Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие
Шрифт:
Уже расставшись со своим поднадоевшим любовником Павликом Масловым, в феврале 1907 г., Кузмин узнал от приятелей, побывавших в ресторане Палкина, излюбленном месте встреч гомосексуалов, странную новость и отметил в Дневнике: «Наши были у Палкина, где видели Павлика с какой-то женщиной. Хоть я его и не люблю, но был почему-то шокирован этим; с кем угодно: со стариком, с мальчиком, а то с толстой дамой — фу!» (ДК5: 320).
Они опирались на культуру Серебряного века или, удалившись в эмиграцию, на культуру зарубежья. Жить по своей природе не удалось Клюеву и Харитонову: оказавшись в иной среде, они были убиты гомофобным государством.
По-разному относились наши герои и к отождествлению себя с кланом гомосексуалов. К. Р., Чайковский и Харитонов страшно боялись огласки. Пржевальскому
Как у наших героев проявляется пресловутое свойство гомосексуальной любви — непостоянство, частая смена возлюбленных (тут даже не сказать возлюбленных — вернее, партнеров)? К удивлению, у них это вовсе не поголовно. Отличались этим Чайковский, Клюев, Кузмин, Нуреев и, вероятно, Харитонов. Из двух десятков пятеро. Однако при Чайковском был постоянно Леня Софронов, у Клюева, даже у Кузмина и Нуреева бывали и очень длительные привязанности. У Пржевальского, Миклухо-Маклая, Сомова, К. Р., да и Дягилева любовников и вовсе было не так уж много. Другие субъекты, причастные к гомосексуальным утехам, славились как раз обилием женщин — Иван Грозный с его «тысячей дев», Петр Первый, Пушкин, Есенин.
Я уже отмечал любопытную черту гомосексуальности — тягу гомосексуалов к людям иного социального уровня, иной образованности. Аристократов и интеллектуалов неудержимо тянет к простонародью — банщикам, дворникам, кучерам, лакеям, посыльным и солдатам, а тех — к господам. Я рассматривал это в рамках притягательности разных отличий (экзотическое становится эротическим) и подыскивал психологические объяснения этому феномену: впечатлительный интеллектуал подсознательно ожидает от человека своего круга иронии, высокой требовательности, а это срывает эротическую настроенность (Клейн 2000: 476–481). Здесь этот феномен можно видеть на примерах Петра Великого, К. Р. и Чайковского, заметно это отчасти и у Кузмина, Пржевальского и Миклухо-Маклая. В свою очередь для простонародья перспектива интимной связи с интеллектуалом или аристократом повышает самооценку и усиливает сексуальное возбуждение. Возможно, это сказывалось у Есенина.
Любопытна и странная связь гомосексуальности с антисемитизмом — в личностях Петра Первого, Миклухо-Маклая, московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, Кузмина, Клюева, Есенина, Харитонова, Нуреева, в какой-то мере Сомова. Доля антисемитов (девять из 20) здесь явно выше, чем в целом по интеллигенции. Странность этой связи в том, что каждый из указанных (кроме Миклухи и Сергея Александровича) имел еврейских друзей или приближенных, а по ситуации евреи — такое же обособленное и часто гонимое меньшинство, как и гомосексуалы. Харитонов даже подмечал свою близость к евреям, а Кузмин был похож на еврея и внешне. Не отделаться от ощущения, что нередкая неприязнь гомосексуалов к евреям имеет эротическую компоненту: любителей мужественности отталкивает обычная для того времени приверженность евреев к комнатным и книжным профессиям, удаленность их от спорта и атлетизма. В то же время северян влекло к южной страстности в облике молодых евреев (это особенно чувствуется у Есенина) и к их «культурности» в общении (у Харитонова).
У ряда поэтов и писателей, в той или иной мере затронутых гомо сексуальностью, — Лермонтова, Есенина, Клюева, Кузмина, Харитонова, конечно, Толстого, даже Набокова и Пушкина — сквозь все творчество проходит специфическое снисходительно-пренебрежительное отношение к женщине, которое иногда характеризуется как мизогиния. В нем подчеркивается одиночество лирического героя и у некоторых — его противостояние миру в силу особого романтического дара. У Эйзенштейна в его графическом наследии гомоэротика и отстраненное отношение к женщине столь же заметны, как и в наследии Сомова, Кузмина или Харитонова. У Лермонтова, Есенина, Эйзенштейна и Харитонова проблема одиночества часто становится центральной темой.
Во всех этих биографиях гомосексуальность героя тесно связана с его творчеством и оказала огромное воздействие на его жизнь. Без анализа этой стороны светила спектр его света не полон и формирование его облика не вполне понятно.
В меньшей мере это касается Иоанна и Петра, хотя приверженность обоих царей содомским утехам бросает дополнительный свет на презрение обоих к нормам общества и неоднозначное отношение к религии и морали.
У Пржевальского и Миклухо-Маклая вся карьера, вроде бы далекая от сексуальной психологии, была избрана и направлена под ее несомненным воздействием, равно как и их быт и личные отношения. Вспомним, как Пржевальский выбирал себе сотрудников, как Миклухо-Маклай обходился без сотрудников. Да и опередить Малиновского в изобретении метода «включенного наблюдения» он сумел не без воздействия своих сексуальных вкусов. Похоже, что Чайковский оставил юриспруденцию и предался музыке, именно учитывая свои расхождения с законом и свою уязвимость. А крупнейшие вехи его творчества — «Евгений Онегин», «Манфред», «Пиковая дама», Четвертая и Шестая симфонии — отражают, как мы видели, его мысли и чувства, порожденные гомосексуальностью. Дягилев, Нижинский и Нуреев способствовали изменению искусства балета — повышению в нем роли мужчин, сближению стиля танца премьеров и балерин, облегчению балетного костюма. Особая нежность и задушевность стихов Есенина, видимо, как-то связана с его психической андрогинностью.
В фильмах Эйзенштейна как-то проявились особые качества аутсайдера, в которых была и сексуальная составляющая. Это не только тяга к жестоким сценам, но и страстность действий, необычайная смелость монтажа, эротичность видения. Теперь мы знаем, что, глядя на сцены обычных кадров, режиссер, обездоленный своим нездоровьем и скованный предрассудками среды, часто (втайне) видел персонажей совершенно по-своему: без порток и в сугубо сексуальных позах.
Закрывая эту книгу, читатели, надо полагать, суммируют свои впечатления также по-разному. Одних откровенность показа шокирует, и им станет больно за героев этих биографических очерков. Другие воспримут откровенность как откровение и проникнутся солидарностью с героями, даже если не разделяют их склонностей. Третьи, подходя к делу философски, постараются извлечь из представленной информации пищу для душе полезных размышлений — о разнообразии человеческой природы, о ценности меньшинств для судеб человечества, о трудностях существования каждого представителя этой категории, о том, каких личностей эти трудности подчас формируют — среди них есть подлинные светила. И о том, что другая сторона светила — это не обязательно темная сторона.
Библиография
Адамович Г. 1936. — Последние новости, № 5530, 14 мая.
Аксенов И. А. 1935/1991. Сергей Эйзенштейн: Портрет художника. Москва, Кино центр (напис. в 1935, изд. впервые в 1991).
Александр Михайлович, Вел. кн… 1991. Книга воспоминаний. М, Современник.
Андроников И. Л. 1977. Лермонтов. Исследования и находки. Изд. 4-е. М, Худлит.
Анненков П. В. 1874. Александр Сергеевич Пушкин в александровскую эпоху. Санкт- Петербург.
Аринштейн Л. М. 1999. Пушкин: непричесанная биография. Изд. 2. Москва, Муравей.
Асафьев Б. В. 1972. О музыке Чайковского. Ленинград, Музыка.
Безелянский Ю. 1999. Улыбка Джоконды. Книга о художниках. Москва, Радуга.
Белый А. 1989. На рубеже двух столетий. М, Худлит.
Бенуа А. 1993. Мои воспоминания в пяти книгах. Книги первая, вторая и третья. Изд. 2. М, Наука.
Бенуа А. 1990. Мои воспоминания, изд. 2, т. 1. М, Наука
Берберова Н. Н. 1936/1997. Чайковский. Биография. СПб, Лимбус Пресс.