Дровосек, или Человек, наломавший дров. Книга первая
Шрифт:
И от таких злодейских представлений этого, подлеца в последней степени, коррупционера, Фоме становится так зло на душе, что он готов прямо сейчас встать и пойти поймать за руку эту манипулирующую их доверием личность коррупционера. – Что, коррупционер, поймал тебя за руку? – Фома вначале ошеломит коррупционера своим неожиданным поступком, а затем поставит того в тупик этим своим неоспоримым заявлением. И хотя коррупционер привык изворачиваться как угорь, для чего он тут же попытается выкрутить свою руку из рук Фомы – но Фома если за что-то взялся, то от этого никогда не отцепится, пока сам не захочет, – но у него ничего из этого не выходит и он будет вынужден отвечать на то, что его спросил Фома.
Ну а факт того, что он пойман Фомой за руку,
– Вопрос, конечно, интересный. – Задумавшись ответит Фома, и вдруг, да так резко повысит на него голос, что введя в транс, оглушит коррупционера своим заявлением: «А что насчёт меченных купюр?!». Ну а коррупционер от такой новой неожиданности, в один момент теряет над собой контроль и, хватаясь за сердце, через своё побледнение выдаёт себя.
Ну, а там, в нагрудном кармане коррупционера, как вскоре выяснилось прибывшей скорой бригадой, находился тот самый антидот от всех его коррупционных действий, которым он, как и все коррупционеры не успевает вовремя воспользоваться – это его… Оставим так многоточно, все ведь и так об этом знают, но почему-то забывают.
Но такое развитие ситуации с коррупционером совсем не нравится Фоме, и он решает насчёт него передумать – тем более дон Лизотто, как всегда выйдет из всего этого дела сухим. И Фома, оставшись на своём прежнем месте, передумал и внёс свои коррективы в развивающуюся за тем столом обстановку.
– И о чём, о каких подрядах сейчас, как только дон Лизотто проглотит кусок пиццы, будет вестись речь? – задался вопросом Фома, глядя на то, как дон Лизотто, прикончив кусок пиццы, вытер свои жирные во всех смыслах пальцы рук салфеткой и, посмотрев на коррупционера принуждающим непонятно к чему взглядом, обратился к нему совершено не с тем вопросом, какой от него ранее ожидал услышать Фома.
– Корлеоне, Сопрано, Теразини. – Проговорил дон Лизотто и, глядя на коррупционера, вдруг с хрипом сорвался на своё возмущение. – Да кто это на хер такие?! – В результате чего коррупционер растерял на своём лице всю свою спесь и невозмутимость, и мало что понимая, раскрыв свой рот, беззвучно смотрел почему-то в рот дона Лизотто. Но дон Лизотто рассчитывал совсем не на то, что демонстрирует ему коррупционер, а ему нужны ответы. И он под не сводящим с него взглядом коррупционера, своими жирными пальцами выковыривает из куска пиццы оливку, и к застывшему на лице коррупционера изумлению, который и сделать ничего не может, берёт и закидывает эту оливку ему прямо в рот. И только тогда, когда оливка собой перекрыла дыхательные пути в горле коррупционера, он пришёл в себя и принялся бороться за свою жизнь, пытаясь прокашляться.
Ну а довольный собой дон Лизотто только ухмыляется, глядя на сдавливающего своё горло коррупционера, и даже не думает прийти ему на помощь, вдарив ему своей могучей рукой по спине. Впрочем, коррупционер хоть и покраснел до кончиков ушей, но справляется с этой на пустом месте возникшей проблемой. А как только справляется, то злобно глядя на дона Лизотто, собирается было предъявить ему за это счёт к оплате. Но вовремя вспомнив, что он находится в неоплатном долгу перед доном Лизотто, – намекая на некоторые компрометирующие его документы, так ему дон Лизотто всегда говорил, когда он пытался набить цену своим услугам или вообще соскочить, – решает не затрагивать эту тему и вернуться к тому, что так взволновало дона Лизотто.
– Это самые известные главы семей. – Говорит коррупционер. Дон Лизотто, вслед за этим ответом вновь возвращается в нервное состояние духа и с прежней резкостью заявляет. – Да я же спрашиваю, кто они бл**ть такие. Я их знать не знаю и знать не хочу. – Чуть ли не орёт дон Лизотто, своим поведением вызывая
– А теперь он будет ещё меньше. Да так меньше, что и считать будет нечего. – Схватившись за сердце мимо пробегающей Кати, представительницы самой неблагодарной, оттого что беззащитной, категории сотрудников – стажёров, сделал для себя вывод Андрон.
Когда же дон Лизотто немного успокаивается, коррупционер с хоть и скрытым, но большим сожалением для себя, за то, что он здесь находится (дёрнул меня чёрт его послушать) и с нескрываемым сожалением за то, что этот мир столь неразумен, даёт свой ответ. – Но что ж, поделать. – Со вздохом говорит коррупционер. – Когда само имя больше значит, чем то, что оно значит. – И хотя такая казуистика в ответе не приветствовалась доном Лизотто, на этот раз он всё понял, хоть и по своему, и поэтому не стал кулаком поправлять слишком задравшийся в поднебесье нос коррупционера, а для начала с пристуком по столу, выплеснул на него негативную энергию, с добавлением в неё брызг слюней: «Я им всем покажу, что имя моей семьи значит!», – а уж затем более-менее спокойно обратился к нему:
– Ты там у себя, многих людей, кто на слуху знаешь. Так найди мне того… – дон Лизотто на этом месте задумался, ища наиболее подходящее об именование тому, что он имеет в виду, ведя этот разговор. Что, судя по его физиономии, ломающей стереотипы о донах, как людей мало думающих, давалось ему нелегко. Но тем не менее далось, и дон Лизотто сказал то, что сказал, а как понимать его коррупционеру, то пусть только попробует не правильно его понять.
– Найди мне такого фокусника, кто умеет все эти дела по обеливанию имён проворачивать. – Глаза в глаза глядя на коррупционера, сказал дон Лизотто, и коррупционер в первые сколько себя помнил, не слишком понимал, как ему выкрутиться из этой ситуации с доном Лизотто, решившим хапнуть славы.
– Хотя, где-то я уже об этом слышал или видел. – Вслед за Фомой подумал и коррупционер, чей ход мыслей полностью полагался на воображение Фомы. Но на этом разговор между этими господами, за достоверность которого никто не поручится, а тем более Фома, в чьём воображении он и возник, закончился, а всё по причине того, что Свят перебил ход мысли Фомы, обратившись к нему. – Ну, всё вроде бы понятно. – Совсем для Фомы непонятно сказал Свят. – Значит, я иду прямиком до того самоуверенного типа в рубашке с галстуком. – Свят очень верно указал на главное лицо заведения, Андрона – а это говорит о том, что не просто приметливый человек, но и зря времени не терял в отличие от Фомы.
– А ты вон туда. – Дополнил себя Свят, указав Фоме на один из коридорчиков, идущих в неприметных закуток. – Там я думаю, ты найдёшь то, что нам нужно. – Фома смотрит в ту сторону, куда ему указал Свят, затем бросает ещё мало что соображающий взгляд на Свята. – Иди уже, – кивком подталкивает его к действиям Свят, – и только после этого поднимается на ноги.
Встав же на ноги, Фома ещё раз вокруг озирается и, не заметив особого к себе внимания со стороны присутствующей публики, со вздохом сожаления пробубнив про себя: «А вот был бы месье Каретный, то он бы обязательно за мной всё это заметил и, взглядом проводив меня до подсобки, заволновался бы насчёт моих таких необъяснимых поступков», – выдвинулся по указанному Святом направлению. Правда Фома не пошёл сразу прямиком туда, а он сделал небольшой крюк в сторону стола с доном Лизотто во главе – ему захотелось своим нутром почувствовать, какая там стоит атмосфера. Фома был уверен, что если этот дон Лизотто на самом деле такой преступный тип, каким он его себе представил, то он наверняка будет источать нечто такое, что будет указывать на то, что он и есть тот зловещий крёстный отец всех подпольных заведений этого города (ещё, гад, франшизует на своём имени), дон Лизотто.