Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
Шрифт:
Суздальцы первыми запросили мира. Их послы сказали Михаилу: «Мы, княже, на том полку с Мстиславом не были, но были с ним боляре, а на нас лиха сердца не держи, но поеди к нам». Михаил поехал в Суздаль, оттуда в Ростов, «и створи людем весь наряд, утвердився крестным целованьем с ними и честь возьма у них и дары многи у ростовец; и посади брата своего Всеволода в Переяславли, а сам возвратися Володимерю». Итак, старшие города вновь, как и при Андрее Боголюбском, лишились княжеского стола; владимирский князь опять «творил» им «весь наряд» по своей воле. Характерно и то, что Михаил посадил брата в Переяславле — другом «мизинном» городе, чьи жители, как будет видно дальше, держали сторону владимирцев.
Смирив ростовцев и суздальцев, Михаил ополчился на рязанского князя Глеба, чтобы вернуть вывезенную из Владимира в Рязань церковную «святость». Но кровопролития не случилось. На границе владимирского князя встретили Глебовы послы. Глеб кланялся Михаилу, винился в своем поступке и обещал отдать все награбленное «до последнего золотника». И точно, с удовлетворением замечает владимирский летописец, возвратил все: икону Богоматери, сокровища; даже книги — «и то все вороти».
Михаил княжил около года и умер в одном из волжских городков, куда он выехал по
А Мстислав с ростовцами уже шел на Владимир. Всеволод выступил навстречу ему во главе владимирского полка, послав также за переяславцами, но многие бояре из его дружины переметнулись на сторону Ростиславича. Здесь впервые сказался осторожный характер Всеволода, не любившего военного риска. Он выразил готовность помириться с соперником и уступить ему ростовский стол. Всеволодовы послы, прибыв к Мстиславу, сказали ему от имени своего князя: «Брате, оже [если] тя привели старейшая дружина [«бояре»], а поеди Ростову, а оттоле мир возмеве [там и помиримся]. Тобе ростовци привели и боляре, а мене… Бог привел и володимерци. А Суздаль буде нами обче, да кого всхотять, то им буди князь». Условия поряда показались Мстиславу приемлемыми, но ростовцы и бояре горели желанием унизить владимирцев. Они не дали Мстиславу замириться со Всеволодом, сказав: «Аще ты мир даси ему, но мы ему не дамы».
Получив отказ, Всеволод повел войско к Юрьеву, здесь дождался переяславцев и дал бой Мстиславу за рекою Кзою, на Юрьевском поле (27 июня). Ростовское войско было наголову разбито, многие бояре погибли в сражении, другие попали в плен. По сведениям Лаврентьевской летописи, потери владимирцев и переяславцев были ничтожны; новгородский же летописец сообщает, что с обеих сторон «паде много множество». Как бы то ни было, битва на Юрьевском поле положила конец притязаниям Ростова на старшинство. Преступили ростовцы крестную клятву, возмущенно пишет владимирский летописец, так доколе было Богу терпеть их прегрешенья? Господь «за грехы наведе на них и наказал по достоянью [поделом, по справедливости] рукою благоверного князя Всеволода сына Юргева». С этих пор Ростов, Суздаль и другие города Всеволодовой отчины превратились в пригороды Владимира [403] .
403
Поэтому Ростово-Суздальскую волость мы будем далее называть Владимирской.
После победы «мизинных» городов над старшими быстро решился и династический спор Юрьевичей с Ростиславичами. Мстислав опять бежал в Новгород. Но на этот раз новгородцы не приняли его, обидевшись на то, что он «ударил Новгород пятою», уйдя в Ростов. Тогда Мстислав поехал к своему зятю, Глебу Рязанскому, и «подмолвил» его на войну со Всеволодом. Той же осенью рязанское войско осадило Москву, «пожже город весь и села» и ушло восвояси. На зиму Всеволод сам отправился воевать Рязанскую землю, позвав на помощь сыновей черниговского князя — Олега и Владимира Святославичей и своего племянника из Переяславля-Южного, Владимира Глебовича; новгородцы тоже обещали прийти, но слова не сдержали. Под Коломной союзники узнали, что Глеб опередил их. Обойдя вражескую рать по другой дороге, он вместе с обоими Ростиславичами и наемными половцами в это время уже орудовал в окрестностях Владимира. «Поганые» разграбили Боголюбово, пожгли церкви и «села боярская», похватали в полон жен и детей. Всеволод немедленно повернул назад и встретил Глеба на реке Колокше. Целый месяц противники, стоявшие по обоим берегам реки, провели в бездействии, потому что лед был некрепкий. Наконец, на Масляной неделе Всеволод начал переправу. До настоящего сражения дело не дошло. Когда владимирское войско приблизилось на расстояние полета стрелы, Мстислав ударился в бегство, за ним побежал и Глеб с сыном Романом. Но владимирцы настигли и повязали всех троих, рязанскую дружину частью иссекли, частью взяли в плен, а половцев перебили почти всех. Глебово войско, по выражению летописца, сгинуло, словно дубрава, на которую ветер принес огонь. Уйти в Рязань удалось одному Ярополку Ростиславичу.
Всеволод победителем вернулся во Владимир. В городе воцарилось ликование, к которому, однако, примешивались мстительные чувства. Владимирцы желали поскорее расправиться с пленными князьями, от которых претерпели столько бед. «Суд без милости не сотворившему милости», — говорит владимирский летописец, оправдывая эти настроения своих земляков. Но Всеволод медлил исполнить народные чаяния. На третий день, устав ждать суда без милости, владимирцы взбунтовались: «Бысть мятеж велик в граде Влодимери». Бояре и купцы от имени веча заявили Всеволоду: «Княже, мы тобе добра хочем и за тя головы свое складываем, а ты держишь ворогы свое… любо казни их, любо слепи, али дай нам». Дабы утишить мятеж, Всеволод вынужден был пойти на уступки: посадил пленников в поруб и послал к рязанцам, требуя выдать Ярополка. Рязанцы не стали защищать чужака; они сами привезли Ростиславича во Владимир, где его также заключили в тюрьму. Тем временем к Всеволоду прибыло представительное посольство от черниговского князя Святослава — епископ Порфирий и игумен Ефрем, которым было поручено просить за князя Глеба [404] . Опасаясь, что добыча уплывет из их рук, владимирцы решили поскорее разделаться хотя бы с Ростиславичами. В городе вновь вспыхнул мятеж. Вооружившись, владимирцы явились на княжий двор и сказали Всеволоду: «Чего их додержати, хочем слепити их». Тут уже «благоверный и богобоязненный» Всеволод не осмелился идти против всего города: «Не могшю удержати людии множьства их ради». Ростиславичей ослепили и выслали из Владимира [405] . Мстислав вернулся в Новгород, где вскоре умер (1178), после чего новгородцы пригласили княжить его брата Ярополка. Это сильно не понравилось владимирцам, которые опять надавили на Всеволода, и тот приказал схватить в своей волости всех новгородских купцов, отобрать их имущество и посадить в темницы. Новгородцы вынуждены были «отпустить» Ярополка и выплатить Всеволоду дань. Но владимирцам этого показалось мало. По их настоянию Всеволод предпринял поход на Ярополка. Владимирское войско пять недель осаждало Торжок, разорило и пожгло все окрестности. О степени ожесточения владимирцев против Новгорода, принявших у себя Ростиславичей, говорит такой факт. Всеволод не хотел начинать приступ, считая, что уже достаточно наказал новгородцев. Однако владимирская «дружина» сказала ему: «Мы не целовать их приехали, они, княже, Богови лжють и тобе». Ратники Всеволода сами бросились на стены Торжка, овладели городом и сожгли его.
404
Святослав действовал по просьбе смоленского князя Мстислава Ростиславича Храброго и Глебовой жены.
405
Новгородский летописец сообщает любопытную подробность: когда Ростиславичей «со слепыми и гниющими очами» доставили на Смядынь (в Смоленской волости), они помолились в тамошней церкви Святых Бориса и Глеба, «и ту прозреста». Но, по всей видимости, это — не исторический факт, а только местная церковная легенда, текст которой сохранился в сборнике Мгарского монастыря (см.: Милютенко Н.И. Рассказ о про зрении Ростиславичей на Смядыни (к истории смоленской литературы XII в.) // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 48. СПб., 1993. С. 123). В перечне новгородских князей, помещенном в той же Новгородской Первой летописи, Мстислав Ростиславич упоминается с прозвищем Безокый. Впрочем, нельзя исключить, что его брату повезло больше (дальнейшие известия о Ярополке ничего не говорят о его слепоте). История знает случаи, когда ослепленные люди частично восстанавливали зрение. Например, по французским источникам известна история некоего Жана Бона, которому Людовик XI приказал выколоть оба глаза. По прошествии некоторого времени, говорит современник, королю «было донесено, что поименованный Жан Бон еще видит одним глазом. Вследствие чего Гино де Лазьяр, чрезвычайный судья при королевском дворе, по приказанию вышеупомянутого государя, отрядил комиссию из двух лучников, дабы, если он видит еще, сделать ему прокол глаза до полной слепоты».
Глеба ожидала иная участь: он так и не вышел из владимирской тюрьмы, правда, во многом из-за своего же собственного упрямства. Всеволод предлагал ему свободу с условием, чтобы он отказался от рязанского княжения и жил бы на попечении черниговского князя. Но Глеб отвечал, что лучше умрет в заточении, чем на чужбине. Так и случилось: 30 июня 1177 г. он скончался. Сын его Роман поцеловал крест Всеволоду и был отпущен в Рязань.
Приблизительно тогда же Владимир должны были покинуть два других Всеволодова племянника — Юрий Андреевич, сын Боголюбского [406] , и Ярослав Мстиславич. Все династические соперники последнего Юрьевича оказались либо в могиле, либо в изгнании. Во Владимирской волости появился новый «самовластец», который очень скоро дал почувствовать всем, что дело Андрея не умерло вместе с ним.
II
На юге тем временем тоже произошли важные перемены. Смерть Андрея и двухлетняя неурядица во Владимирской волости развязали южнорусским князьям руки, позволив им самим распорядиться судьбой киевского стола. Примечательно, что вопрос этот был решен без всякого участия киевлян — настолько ослаб Киев в политическом отношении после разгрома 1169 г.
406
По известию грузинской летописи «Картлис Цховреба» («История Картли»), он нашел пристанище у половцев, а в 1185 г. был избран грузинскими вельможами в мужья царице Тамаре. Оказавшись заложником в борьбе придворных группировок, Юрий процарствовал всего три года, после чего поссорился с супругой и получил развод. Высланный в Византию, он пытался вернуться на грузинский престол при помощи половцев и своих сторонников при дворе, но потерпел неудачу. Сведения о нем обрываются на рубеже XII—XIII вв.
В течение нескольких лет киевский стол переходил то к одному, то к другому князю. Ярослав Изяславич, севший в Киеве незадолго до гибели Боголюбского, быстро выбыл из числа претендентов, и основная борьба разгорелась между смоленскими Ростиславичами и черниговским князем Святославом Всеволодовичем. В 1177 г. Роман Ростиславич, по совету с братьями, добровольно уступил Святославу Киев, предпочитая оставаться в своих родовых владениях. Татищев так говорит о причинах великодушного поступка смоленского князя: «Роман, разсудя довольно, что великое княжение Киевское ничего более, как токмо едино звание имело, князи уже ни во что его не почитали, и все равными быть ему себя ставили… и никаких доходов и войск, кроме Киева, не осталось». Вероятно, примерно таков и был ход мыслей Романа.
Окончательное соглашение между Ростиславичами и Святославом Всеволодовичем было заключено в 1180 г., после смерти Романа. Следующий за ним по старшинству Ростиславич, Рюрик, разбил черниговское войско у Долобского озера, но выгонять Святослава из Киева не стал. Князья поцеловали друг другу крест на том, что Святославу останется киевский стол, а Рюрик возьмет себе всю Русскую землю, то есть остальные города Киевской волости. Смоленск и Чернигов отошли к их братьям — Давыду Ростиславичу и Ярославу Всеволодовичу.