Другая история
Шрифт:
– А почему ты думаешь, что надо? – прабабушка улыбнулась неживой, но не страшной улыбкой. – Зачем ему от тебя что-то? Он вообще не здесь.
– А я ему зачем?
Прабабушка тихо засмеялась.
– А что ты думаешь сама?
Она удивилась вопросу – и так было все понятно.
– Ну, он же мужчина. Что мужчине от женщины может быть надо? – она встряхнула гордо красивыми светлыми волосами. – Если мужчины приходили так ко мне, у нас… – Она задумалась. – Тогда мужчина становится любовником, может, потом мужем становится. Они без этого не могут, все одного
– Кривой гвоздь забиваешь, – усмехнулась старая женщина. – А если ничего не хочет? Если душа у него не так устроена?
– Душа? – она вспомнила: что-то он такое присылал ей почитать. – Да, душа у него… «…лучше никому не знать, что у каждого внутри…» – процитировала она по памяти. – Ну, все равно – как это, не хочет?
– Так бывает, маленькая, – прабабушка усмехнулась. – Он на тебя смотрит – как в воду падает…
Он внезапно посмотрел на нее через крышу – она не видела его глаз, но почувствовала, как что-то тянется к ней, как будто издалека. Это происходило одновременно и снаружи, и у нее внутри – и внутри даже больше, чем на крыше, где она стояла.
– Он не сам себе душу устраивал. Он служит. – Старая женщина смотрела на правнучку с любовью, как смотрят на маленького непонятливого ребенка.
– Кому? Чему? – усмехнулась она прабабушке, как будто та могла знать ответ.
– Да хоть бы и чему, – старой женщине, похоже, понравился вопрос. – Тебе-то что? Ты зачем меня спрашиваешь? Иди, вон, с ним говори.
– Я его не понимаю, – она растерялась. – И подпускать ближе его нельзя – ну вот он придет, и что я делать буду? Зачем он мне нужен? У него какая-то своя жизнь, все всё про него знают.
– А что ты чувствуешь? – прабабушка устала стоять и присела на краюшек покрытого гудроном бортика, продолжая смотреть на правнучку.
– Я? – она удивилась. – Я… ничего не чувствую. Спокойно… и все. Я всегда спокойна.
– Тогда что ты у меня спрашиваешь? Я знаю не больше, чем ты, – прабабушка сделала вид, что удивилась. – Какие-такие вопросы задаешь? Я старая уже, ничего не понимаю в вас, молодых.
Под шутливым взглядом прабабушки она задумалась.
– Скажи, что мне с ним делать?
Старая женщина почти смеялась.
– Не делай ничего, если не знаешь. Зачем? Что ты с ним можешь сделать, если сама не знаешь? Ничего не делай пока.
– А потом что с ним будет?
– А смотри, – прабабушка показала на фигурку на крыше напротив. Фигурка подошла к краю и вдруг… поднялась на самый бортик, и закачалась над городом, с видимым усилием балансируя.
Она вскрикнула.
– Если ты спокойная, если тебе все равно – зачем кричишь? – старая женщина была рассудительна, говорила с большим достоинством и как будто не видела фигурку напротив. – Я не вчера родилась, не зря что-то и при жизни могла. Не смотри, что умерла. Хочешь – спущу его вниз, и дело с концом.
Ее сердце замерло – старательно, чтобы не подать виду, она как будто с деланным пренебрежением сказала:
– Пусть будет, чего ж делать с ним.
Прабабушка улыбалась краешками губ, и непонятно было, сколько ей лет. Так всегда с людьми, которые умерли давно – смотришь, а сколько лет и не поймешь.
– Чудная у тебя голова. Ты не видишь? Не только он на тебя смотрит – ты тоже смотришь. Он подходит – ты отходишь, это видно. Но если он отходит – ты подходишь ближе. Как на веревочке вы двое. Понимаешь?
Она не очень понимала, но кивнула головой.
– Спокойная она, вижу. Спокойная, – почти усмехнулась прабабушка. – Ты когда смотришь на него – что с тобой?
– Ничего… – она почувствовала, что краснеет, и обошла ответ на вопрос, но сделала это неуверенно. – Ну, я его знаю уже давно. Мы работали вместе, знакомы, вроде бы, хорошо…
Прабабушка слушала внимательно, потом серьезно сказала.
– Когда я на тебя смотрю – я другое вижу. Всё, будет.
Она поняла, что пора прощаться, но не успела. Прабабушка встала и медленно пошла куда-то ей за спину, откуда появилась, и пропала немедля – через секунду она была на своей крыше одна. Солнце по-прежнему медленно садилось, и ветер становился прохладнее. Фигурка на крыше дома напротив немного отошла от края, и вдруг… помахала ей, как будто радостно. Она помахала в ответ машинально, заплакала вдруг от странного, непонятного чувства внутри и проснулась.
02.2014
Замок щелкнул единожды, и бесшумно затем провернулся. Дверь открылась.
– Входи.
– Это мы где? – спросила она с опаской.
– Это дом. Будь как дома, друг мой. Здесь уютно.
Алексей взял ее за руку и почти втянул за собой в просторную прихожую. Зажегся сам собой свет. Прихожая заканчивалась большущей стеклянной дверью – рядом с лестницей, которая, наверно, вела на верхний этаж.
Входная дверь закрылась и стало тепло и тихо – одновременно и внутри, и снаружи.
– Пол теплый, – он сбросил старый, виды видавший плащ, забрал у нее пальто и теперь приглашал войти. Ольга осторожно ступила с небольшого ковра у входа на гранитную плитку – та и впрямь оказалась теплой, почти горячей.
Алексей уже открыл застекленную дверь в конце коридора и приглашал ее внутрь. Помещение за дверью оказалось большой гостиной… или кухней? Тем и другим одновременно – прямоугольный стол, странно развернутый углом к двери, уютный диван в углу, кухонные шкафы и бесшумный холодильник, весь увешанный магнитами, привезенными кем-то из путешествий. Было очень, очень тихо. От этого сочетания тишины и тепла ноги подкашивались – сразу хотелось спать.
Он зажег свечу на столе, потом еще одну – обычные маленькие свечки в жестяных чашечках. Заплясали язычки пламени, отражаясь в незашторенных уголках окон. Тихо щелкнуло в коридоре, и электрические лампы в нем погасли сами собой, как и зажглись до этого. Единственным источником света стали огоньки пламени. В тишине было слышно что-то странное, почти бесшумное – и все-таки происходящее совсем рядом.
– Это снег идет, – почти шепотом сказал он. – Здесь слышно иногда. Так тихо, что очень хорошо слышно.