Древо миров
Шрифт:
Сидя на троне, покрытом накидкой с символами монаршей власти, Конн с нетерпением ожидал окончания этого казавшегося бесконечным прохода. Он старался удержать на губах улыбку и не выглядеть слишком мрачно, сознавая, что это довольно трудно на фоне роскошного убранства тронного зала. В отличие от гостей и придворных, старавшихся явить миру пышность и дорогое убранство своих одеяний, король был облачен в темный камзол, и строгость его костюма смягчало лишь рубиновое ожерелье и золотой медальон с изображением оскаленной львиной морды.
— …Я научился врачевать гнойные язвы, затягивать
Конн отыскал, наконец, взглядом дочь Альфреда-летописца. В окружении двух юных пажей и старой кормилицы, Эльтира стояла возле стены, противоположной той, где расположились аргосские вельможи во главе со своим сюзереном. Ее гладкое темно-синее платье было перехвачено в тонкой талии поясом того же цвета, золотая подкладка длинных рукавов, спускавшихся к полу, служила единственным украшением наряда.
Платье казалось бы излишне строгим, если бы не глубокое декольте, обнажавшее не только смуглые плечи, но и высокую крепкую грудь аргоски. У многих придворных дам вырезы были не менее смелые, но ни одна из них не могла похвастаться столь тонко подобранным цветом платья, оттенявшим гладкую свежую кожу плечей и груди, похожую на бархатистую кожицу персика. Конн отметил, что многие придворные модницы украдкой бросают завистливые взгляды в сторону аргосской беглянки.
Взгляд низкорослого мужчины, стоявшего, подбоченясь, у стены напротив, не был ни мимолетным, ни завистливым. Правитель Арракос неотрывно глядел на Эльтиру, и в его черных зрачках метались искры бешеной ярости…
— Все это не может служить оправданием черных дел, творимых под покровом ночи. — Грубый голос месьора Шатолада снова вернул Конна к судебному разбирательству. — В Тарантии достаточно лекарей и стеклодувов. Ты же, таясь от властей, предался гнусному колдовству и повинен смерти!
— И откуда ты только взялся? — пробормотал король с рассеянностью несколько большей, нежели подобало Верховному Судье.
— Я уже говорил…
Голос чернокнижника вдруг изменился: стал спокойным и сильным. Колдун поднялся с колен и дерзко глянул прямо в глаза короля.
— Разрешите, Ваше Величество, ответить стихами.
Он произнес это с изысканной небрежностью записного царедворца и даже слегка поклонился, отставив ногу.
— Что? — взревел Шатолад. — Да как ты смеешь… Стража!
Конн остановил градоначальника нетерпеливым жестом.
— Говори, колдун, но горе тебе, если твои вирши меня не заинтересуют.
— Уверен, что это не так, государь.
И чернокнижник, взгляд которого стал вдруг весел, продекламировал:
Спросили его: откуда пришел? Ответил он так: — Нетрудно сказать: через столпы времени, через потоки Диона, через плавающее железо, через руку жены вяза, через земли солнца, черезЕго слова слышали все в зале, но никто их не понял. Гневный гул пронесся над рядами гостей и придворных, потом все затаили дыхание, ожидая, что скажет король.
Конн восседал на троне безмолвно, крепко сжав пальцами подлокотники, украшенные резными львиными головами.
— Говори дальше, — потребовал он, наконец.
— Вы спрашивали меня о тайных чарах, Ваше Величество, — с легким поклонам отвечал колдун. — Там, откуда я прибыл, многим подвластны силы, о которых на Гирканском материке ничего неизвестно.
— Например?
— Например — оживление камней. Скажем, имеется некий багровый кристалл… Но обо всем этом я расскажу, если вы, государь, удостоите меня чести приватной беседы.
— Этот человек безумен, — быстро и тихо заговорил Верховный Жрец, склоняясь к плечу короля со своего сиденья, — его следует немедленно отправить обратно в Железную Башню и подвергнуть пытке огнем, дабы колдун открыл все в присутствии дознавателей…
— Здесь решаю я, — вполголоса бросил Конн. И, уже громче, приказал Шатоладу: — Велите страже держать этого человека у меня на глазах до окончания церемонии. Позже я поговорю с ним.
Гарольды уже подносили трубы к губам, дабы возвестить окончание Королевского Суда, как вдруг вперед выступил Арракос. Преклонив колено и придерживая длинную шпагу, он прокричал голосом мощным, как боевой рог: «Суда и справедливости, требую справедливости!»
И снова недоуменный ропот прокатился над толпой собравшихся. Высочайшего разбирательства в дни Торжества Иштар мог требовать и простолюдин, и вельможа, но никогда еще не случалось, чтобы высокородный нобиль воспользовался своим правом и вынес на всеобщее внимание свои дела.
— Чего ты хочешь? — мрачно спросил король.
— Я уже сказал — справедливости! — Правитель Аргоса поднялся с колена и застыл перед троном, уперев в бока несоразмерно длинные руки. — Справедливости, которую обещал нам король Аквилонии.
— Ты забыл добавить: и король Аргоса! — выкрикнул кто-то из вельмож, стоявших рядом с троном. — Не забывай, Арракос, что ты всего лишь наместник, посаженный нами в Мессантии!
Лицо Арракоса потемнело. Он сжал эфес шпаги и выкрикнул:
— Времена меняются! Я не потерплю, чтобы всякие пуантенцы чинили разор в моих землях! Аргос поклялся в верности старому королю Конану, но сейчас кое-кто забыл об обязательствах Аквилонии хранить мир в подвластных землях.
Конн поднял руку.
— Если ваши претензии обоснованны, правитель, я готов выслушать их в Совете Лордов.
— Ваши лорды при вас, — осклабился Арракос, — а я не хочу откладывать. Пусть все знают, что аквилонский король не соблюдает договоренности…
Шум и гневные выкрики заглушили его слова. Многие обнажили оружие, гвардейцы переглядывались, ожидая приказа схватить дерзкого аргосца.
Король снова жестом водворил тишину.
— Твои обвинения дерзки, — сказал он, — но я готов их выслушать ради всеобщего мира. В чем ты меня упрекаешь?