Древолюция
Шрифт:
— Инночка, мужчина хочет поговорить с тобой об этих деревьях.
Чадо безмолвствовало.
— А давайте-ка чайку попьем! — засуетилась мама. Алекс невольно улыбнулся: учись, психолог! Самый доступный способ знакомства — это чай. Он пожалел, что не купил ничего, даже тортика. А ведь в гости пришел, обругал себя Поборцев. Ему стало стыдно.
— Проходите!
Он нагнулся, чтобы снять ботинки.
— Не, не, не, не! — запротестовала хозяйка. — Идите так.
Алекс вошел на крохотную кухню. Маленький стол, холодильник, плита — для людей
— Попьем чайку, она к вам привыкнет и все вам расскажет, — говорила мама, зажигая спичку под синим эмалированным чайником.
Его усадили за стол напротив Инны, смущенно потиравшей пухлые сосиски пальцев. «Ей ведь всего восемнадцать, — подумал Поборцев, — скинула бы килограммов сорок, глядишь, такой красавицей бы стала! Рост высокий, длинные волосы… А ведь это мне надо, — вдруг заметил он, — и миру, погрязшему в сомнительных ценностях. А ей? Ей это надо? Ведь и калека может чувствовать себя счастливым, только здоровые не поймут его счастья».
Он размышлял, а тем временем на столе явился чай в чашках на блюдечках и десяток бутербродов с дешевой вареной колбасой. Увенчала стол вазочка со сливовым вареньем. Есть Поборцеву не хотелось, но он не стал отказываться и съел один бутерброд.
Инна преспокойно умяла шесть, стыдливо потупив глаза в кружку.
— Она стесняется, когда кушает, — пояснила мама. — Все ей говорят, что много вредно, но она любит.
— А кто же не любит хорошо поесть? — улыбнулся Алекс. Он решил поддержать девушку. — Я тоже люблю!
— Чего ж так мало скушали? — простодушно удивилась хозяйка, и Поборцев осознал истину, что слово — не воробей. Пришлось проглотить еще один бутерброд.
— Инна, я приехал издалека по очень важному делу, — наконец начал он. — Мне сказали, что ты можешь говорить с денд… с деревьями. Я…
Девушка оторвала глаза от тарелки и посмотрела на него:
— Ты любишь деревья? Они живые!
— Да, живые, — согласился он. — Я их люблю и не хочу, чтобы их убивали.
Голос у нее был не грудной, как почему-то ожидал Алекс, а, напротив, высокий и звонкий. Надо разговорить ее, подумал он. Поборцев мог уболтать любую девушку, но здесь все его наработки были бессильны. Она ведь не такая, как все.
— Ты разговаривала с ними?
— Да. Когда они пришли.
— Я сама это видела, — вмешалась мать. — Я дворником здесь работаю. Мусор вывожу, а Инна иногда мне помогает.
— И что вы видели?
— Видела это дерево ходячее, о которых по телевизору говорят. Оно из леса пришло; да их много поначалу было, а наш сосед с приятелями его убить хотел. Так Инна заступилась, разогнала их, уж сама не знаю как, а там и я подбежала. Смотрю: а они стоят в обнимку.
— Как в обнимку? — не понял Поборцев. Обнималась с «живым» дендроидом?! Даже лесник не решался на такое!
— Она и дерево. И говорит мне: никому не дам его трогать, оно со мной разговаривает! Вот я и рассказала об этом брату, а уж он, наверно, вам. Да многие здесь это
— И что ты ему говорила? — спросил Алекс, но девушка вдруг вскочила из-за стола, едва не опрокинув стул:
— Они убили его! Мое дерево! Ночью срубили его!
Из глаз ее хлынули слезы, и она убежала.
— Инна не хотела его оставлять, как чувствовала. Насилу ее домой притащила. Утром, говорю, придешь.
Женщина вздохнула:
— Утром пришли, а дерева и нет. Только обрубки по двору разбросаны. Инна очень плакала и собирала эти кусочки. Потом зарыла во дворе. Страшное это дерево, конечно, но ведь никому не мешало, никого не трогало. И в нашем дворе ничего не поломало. Зачем срубили?
Поборцев молчал. Простая и дерьмовая история. Из соседней комнаты доносились рыдания Инны. Попробуй теперь, разговори ее! Мать пошла к ней, а Поборцев задумался. Какие же мы все-таки сволочи! И трусы! Паука боимся — раздавить, гада! Мышка пробежала — отравить, гниду, как бы заразу не занесла! Собака лает — пристрелить, может, бешеная! Мы же цари природы! А точнее — трусливые царьки…
Мама вернулась на кухню.
— Ничего, она быстро успокаивается, — сказала она, улыбаясь.
— а вот мне сказали, что она как-то… управляла ими, что ли? Это правда?, — Скажите, пожалуйста, — спросил Поборцев
— А вы в газете про нее напишете? — спросила хозяйка. Алекс замялся, не зная, что ответить. Решил не врать, внутренним чутьем почувствовав, что с этими людьми надо держаться просто, как со своей семьей. И тогда все получится.
— Нет, — ответил он.
— А зачем тогда спрашиваете?
— Я хочу прекратить войну. Ведь никому от нее хорошо не стало, верно? — он выжидающе посмотрел на женщину. — И доказать, что деревья не опасны.
— Вот как, — хозяйка стояла у окна, сложив не по–женски жилистые руки на животе. — Это хорошо. Я знаю, что Инна никогда не разговаривает с плохими людьми. Она видит, кто плохой, а кто хороший. С вами она говорит.
Поборцев молчал. Наверно, он услышал самый странный комплимент в своей жизни.
— И она бы никогда не подошла к этим деревьям, — продолжила женщина, — если бы они чем-то ей угрожали. Хоть и страшные они, не приведи Господь! Но моя девочка никогда не ошибается. Знаете, еще в детстве она выбирала, с кем будет дружить, а с кем нет. Как, что она видит — не знаю, но только ребята, которые ей не понравились, почти все беспутными стали: кто в тюрьме, кто где…
— А как она деревьями управляет? — задал Алекс жгущий язык вопрос.
— Не знаю, кто вам сказал это. Я ничего такого не видела. Может, кто другой видел, но я почти всегда с ней… Когда они через город шли, Инна мне на улице помогала. Смотрим: идут эти деревья, и люди бегут. Все очень испугались тогда. А одно дерево в нашем дворе остановилось. Сосед с третьего этажа хотел стрелять в него, а Инна не дала. Я сама испугалась, когда она к этому страшилищу подошла. Сосед кричит: отойди, стрелять буду, а она говорит: не дам. И обняла его…