Другой
Шрифт:
Перебил меня, сказал улыбаясь:
— Дурости? Правильно. Вас здесь совсем не нужно. Бери Антона в охапку, и… Будущее археологии в твоих руках…
— Игорь!..
Он ухмыльнулся, отвернулся от меня, упершись локтями в подоконник, вплотную приблизился к окну: — Так и думал, машины будут именно такими.
— Какими такими? "Копейка" и две "восьмерки"?
— Такими — значит дешевыми… Чтоб, не жалко…
— Игорь, как они так быстро приехали?
— Гайцы сразу позвонили, еще на трассе, до того, как тронулись за нами.
В коридоре включился свет, нас сразу заметили с улицы. Сперва один поднял указательный палец, удивленно крикнул, и четверо других оживились, посмотрели вверх. Одновременно открылись двери припаркованных на тротуаре машин, вышли еще трое. Одного я узнал: показался из той, которая заперла наш джип спереди. Улыбнулся, даже махнул нам, приветливо так махнул. Он и тогда, помню, улыбался, все анекдотики рассказывал.
Я насчитал восемь человек, семеро из них, скрылись за козырьком, что навис над входом больницы, один остался у машин. Шли быстро, гурьбой, разглядел только одного. На улице тепло, но трое в серых матерчатых плащах. Самому здоровому — наряд совсем не впору; на стыке рукавов швы разошлись, на спине, свежий шрам разорванной материи; плащи распахнуты, но только здоровяку, не удалось спрятать: закругленный, мясистый кончик бейсбольной биты.
— Ну вот, дождались, — говорю.
— Иди в кабинет, закройся там, — сказал Игорь. — Я потом тебя позову.
— Будешь драться? Думаешь справишься?
— Шансы есть… Если у них только биты…
— Их семеро, — говорю.
— Да! — Обрадовался Игорь. — А я насчитал восемь! Мои шансы только что, увеличились на одну тысячную процента — ха-ха-ха… Все, иди Глеб, они уже здесь…
Я подошел к стене, возле окна, уперся спиной в шершавое, холодное.
— Игорь, как звали твою жену?
Удивился, посмотрел на меня, и вдруг не с того не с сего засмеялся. Его эмоция передалась мне, тоже хохотнул.
— Ход мысли приговоренного к смерти — загадка, — сказал он. — Зачем тебе?
Я не ответил, только прищурил один глаз, улыбнулся.
— Алла, — сказал он. — Ее звали Алла.
Ну и хорошо, подумал, я, значит никакой мистики. А-то уже, придумал себе: "Художественный оформитель книги судеб", "Лодочник подземного Тибра", "Старший статист смерти"…
Скоро они поднялись к нам на этаж, правда, насчитал только пятерых, еще двое застряли на лестнице, слышались их голоса; они о чем-то спорили.
Я остался, возле той же стены, Игорь рядом, сел на подоконник, сложил руки на груди, — совсем спокойный. Замечал за ним, когда нервничает или злится, начинает улыбаться, но не в этот раз.
Подошли к нам, стали полукругом, двое, что в пиджаках, расстегнули их, демонстрируя рыхлые шарики сытых животов. Жир, некрасиво навис над тугими ремнями, вдавливая в пах вороненые тэтэшники.
Игорь улыбнулся, обратился к одному из бойцов: — Писюн не отстрели.
— Тварь! — донеслось в ответ. Жирный неуклюже достал пистолет, наставил на белоруса. — Сдохнешь тварь!.. Где еще один?
Выражение лица Игоря оставалось таким же добродушным.
— Где еще один? — повторил вопрос толстяк. — Где здоровый?..
Игорь резко спрыгнул с подоконника, наши гости отпрянули, а он между тем наклонился амортизируя прыжок, выпрямился, расправил плечи, и смачно харкнул в сторону жирного. Тот дернулся, но не успел: густая слюна зацепилась за брюки, и уже пустила яды. У толстяка, оказывается, иммунитет, — не умер, чего, по лицу не сказал бы.
— Ты ж тварюка! — громче обычного крикнул он, опять поднял пистолет, рука затряслась, лицо покраснело. — Все равно мочить, здесь вальну "п. са"
— Мишань! Мишань! — Не здесь!.. — Испугался другой с пистолетом, схватил нервного за руку. На помощь подошел еще один, попытался забрать у толстого тэтэшник.
— Мишаня-Мишаня — успокойся!..
— Валить! Валить "п. са"! Вы что, слепые "бл…"! Это же мразь! Тварь!
— Миша! Миша!.. Потерпи Мишаня…
— Пусти меня! Эрнест — пусти! Порву гниду!.. Это же ублюдок…
Он еще много кричал, но когда обезоружили, немного успокоился. Тот, кого называли Эрнестом засунул отобранный пистолет за ремень за спину, повернулся ко мне: — Где ваш друг? Где здоровый?
— Я, здоровый, — говорю.
Он оскалился: — Тот был во-о-от такой. — Занес ладонь высоко над собой.
— Тебя ж там не было, откуда знаешь? Я на каблуках был…
— Может, он? — предположил один из молодчиков.
— Может, — согласился Эрнест. — Сейчас Феликс скажет… Где он?
— С Тасиком на лестнице.
— Приведите Феликса, — театрально сказал Эрнест. — Поднимите ему веки. — Громко засмеялся, высунув язык. Несколько почитателей его актерского таланта слюняво просвистели, что видно, означало смех.
Сейчас Игорь стоит по среди коридора, его окружили, но близко не подходят. Здоровяк в рваном плаще сзади, качает в руках массивную биту, еще один с битой, по левую руку, у остальных в руках — ничего, думаю, припрятали кое-что посерьезней. Я подошел к Игорю, стал за спиной.
— Зачем? — спрашивает. — Люди нервные, чего доброго стрелять начнут.
— Что ж ты такой радостный? — пакость ты, гнойная. — Это был Эрнест — это он Игорю. — Писюн говоришь? Скоро… скоро будешь свой жрать! Паскуда!
— Подойди ближе, плохо тебя слышу, — говорит Игорь.
— Ближе?! Это можно… Не пожалеешь?
— Таких мудаков, даже матери не жалеют!
Эрнест подзывает пальцем нервного, возвращает пистолет: — Не пали без дела, прохавал?