Друг детства
Шрифт:
— Я, как и обещала, останусь здесь, пока не найду замену доктору Сельверну. У меня своя жизнь, и мне нужно вернуться к ней.
— Небольшая поправка. Вы рассматриваете вашего отца как случайную обременительную проблему. Я не могу заставить вас думать по-другому, но и не позволю вам вернуться в Лондон до тех пор, пока вы не проникнетесь тем, что на самом деле делается здесь.
— Вы не позволите мне? Да кем вы себя считаете?
— Человеком, которому знакомо слово «сострадание».
Элли почувствовала, что покраснела. Она не
— А я, значит, хоть и врач, но лишена чувства сострадания! Ведь именно это вы хотели сказать?
— Я думаю, что сострадание, как и милосердие, начинается дома.
Они уставились друг на друга, и Элли поняла всю бесполезность дальнейшего спора. Не стоило тратить силы, чтобы переубеждать его. Она опустила глаза и крепко сжала руки в кулаки. Черт с ним, пусть Джеймс думает, что выиграл этот раунд. Но если он решил заставить ее остаться здесь навсегда, то зря тратит слова.
— Уверяю вас, я всем сердцем сочувствую отцу. — Она попыталась улыбнуться.
— Ну и отлично. Теперь о другом. Я улетаю довольно рано утром в четверг, около семи. Так вы присоединяетесь ко мне?
— Да, пожалуй, — сказала Элли, овладев голосом. — Если, конечно, вы уверены, что хотите взять меня с собой.
Она встала, чтобы выйти в туалет. Стоя перед зеркалом в дамской комнате и подкрашивая губы, Элли подумала: если она собирается остаться здесь на месяц, ей незачем поддерживать с Джеймсом эти нелепые отношения. Ни к чему подпускать его так близко.
Вся ее жизнь подчинена строгому расписанию, и это повелось с детства. Ее отец всегда был человеком неразговорчивым и властным, он послал ее в пансион в семь лет, и с раннего возраста она научилась быть независимой и целеустремленной. Несмотря на то что между ней и отцом не было сказано ни слова, она сама догадалась, что способность добиваться успеха — это та единственная вещь, которую отец хотел бы видеть в ней.
Так почему же Джеймс Келлерн и его мнение о ней так тронули Элли? Почему ей так трудно соблюдать дистанцию с ним, как это с легкостью удавалось со всеми прочими мужчинами? Может, потому, что она снова оказалась дома, но чувствовала себя здесь чужой?
Когда Элли вернулась в зал, Джеймс все еще сидел за столиком, а ее стул был занят. Остановившись на полпути, она стала наблюдать за женщиной, подсевшей к нему. Они смеялись. Женщина — стройная, с волосами цвета меди, с огромными, широко открытыми глазами и большим чувственным ртом — наклонилась к Джеймсу.
Элли быстро подошла к столику. Женщина с огненно-рыжими волосами взглянула на нее, все еще смеясь. И начала извиняться за то, что села на ее место.
— Простите, но я заметила Ангела за этим столиком и просто не смогла отказать себе в том, чтобы подойти поздороваться с ним.
— Заметили Ангела? — Элли посмотрела на Джеймса, и брови ее поползли вверх от
— О, это прозвище Джеймса, которое я придумала. Я всегда его так называю.
— Элли, познакомься, это Аманда Эванс. Манди, это Элеонор Миллз. Она приехала сюда, чтобы заменить Джорджа.
— Я была очень расстроена, когда услышала, что случилось с вашим отцом, — сказала Аманда, вставая и протягивая Элли руку. Ее ярко-зеленое вечернее платье, которое казалось чересчур открытым сверху, страдало тем же недостатком и снизу. Оно плотно облегало пышное тело женщины.
— Спасибо. — Элли автоматически пожала ее руку.
— Садитесь на свое место. Мне все равно пора идти. Последние пятнадцать минут моя сестра как на иголках — так ей не терпится покинуть ресторан. — Снова последовал веселый смешок. — Мы собираемся прошвырнуться еще куда-нибудь. Может быть, присоединитесь к нам?
— Давай, Джеймс, не стесняйся, — сказала Элли. — А для меня единственное развлечение сейчас — это лечь спать.
— Везет же, — сказала Аманда с горловым смехом. — Уверена, Ангел позаботится о вас.
Она отошла от столика, держась как женщина, знающая, что все глаза мужчин обращены на нее.
— Вы бы могли дать понять ей, что между нами нет близких отношений, — холодно обратилась Элли к Джеймсу.
— А зачем? Неужели вас волнует, что о вас думают окружающие?
— Нет. Но я обязана поддерживать свою репутацию.
— Вряд ли это имеет значение — вы все равно не собираетесь оставаться здесь. Ну да Бог с ним, — произнес он, вставая. — Похоже, вы уже собрались домой.
— Не стоит меня провожать, — сказала Элли вежливо, когда они шли к двери. — Прошу вас, не чувствуйте себя так, будто в ваши обязанности входит отвезти меня домой. Я вполне могу добраться сама.
— Да никаких проблем. Все равно я уже староват для ночных клубов.
— Но, как я заметила, вы совсем не стары для девочек, которые шляются по ночным клубам.
В какой-то момент, находясь рядом с этой необычайно красивой женщиной со свежим молодым лицом, Элли вдруг почувствовала себя старухой, молодость которой прошла незамеченной. Она представила себя еще через десять лет: суетящаяся (надо успеть посетить всех больных!), с семенящей сзади студенткой, которая с обожанием записывает за ней под диктовку. Ни детей, ни семьи. Возможно, даже Генри не будет рядом с ней. Это была довольно безрадостная картина.
— Они и без меня разберутся, — сказал он лениво. — Манди двадцать пять лет. Она вполне взрослая девушка.
— Вполне взрослая девушка, чтобы позаботиться о себе, когда вы вдруг неожиданно решаете отказаться от ее приглашения.
Джеймс открыл дверцу машины и, когда они уселись, повернулся к ней и спросил:
— Что, она показалась вам очень огорченной?
— Нет, но…
— Я понимаю, ваша жизнь настолько разложена по полочкам, что вы не можете допустить отношений, которые не приводят к алтарю.