Друзья и возлюбленные
Шрифт:
Утром все вели себя с ним очень робко. Джордж пытался просить прощения, но не нашел в себе сил. Гас повернулся к нему с таким яростным лицом, что он тут же умолк. Хилари положила руку ему на плечо.
— Хочешь, поговорим? Наедине?
— Нет!
— Уверен?
— Да! — крикнул Гас.
Он отправился в школу один, без Адама, и просидел весь день убитый. Английский, математика и социология прошли в тошнотворном забытьи. Теперь, в уединении густых зарослей, он немного успокоился, но его по-прежнему переполняли отчаяние и грусть. Софи. Ну почему именно Софи? Он так хотел с ней быть, дарил цветы и все такое… Невыносимое
Кто-то ходил вокруг кустов и заглядывал внутрь. Гас сел. Он видел ноги в джинсах и кроссовках, неторопливо разгуливающие по траве. Он быстро пополз в обратном направлении, где кусты сгущались и цеплялись за его одежду и волосы. Казалось, что на свет он выбирался очень долго.
— Привет.
Гас вскочил на ноги. Кроме джинсов и кроссовок, на незнакомце была грязная футболка, натянутая на пивное брюхо.
— Увидел тебя в кустах, — сказал он и схватил Гаса за руку. — У меня кошка сбежала, ищу вот. Поможешь найти?
— Нет, — ответил Гас и попытался вырваться.
— Да ладно тебе! Я же вижу, как ты расстроен. Я тебе помогу. Пойдем со мной.
Гас изо всех рванул руку и с яростью ударил незнакомца в живот. Захрипев, тот попятился.
Гас бросился прочь. Не обращая внимание на взгляды прохожих, он бежал в сторону Орчард-стрит, весь в грязи и опавших листьях, на бегу твердя про себя: «Софи, Софи, Софи, Софи».
Софи сказала, что не будет дожидаться Лоренса. За ужином между ней и матерью установилось некое подобие понимания, во что обеим верилось с трудом. Они разговаривали — хотя и с легкой опаской — о разных бытовых мелочах: как Софи будет жить в маленькой комнате у Ви, по выходным ездить в Лондон, а каникулы проводить во Франции. «Пусть и мальчики приезжают», — предложила Джина, чуть не ляпнув: «Будет весело». Нет, пока рановато говорить такое. Софи ела макароны и безуспешно пыталась вообразить себе французскую кухню, где она будет сидеть за одним столом с мамой, Лоренсом, Адамом и Гасом (только не с Джорджем). Джина хотела снова давать уроки фортепиано, а Лоренс, разумеется, устроится куда-нибудь шеф-поваром. Она много рассказывала дочери о По, а та, слушая, держалась за живот.
— Что будет с Хилари?
Джина поспешно ответила:
— Она останется здесь, только наймет другого шеф-повара в «Би-Хаус».
— Нелегко ей придется.
— Да.
Софи пристально посмотрела на неподвижное лицо матери. Она, наверное, ужасно себя чувствует. Нет, она просто обязана ужасно себя чувствовать. Хорошо хоть не просит помощи у Софи, а разбирается со своей совестью сама.
— Лоренс приходит почти каждый вечер, — сказала Джина. — Часов в одиннадцать.
— Я не хочу его видеть.
— Понимаю.
Софи отодвинула тарелку.
— Да и вообще я страшно устала.
— Знаю. Ложись. Я вытащила из коробок некоторые вещи — уж очень грустно выглядела твоя комната.
— Спасибо.
Она поднялась, отнесла тарелку в раковину — о, эти привычки! — и сполоснула ее под краном.
— Софи…
— Мм?
— Для меня очень важно, что ты вернулась домой. Нет ничего важнее.
Софи смотрела в раковину. На языке вертелось: «Не так уж и важно, раз ты уезжаешь во Францию без меня». Но она промолчала. Ей сейчас было не до ссор, даже думать об этом
Она поставила тарелку на сушилку и поцеловала маму.
— Спокойной ночи.
— Сладких снов, родная!
Ночью, когда уже совсем стемнело, Джина услышала, как дочь ходит по дому. Тихо играла музыка, и что-то стучало, словно Софи рылась в коробках, которые всего десять дней назад так тщательно упаковала. Джина села. Может, подняться и поговорить с ней? Нет, лучше не вмешиваться, нельзя вымаливать у Софи общение, пусть она сама придет. Даже если на это потребуются годы или вечность. В конце концов такова плата за любовь, когда ставишь ее превыше всего. Это меняет всю твою жизнь.
Лоренс был с ней удивительно нежен. Он обнимал ее так, словно она действительно была ему дорога, словно он наслаждался ее духом и телом. Он почти не разговаривал, лишь слушал ее и обнимал — подолгу, снова и снова. Джина была невероятно счастлива. Она лежала в объятиях любимого, наверху спала Софи, а на кухонном столе лежали брошюры из французских агентств недвижимости. Все это наполняло ее огромным, крепким счастьем, о котором недавно она боялась и мечтать. Джина положила голову на плечо Лоренса и блаженствовала. А когда он ушел, тут же забылась сладким безмятежным сном, какого у нее не было давным-давно.
Потом ее снова разбудили шаги и музыка. Джина решила немного подождать, а затем подняться и попросить Софи отложить дела до утра. Через пять минут та спустилась в ванную на втором этаже и громко хлопнула дверью. Джина вновь села, чтобы позвать ее, когда выйдет. Прошло много времени. Софи спустила воду, хлопнула дверцей и что-то уронила в раковину из шкафчика с лекарствами. Наконец она вышла и замерла в коридоре.
— Мам…
— Что? Входи, я не сплю!
Дверь открылась, и в прямоугольнике электрического света возник силуэт дочери.
— Привет, — сказала она.
— Привет, что…
— Мам!
— Да?
— Ох, мамочка! — закричала Софи, бросившись к ней на кровать в приступе радости. — Мамочка! Я не беременна!
ГЛАВА 18
— Что произошло между тобой и Софи? — спросила Хилари.
Джордж застонал, перекатился на бок и накрылся одеялом, словно защищаясь от расспросов. За окном спальни («Скверный мальчишка!» — разозлилась мать) на башне приходской церкви звенел воскресный колокол.
— Тебе через две недели будет девятнадцать, — отчитывала его Хилари. — Не четырнадцать. Ты уже мужчина — ну по крайней мере теоретически. В таком возрасте не пристало играть с убитыми горем девушками. Ты же ею воспользовался!
Джордж хотел было возразить, что он тоже убит горем. У него в голове словно болталось несколько тяжеленных гирь, причиняющих жуткую боль при малейшем движении. Да, вчера он хотел напиться, но не также! Джордж вспомнил, как вечером валялся на кровати: его ноги будто бы сами собой вертелись в воздухе, то и дело к горлу подкатывала тошнота. Он выпил столько, что запросто мог бы утонуть.