Друзья и возлюбленные
Шрифт:
Лоренс взял буклет и посмотрел на фотографию — вроде бы взгляд обычный, разве что немного усталый. Немудрено! Такой накал страстей дома…
— Мм, un salon tres elegant [2] , ясно…
— И веранда на крыше!
— Да.
— Ну как тебе? Нравится?
— По мне, — сказал он, кладя брошюру на место, — квартирка уж очень французская и довольно противная.
— Лоренс!
— Ты же сама спросила. Вот я и ответил.
2
Очень
Он прошел в коридор.
— Хочешь чаю?
— Нет, спасибо.
Джина поспешила следом.
— Что случилось? Почему ты так встревожен…
Он стоял в гостиной, опершись на спинку кресла. Она заметила, как его пальцы впились в обивку.
— Моя любимая, дорогая Джина, я не поеду с тобой во Францию.
Она уставилась на Лоренса. Он подошел и взял ее за руки.
— Я знаю, этому нет прощения. Я поступаю ужасно.
Она по-прежнему смотрела ровно перед собой, на его шею в расстегнутом воротнике.
— Я остаюсь здесь, с Хилари. Она моя жена, я ее люблю и буду жить с ней.
Джина прошептала:
— Она тебя попросила?
— Нет, — ответил Лоренс. — Хилари только попросила хорошенько подумать о нашей семье, прежде чем ее разрушать.
— Но ведь ты уже думал! — закричала Джина и вырвала руки. — Ты думал! Уже несколько лет назад ты решил, что ваша любовь закончилась! Ты сам так говорил!
— Знаю. Было время, когда мне действительно так казалось. И Хилари это чувствовала. Но любовь не прошла. Мне очень не хочется говорить тебе эти слова, Джина, просто другого выхода нет.
Она обхватила руками голову, словно чтобы убедиться, что та на месте.
— Ты меня больше не любишь? Не любишь?
Лоренс тихо ответил:
— Люблю.
— Тогда зачем ты наговорил мне все это? Зачем загоняешь меня обратно в яму?..
— Затем… — Он умолк.
Джина схватила его за руки.
— Ну?
Он посмотрел ей в глаза.
— Тебе не понравится мой ответ.
— Говори! Ты обязан сказать, обязан, обязан…
Лоренс вздохнул:
— Я не могу любить тебя без Хилари.
Она пронзительно вскрикнула и стала колотить его кулаками в грудь.
— Вранье! Ты лгун! Какую же ты несешь чушь, полную чушь! Ты любил меня с самого начала, еще до того, как познакомился с Хилари!
Он схватил ее за руки.
— Да, любил. А потом встретил Хилари и полюбил ее.
— Все из-за детей…
— Нет. Я остаюсь, потому что хочу восстановить семью. Если у меня получится и если Хилари позволит.
Она попятилась.
— А как же я?
— Джина…
— А мне куда деваться? Что мне-то теперь делать, жалкий трус?! Я осталась без дома и без будущего! Слышишь? Без любви и без будущего! Как ты мог так со мной поступить? Да такого даже врагу не пожелаешь!
Он
— Ты сам все начал! Ты первый меня поцеловал и сказал, что любишь меня! Я это не выдумала!
— Но ты дала мне повод, Джина…
— Ты еще защищаешься! Моя жизнь разваливается на части, а ты говоришь, что ты тут ни при чем? Так, что ли, выходит? Какая же ты сволочь, мерзавец…
— Прекрати, — оборвал ее Лоренс.
— Неужели тебя даже совесть не мучает?! — прокричала она.
— Мучает. Я даже выразить не могу, как мне плохо. Но вряд ли ты захочешь слушать о моих переживаниях…
— Правильно! Лучше с ходу заявить, что ты любишь Хилари больше, чем меня!
Лоренс не ответил.
— Признай это!
Он покачал головой.
— Признай!
— Я люблю Хилари больше, чем тебя.
Джина отвернулась и упала на пол возле кресла, спрятав лицо в ладонях. Ее плечи тряслись. Он положил на них руку. Джина вскинула голову.
— Не трогай меня, пожалуйста.
Он отошел.
— Поверить не могу… Поверить не могу, что двое мужчин так поступили со мной… С перерывом в три месяца…
Лоренс почувствовал раздражение, за которое ему было стыдно.
— Я не буду молить тебя остаться. Я не опущусь до твоего уровня. Полагаю, Хилари вне себя от радости.
— Вовсе нет. Она тоже в смятении, как и я…
— О, бедная Хилари!
— Замолчи.
Она снова уронила голову. Волосы упали с ее шеи, и Лоренс невольно подумал, что эта шейка ничуть не изменилась с тех пор, как в шестнадцать лет они познакомились с Джиной в автобусе, везущем их в Лондон на «Короля Лира». О, как ужасна порой бывает любовь, как гнусны ее обольстительные тропы, как глупо считать ее залогом всякого счастья и верить ее лживым посулам! Лоренс присел на подлокотник.
— Я не должен был это начинать, — сказал он. — Но я подумал, что у меня нет выбора, что я следую некоему особому пути, давно проложенному и неизбежному. Ты ведь понимаешь меня. Ты тоже так чувствовала. Однако я не умаляю своей вины. Мне нет прощения.
Джина подняла голову.
— Откуда ты знаешь, что тебе не надоест этот образ мыслей, как надоела я?
— Ты мне не надоела, — терпеливо ответил Лоренс. — И никогда не надоешь. Просто я принадлежу не тебе.
Она чуть выпрямилась и вытерла руками глаза.
— Не мне?..
— Да.
— А я вот вообще никому не принадлежу. — Джина вздохнула, встала и отвернулась. — Пожалуйста, уходи. Прямо сейчас. Пока я не смотрю.
Вечером она сидела в вестибюле психолога и смотрела из окна на крышу супермаркета, по которой барабанил дождь. Коричневая черепица блестела от влаги. Секретарь сказала, что у миссис Тейлор сегодня много посетителей, но Джина — неожиданно для самой себя — просила и умоляла, пока психолог не взяла трубку и не согласилась ее принять, но только на полчаса и в конце дня.