Другая история
Шрифт:
– Тебе с молоком?
– Да, – Ольга кивнула.
Алексей разлил молоко по чашкам, заполнив их, таким образом, до краев.
– Ух-ты, тут еще и конфеты остались, – почти цирковым жестом из залежей посуды на столе он извлек прозрачную мисочку с остатками чьего-то сладкого пира. «Белочки», «Вдохновение», что-то еще.
Они развернули по конфете, захрустели фантиками. От горячей жидкости потеплело внутри – плевать, что чашка без ручки: кофе-то от этого не хуже. Он расслабился и немедленно почувствовал приближение человека. Это кто-то из службы
– Кто-то идет. – Алексей сказал ей эту фразу, и сразу же стали слышны шаги на лестнице. – Вот ведь: сейчас, пока он поднимается, у меня есть время подумать над тем, какие стихи в его присутствии я должен читать тебе, чтобы засвидетельствовать свое непристойное поведение ночью на кухне с одинокой молодой девушкой. «Не бродить уж нам ночами, хоть душа любви полна, и по-прежнему лучами серебрит простор луна…»
Ольга засмеялась, сделала еще глоток.
Охранник прошел, заглянул в кухню мельком – и, видимо, удовлетворился увиденным, решив не задавать вопросов. Ну, приехали люди с мероприятия, кофе пьют – так мало ли, что. Тут и не такое видали. Через минуту шаги смолкли в бесконечных катакомбах ночного офиса.
Он посмотрел ей в глаза. Казалось, что он глубоко нырнул – и все равно не достал до дна: она смотрела на него в ответ, улыбаясь своей загадочной улыбкой, которая, на самом деле, рассказывает обо всём на своем языке, да только кто, скажите, сможет перевести такое… «Хотел бы я знать, что ты на самом деле думаешь. Хотел бы я знать, что ты на самом деле чувствуешь.» – эта фраза, прочитанная в какой-то детской книжке, так кстати пришла ему в голову. Вслух он ее не сказал – незачем. Психолог, ага. Сапожник без сапог – это тебе не выражения лиц и жесты банкиров на русский переводить…
Пить кофе вдвоем у них вошло в традицию. Не в привычку, нет. Привыкнуть к этому было нельзя – они как будто задавали друг другу одни вопросы, а слышали друг от друга совсем другие. Безобидный и легкий разговор никак не сочетался с тем, как они смотрят – нет, не смотрят: заглядывают в глаза друг другу. Так поступают люди, которые знают, о чем рано или поздно придется говорить – и все время откладывают разговор. Не как что-то неприятное, и не как что-то долгожданное и предвкушаемое, нет – просто давая времени течь, не опережая его.
Кофе кончился. Чашки, одна за другой, отправились в груду посуды, лежащую в раковине. Он набросил ей пальто на плечи. Мельком глянул на часы на экране мобильного – вот тебе и на, скоро час ночи.
Лифт отправился вниз.
Они вышли на площадке первого этажа. Ольга вдруг остановилась, посмотрела на него.
– Я… поехала. У меня машина тут, помнишь?
У Алексея перехватило дыхание. Вот это да – а он, как пятнадцатилетний мальчишка, уже нарисовал себе в голове картинку: как осторожно он подвозит ее к крыльцу подъезда, как они прощаются до следующей недели. «Дуралей» – заклеймил его тот, другой, сидящий внутри, наблюдающий за его действиями и так редко, только в самых непонятных ситуациях
– Да… Да, конечно. Увидимся во вторник. Хорошей дороги тебе.
– Спасибо, друг мой. Увидимся.
Щелкнуло реле, сработавшее от прикосновения пропуска. Вот и всё – она ушла. Вышла на задний двор, в другой выход – туда, где парковка для сотрудников.
Алексей постоял еще с минуту, сказал себе под нос почему-то: «доброй ночи» – и вышел. Дуралей.
Мотор чихнул и завелся. Он бросил машину рывком с парковки на пустую дорогу. Автомобиль без пассажиров он водил резко, хорошо чувствуя, где заканчиваются возможности немолодой конструкции. «Ну, что ж – хоть с машиной у нас полное взаимопонимание», – подумалось ему.
Через несколько минут оказавшись на Третьем кольце, он почти перепрыгнул Савеловский мост. Мигнул угловатыми габаритами, рыкнул на случайные легковушки: те, как маленькие рыбки, распуганные сомом, кинулись врассыпную, и полетели по своим делам.
Он подумал о чем-то, щелкнул передачей. Улыбнулся и взял трубку, набрал номер.
– Привет, друг мой!
– Привет! А я, тем временем, почти доехала.
– Я тут понял: ты забыла у меня кое-что.
– Что же?!
– Немножко тепла, немножко уюта, капельку хорошей компании.
– Ничего себе! Друг мой, спасибо тебе за эту часть вечера! Это было что-то… настоящее. – Он почти видел, как она засмеялась в ответ, как будто и в самом деле порадовалась.
– Спасибо за вечер, – сказал он. – И доброй ночи.
Ночь наступила в нём и сомкнула над городом свое темное кольцо.
12.2013
Она видела странный сон.
Она стояла на краю крыши и видела летний город. Под опускающейся зарей тот был красив и почти нежен – с юга дул теплый ветер, медленно стыли под вечерней прохладой тяжелые бетонные плиты «Авангарда», пахло мягким летом.
Она смотрела куда-то в горизонт, где крыша дома, стоящего через улицу, несла на себе странную фигурку невысокого человека. Он то подходил к краю, то отходил. Солнце застыло, и свет смешался с тенью в розовом вальсе.
– Стоит там, да? Он это? – женщина, подошедшая сзади, была очень старой и перемещалась, опираясь на такую же старую трость. На самом деле, трость ей не была нужна уже потому, что женщина умерла давно, и сейчас мысль о ее смерти показалась какой-то спокойной и закономерной.
– Да.
Женщина посмотрела на нее, она обернулась в ответ – в пол-оборота, так, чтобы не потерять из виду фигурку на крыше дома напротив, и кивнула.
– Здравствуй, маленькая.
Свою прабабушку она видела вот так вот едва ли не в первый раз. Надо же – даже и не выглядит на свои, вроде… И смотрит на нее хорошо. И улыбается.
Фигурка на крыше дома напротив снова подошла к краю.
– Что он делает? – она спросила прабабушку, как будто та могла знать что-то про человека на той далекой крыше. – Что ему надо от меня?