Друг детства
Шрифт:
Во всяком случае, сейчас мисс Миллз совсем не была расслаблена. Об этом можно было судить по тому, как она сидела на стуле — выпрямившись, скрестив ноги и положив ладони на колени.
— Вы вообще когда-нибудь развлекаетесь? — спросил он, пытаясь вызвать у нее хоть какую-нибудь естественную реакцию.
— Давайте лучше обсудим вопросы, которые вы имели в виду. — Она отхлебнула из бокала, и на ее щеках заиграл румянец. — Мы ведь именно за этим здесь, не так ли?
— Я предпочитаю сочетать приятное с полезным, — сказал Джеймс, принудив себя улыбнуться. — Я
— И что же он говорил?
— Немного. Лишь чем вы занимаетесь. Не правда ли, забавно, что, живя в соседних домах, мы практически ни разу не встречались?
— Вообще-то говоря, эти два дома разделяет порядочный кусок земли, — сказала она. — И оба мы учились в школах-пансионах. Так что, если подумать, в этом нет ничего удивительного. Кроме того, после поступления в университет я даже на каникулы сюда почти не приезжала. — Она покраснела и продолжала смущенно: — Я хотела сказать, что занятия медициной требовали от меня большого упорства, и до сих пор требуют.
— Да, преподаватели всегда так говорят: работать, работать, и никаких развлечений.
— А разве не так? — Ее глаза расширились, и это взволновало его. — А кстати, как вы развлекаетесь? Управление поместьем не может занять все ваше время. И что вы делали перед тем, как переехали сюда жить?
Люстра в гостиной не была включена, просто горел торшер. Благодаря его мерцающему свету ее лицо было погружено в интригующую полутьму. Волосы Элли слегка растрепались, и их пряди упали вдоль шеи, что придавало ей какую-то хрупкость: в ней ничего не оставалось от доктора.
Она смотрела на него с любопытством, и, допив свой джин с тоником, Джеймс понял, что наконец-то пробил брешь в ее холодности.
— Честно говоря, я проводил время почти так же, как вы, — отвечал он. — В университете… хотя занимался не медициной, должен вам сказать. Я никогда не выносил вида крови. Изучал экономику. Затем — прекрасная карьера в Лондоне. — Он посмотрел на нее, стараясь понять, сколько она знает о нем от отца, — кажется, совсем немного. — И, о да, совсем небольшой период я был женат.
— Что-что? — Это явно вывело Элли из равновесия. Она была поражена тем, что он остановился именно на этом эпизоде своей жизни.
— Я был женат, — повторил Джеймс. Господи, когда он последний раз произносил это слово? Он не мог вспомнить. Да и зачем говорить об ошибках, вместо того чтобы извлекать из них уроки? — Женат; я думаю, вы знаете, что это значит?
— Мой отец никогда не писал об этом.
Джеймс видел, что она пытается что-то вспомнить.
— Вероятно, потому, что это продолжалось недолго. — Он криво усмехнулся.
— И что же случилось?
— Мы поженились, совершенно не подумав и едва зная друг друга. У нас обоих была великолепная работа в Лондоне, и мы наслаждались жизнью. Нам показалось вполне резонным сочетаться браком.
— Действительно, почему бы нет? — сказала Элли сухо.
— Но как только мы поженились, в наших отношениях появилась трещина. Кульминация настала после смерти моего отца, когда я решил вернуться
Джеймс не любил рассказывать об этом, но обнаружил, что не может остановиться. Закрыв глаза, он мог увидеть прекрасное, но недовольное лицо своей бывшей жены так, как если бы она была в этой комнате. Он мог услышать ее злой, раздраженный голос, которым она сообщала ему, что не хочет хоронить себя в этой грязной провинции и уж лучше будет постоянно ездить из Дублина в Лондон.
— Очень скоро после того, как я переехал сюда, жена сообщила мне, что беременна, но, несмотря на то, что ее беременность проходила тяжело, она не отказалась от того, чтобы разрываться между жизнью здесь и работой в Лондоне. Конечно, это кончилось выкидышем.
— Сочувствую.
— Правда? — Джеймс встал, подошел к бару, налил себе еще и понял, что у него появилось желание вступить с ней в спор. Он сел, но, пока придумывал какой-нибудь провокационный вопрос, она спокойно сказала:
— А теперь ферма занимает все ваше время?
— Это что, ваша манера беседовать с больными? — воскликнул он. — Выслушать пациента и даже не попробовать ободрить его?
— Вам не следовало говорить об этом, если вы не хотели.
— Ради всего святого, почему я должен молчать? В наши дни развод — не какой-нибудь позорный секрет. — Элли никак не прореагировала на слова Джеймса (просто живая статуя!), и он продолжал: — Сейчас я управляю коммерческим банком в Сити частично отсюда, частично из моего офиса, а также имею несколько компаний — так сказать, инвестиции; ведь никогда не знаешь, когда придет черный день.
— Надеюсь, что не придет. — Она опустила глаза, и ему стало интересно, почему отец Элли ничего не рассказывал ей про него.
— Хотите спросить еще что-нибудь? — Джеймс продолжал смотреть на нее сквозь стекло бокала, и она тоже подняла глаза на него.
— Так все-таки, о чем выхотели поговорить со мной?
— А, да. — Он поставил свой бокал и посмотрел прямо на нее. — Ваш отец. За последние две недели ему стало намного лучше, и можно предположить, что через какое-то время, скажем через несколько месяцев, он сможет вернуться к работе, но, безусловно, лишь на неполный рабочий день. Он может оставить за собой только несколько старых пациентов, но основная нагрузка по приему больных…
— Это будет для него тяжело, — сказала Элли тихо. — Хотя медицина — дело всей его жизни. Отец практиковал здесь очень долго. Что он думает об уходе на пенсию?
— А вы не разговаривали об этом с ним сами?
— Нет, не разговаривала, — сказала Элли резко, закинув ногу на ногу. — Кто принимал больных во время его болезни?
— Один молодой парень, доктор Сельверн. Возможно, вы не слышали о нем. Он не местный и не очень популярен здесь.
— Как же вам удалось выяснить все эти подробности? — спросила Элли, и Джеймс улыбнулся, наслаждаясь изумлением на ее лице. Конечно, подумал он, она не очень сексуальна, но, когда не напускает на себя холодность, выглядит довольно-таки привлекательной.