— Хорошо ты сделал, Добрыня, что зашел сзади меня, а то бы и тебе несдобровать. Хорошо, я вернусь на пир; только пусть Владимир пригласит вместе со мной и мою младшую братию, всех нищих–убогих; пусть велит открыть по всему Киеву погреба глубокие на три дня, чтобы всякий, кто хочет, приходил пить зелена вина безданно, беспошлинно, да славил бы старого казака, Илью Муромца.
Велел Владимир открыть погреба и лавки, поить, кормить народ целых три дня. Вернулся тогда Илья в палаты княжеские; сам князь Владимир Солнышко встал ему навстречу, взял его за белые руки, поцеловал в уста, стал усаживать на лучшее место.
Не сел Илья на большее место: остался сидеть посреди нищей братии; и пошел тут пир на весь мир; сидят они, веселятся, ласковые речи поговаривают, гусляры поют им песни звонкие про славную старинушку.
БОРЬБА ИЛЬИ МУРОМЦА С КАЛИНОМ–ЦАРЕМ
Подступил к Киеву неверный Калин, татарский царь, привел с собой сына своего Таракашку Корабликова да зятя Ульюшева, сорок царей–царевичей, сорок королей–королевичей; с каждым дружины несметное множество; на сто верст вокруг Киева орды татарские раскинулись…
Ходит по своему стану царь Калин Калинович, говорит дружине такие речи:
— Кто из вас умеет говорить по–русски, переводить по–татарски? Пусть тот снесет мое письмо князю Владимиру, чтобы сдал он Киев–город без бою, без напрасного кровопролития.
Нашелся татарин, который умел говорить по–русски, вызвался передать письмо Калина князю Владимиру.
Приезжает татарин в Киев на княжий двор; коня своего оставляет посреди двора непривязанным, входит в гридню, святым крестом себя не осеняет, поклонов не отдает по обычаю, бросает письмо Калина на белодубовый стол. В письме написано:
«Сдавай, князь, Киев нам — татарам без бою, без кровопролития, да больше хлеба напеки, пива лучшего навари, ожидай нас в гости; я приду к тебе в Киев, жену твою Евпраксию замуж за себя возьму. Добром мне не покоришься — заставлю тебя покориться силою!»
Прочел князь письмо, закручинился, расплакался и стал про себя думу думать, как тут быть ему:
«Неладных я дел наделал: поссорился со всеми богатырями могучими; никого из них не осталось в Киеве. Если бы был тут хотя один старый казак Илья Муромец, заступился бы он за народ православный, потрудился бы ради Господа Бога. А я разгневался на него в недобрый час, приказал посадить в подвалы глубокие, заморил голодной смертью! Ох, горе, горе!»