Друзья и возлюбленные

Джером Клапка Джером

– Мужчина, моя дорогая Эме, может, – заметил муж, – развлечь публику и не будучи пьяным. К тому же для мужчины быть пьяным без…

– О, для мужчины полезнее, – объявила миссис Корнер, – иногда расслабляться.

– Моя дорогая…

– Тебе самому, Кристофер, было бы лучше научиться расслабляться. Иногда.

– Хотелось бы, – произнес мистер Корнер, передавая свою пустую чашку, – чтобы ты не говорила того, во что не веришь на самом деле. Все, кто тебя слышит…

– Что злит меня больше всего, – продолжала миссис Корнер, – так это когда кто-то утверждает, будто я говорю то, во что не верю на самом деле.

– Тогда зачем ты это говоришь? – поинтересовался мистер Корнер.

– Не говорю! Говорю… То есть я в самом деле так думаю.

– Ты вряд ли на полном серьезе утверждаешь, моя дорогая, – настаивал супруг, – что мне было бы полезнее напиваться, пусть даже изредка.

– Я не говорила «напиваться». Я сказала «расслабляться».

– Но я и расслабляюсь умеренно, – признался мистер Корнер. – Умеренность во всем – вот мой девиз.

– Знаю, – отозвалась миссис Корнер.

– Понемногу от всего и от ничего. – На этот раз мистер Корнер сам ее перебил. – Боюсь, – заявил мистер Корнер, поднимаясь, – нам придется отложить дальнейшее обсуждение этой интересной темы. Проводи меня, пожалуйста, дорогая, есть пара небольших вопросов, связанных с домом.

Хозяин и хозяйка протиснулись мимо гостьи и закрыли за собой дверь. Гостья вернулась к еде.

– Я говорила совершенно серьезно, – в третий раз повторила миссис Корнер, вновь устраиваясь за столом чуть позже. – Я готова отдать все на свете, все на свете, чтобы увидеть Кристофера таким, как большинство обычных мужчин.

– Но он принадлежит к определенному сорту мужчин, – напомнила близкая подруга.

– О, во время помолвки, разумеется, ждешь идеального поведения от мужчины. Не думала, что он будет продолжать в том же духе.

– По-моему, – произнесла мисс Грин, – он милый, хороший парень. Ты одна из тех, кто не понимает своего счастья.

– Знаю, он хороший, – согласилась миссис Корнер. – И я очень люблю его. Вот потому мне и ненавистно ощущение стыда за его поведение. Я хочу, чтобы он был мужественным и делал то, что делают

другие мужчины.

– Разве все обычные мужчины ругаются и время от времени напиваются?

– Разумеется, – безапелляционно заявила миссис Корнер. – Кому понравится быть тряпкой!

– Ты когда-нибудь видела пьяного мужчину? – поинтересовалась близкая подруга, грызя кусочек сахара.

– И не одного, – ответила миссис Корнер, слизывая мармелад с пальцев.

Под этим миссис Корнер подразумевала, что несколько раз в жизни посещала соответствующие пьесы, отдавая предпочтение более легкой форме британской драмы. Впервые она стала свидетелем того, как это бывает по-настоящему, ровно через месяц, когда упомянутый здесь разговор был совершенно забыт. И никто не изумился бы происходящему больше, чем сама миссис Корнер.

Как же получилось, что мистер Корнер никогда не имел возможности насладиться жизнью в полной мере? Ведь он был не из тех, кто проповедовал умеренность. Свой «первый бокал» он попробовал так давно, что и сам не помнил когда. И с тех пор он испил множество других. Однако никогда раньше мистер Корнер не преступал и не стоял перед соблазном преступить границы своей излюбленной добродетели – сдержанности.

«Мы вдвоем распили бутылку бордо, – часто вспоминал мистер Корнер, – причем он уничтожил бо́льшую ее часть. А потом он достал маленькую зеленую фляжку. Сказал, что напиток сделан из груш и что в Перу его держат специально для детских праздников. Разумеется, он мог и пошутить, но мне непонятно, как всего один бокал (интересно, мог ли я выпить больше одного бокала, пока он говорил?) мог повлиять таким образом». Вот что беспокоило мистера Корнера.

«Им», разговоры которого привели к таким удручающим последствиям, оказался дальний родственник мистера Корнера, некий Билл Деймон, старший помощник капитана на пароходе «Фортуна». До этой случайной встречи сегодня днем на Леденхолл-стрит они не виделись с детства. «Фортуна» отплывала с доков Святой Екатерины на следующий день рано утром, направляясь в Южную Америку, и, возможно, прошли бы годы, прежде чем они встретились бы вновь. Как подчеркнул мистер Деймон, судьба, бросив их таким образом в объятия друг друга, явно намеревалась показать, что они должны хорошенько поужинать тем же вечером в капитанской каюте «Фортуны». Мистер Корнер, вернувшись на работу, отправил на Рейвенскорт-парк срочную телеграмму, в которой сообщал странную новость, что до десяти домой не придет, и в полседьмого вечера впервые со времен женитьбы направил свои стопы прочь от дома и миссис Корнер.

Друзья говорили о многом, а потом перешли к обсуждению жен и возлюбленных. Старший помощник Деймон, очевидно, мог похвастаться большим и разнообразным опытом в этой области. Они говорили, скорее говорил помощник, а мистер Корнер слушал, о красотках с оливковой кожей, о страстных темноглазых креолках, о светловолосых Юнонах калифорнийских долин. У помощника были свои теории в отношении ухаживания и обращения с женщинами, теории, которые, если словам помощника можно верить, выдержали испытание применением на практике. Новый мир открылся перед мистером Корнером, мир, где прекрасные женщины с собачьей преданностью боготворили мужчин, а те хоть и любили их взаимной любовью, знали, как оставаться хозяевами положения. Мистер Корнер, постепенно разогревшись и перейдя от холодного осуждения к бурлящему восхищению, сидел как зачарованный. И только время могло положить конец повествованию о приключениях старшего помощника. В одиннадцать часов кок напомнил им, что капитан и лоцман могут появиться на борту в любую минуту. Мистер Корнер удивился, что уже так поздно, а потом, после долгого и нежного прощания с дальним родственником, обнаружил, что доки Святой Екатерины – одно из самых запутанных мест на земле. При свете уличного фонаря на Майнорис мистеру Корнеру внезапно пришло в голову, что его не ценят по достоинству. Миссис Корнер никогда не говорила и не делала того, чем красотки с оливковой кожей вяло пытались выразить свою всепоглощающую страсть к джентльменам, никоим образом не превосходящим (по крайней мере по мнению мистера Корнера) его самого. Думая о том, что делала и говорила миссис Корнер, мистер Корнер чувствовал, как ему на глаза наворачиваются слезы. Заметив, что его с любопытством рассматривает полицейский, он смахнул их и поспешил дальше. Когда он проходил по платформе станции Мэншн-Хаус, где всегда продувало насквозь, мысль о ее страшной несправедливости вернулась к нему с удвоенной силой. Почему в поведении миссис Корнер не было и следа собачьей преданности? Виной всему, горько говорил себе мистер Корнер, виной всему был он сам. «Женщина любит своего хозяина – таков ее инстинкт, – мечтательно думал мистер Корнер. – Черт меня побери! Уверен: она и не догадывается, что я ее хозяин».

– Уходите, – сказал мистер Корнер тщедушному юнцу, который с открытым ртом остановился рядом.

– Мне нравится слушать, – объяснил чахлый юнец.

– А кто говорит? – пожелал знать мистер Корнер.

– Вы, – ответил чахлый юнец.

Путь из центра города до Рейвенскорт-парка неблизкий, но планирование дальнейшей жизни с миссис Корнер не давало мистеру Корнеру покоя. Когда он сошел с поезда, главным образом его беспокоила необходимость преодолеть грязную дорогу длиной в три четверти мили, отделяющую его от возможности воплотить в жизнь свое решение выяснить отношения с миссис Корнер раз и навсегда.

Вид Акация-вилла, позволявший предположить, что все давно спят, еще больше разозлил его. Преданная как собака жена не стала бы ложиться, а подождала бы, чтобы узнать, не желает ли он чего-нибудь. Мистер Корнер, следуя совету на своей собственной медной табличке, не только постучал, но и позвонил. Поскольку дверь открылась не сию минуту, он продолжал стучать и звонить. Окно нарядной спальни на втором этаже открылось.

– Это ты? – прозвучал голос миссис Корнер. В тот момент в голосе миссис Корнер слышался явный намек на страсть, но не на ту страсть, которую мистер Корнер жаждал ей внушить. Это разозлило его еще больше.

– Не смей разговаривать со мной, высунув голову из окна, как в кукольном театре теней. Спустись и открой дверь, – скомандовал мистер Корнер.

– У тебя нет своего ключа? – поинтересовалась миссис Корнер.

Вместо ответа мистер Корнер снова атаковал дверь. Окно закрылось. Через мгновение, едва мистер Корнер успел сосчитать до шести или семи, дверь открылась, и так внезапно, что он, все еще держась за дверной молоток, ввалился внутрь, скорее влетел. Миссис Корнер спустилась, уже подготовив пару замечаний. Она не предвидела, что мистер Корнер, который обычно долго подбирал слова, мог подготовиться еще лучше.

– Где мой ужин? – возмущенно спросил мистер Корнер, до сих пор опираясь на молоток.

Миссис Корнер, не находя слов от изумления, просто буравила его взглядом.

– Где ужин? – повторил мистер Корнер, к этой минуте уже сумевший изобразить истинное удивление тем вопиющим фактом, что ужин не готов. – Все отправляются спать, зная, что их господин еще не поужинал, – это возмутительно!

– Что-то случилось, дорогая? – послышался голос мисс Грин откуда-то с лестничной площадки второго этажа.

– Входи, Кристофер, – взмолилась миссис Корнер. – Пожалуйста, входи и дай мне закрыть дверь.

Миссис Корнер принадлежала к тому типу молодых леди, что с не самой бестактной надменностью повелевают теми, кто привык с готовностью подчиняться им. Такой тип женщин легко напугать.

– Хочу жа-а-аренных на гриле почек, – объяснил мистер Корнер, сменив молоток на подставку для шляп и в тот же момент пожалев об этом. – Давай не будем говорить об этом. Па-а-нятно? Я не хочу об этом говорить.

– Что же мне делать? – в ужасе прошептала миссис Корнер своей близкой подруге. – В доме нет ни одной почки.

– Я бы приготовила ему яйца пашот, – предложила всегда готовая помочь близкая подруга. – И хорошенько посыпала их кайенским перцем. Вполне вероятно, что потом он об этом и не вспомнит.

Мистер Корнер позволил себе согласиться на уговоры пройти в столовую, которая также служила помещением для завтрака и библиотекой. Обе леди в сопровождении поспешно одевшегося домашнего персонала, хроническое возмущение которого, похоже, испарилось перед лицом первого настоящего повода для такого возмущения в Акация-вилла, торопились развести огонь в очаге.

– Никогда бы в это не поверила, – прошептала бледная как полотно миссис Корнер. – Никогда.

– Сразу ясно, что в доме появился мужчина, правда? – щебетал восторженный персонал. Миссис Корнер вместо ответа дала девушке оплеуху и почувствовала некоторое облегчение.

Персонал сохранял спокойствие, а вот действия миссис Корнер и ее близкой подруги скорее тормозились, чем ускорялись криками мистера Корнера, которые слышались каждую четверть минуты – он не скупился на новые указания.

– Я не осмелюсь войти туда одна, – заявила миссис Корнер, когда еда была приготовлена и поставлена на поднос. Поэтому близкая подруга последовала за ней, а персонал пристроился сзади.

– Что это? – нахмурился мистер Корнер. – Я же велел тебе сделать котлеты.

– Прости, дорогой, – пролепетала миссис Корнер, – но в доме ни одной не нашлось.

– В доме, где царитдеальныйпрядок, который я хочу видеть перед собойфбудущем, – продолжал мистер Корнер, наливая себе пива, – всегда должны быть обивныесбифтексом. Поннялла? Обивныесбифтексом!

– Я попытаюсь это запомнить, дорогой, – сказала миссис Корнер.

– Судяпафсему, – произнес мистер Корнер, прежде чем положить в рот очередной кусок, – ты сафсем не такая хозяйка, которая мне нужна.

– Я попытаюсь ею стать, дорогой, – взмолилась миссис Корнер.

– Где твои книги? – вдруг потребовал ответа мистер Корнер.

– Мои книги? – изумленно повторила миссис Корнер.

Мистер Корнер стукнул по столу кулаком, отчего многое в комнате, включая миссис Корнер, подпрыгнуло.

– Не шути со мной, девочка моя, – сказал мистер Корнер. – Ты знаешь, очемяговорю, твои хозяйственные книги.

Они оказались в ящике шифоньера. Миссис Корнер достала их и передала супругу дрожащими руками. Мистер Корнер, открыв одну наугад, склонился над ней с нахмуренными бровями.

– Судяпафсему, моя девочка, ты не умеешь складывать, – заявил мистер Корнер.

– Я… я всегда считалась хорошей ученицей по арифметике в детстве, – запинаясь, произнесла миссис Корнер.

– Малолишто ты там знала в детстве, а сколько двадцать семь плюс девять? – яростно спросил мистер Корнер.

– Тридцать восемь… нет, семь, – начала путаться напуганная миссис Корнер.

– Ты хоть знаешь таблицу умножения или нет? – прогремел мистер Корнер.

– Раньше знала. – Миссис Корнер заплакала.

– Так расскажи, – потребовал

мистер Корнер.

– Девятью один – девять, – всхлипнула бедная маленькая женщина. – Девятью два…

– Продолжай, – неумолимо произнес мистер Корнер.

Миссис Корнер без остановки продолжала говорить тихим монотонным голосом, то и дело срываясь на сдавленные рыдания. Быть может, ей помог однообразный ритм повторения. Когда она, исполненная страха, заметила, что девятью одиннадцать будет девяносто девять, мисс Грин молча указала на стол. Миссис Корнер, в страхе подняв голову, увидела, что глаза ее хозяина и господина закрыты, услышала нарастающий храп; голова его покоилась между пустым кувшином с пивом и судком.

– С ним все будет хорошо, – утешала подругу мисс Грин. – Иди в спальню и запрись. Мы с Харриет позаботимся о его завтраке утром. Тебе будет лучше всего не попадаться ему на глаза.

И миссис Корнер, испытывая лишь благодарность за то, что кто-то дал ей указания, послушалась и сделала все, как сказала подруга.

К семи часам солнечный свет, заливший комнату, заставил мистера Корнера сначала зажмуриться, потом зевнуть, потом наполовину открыть один глаз.

– Встречай день с улыбкой, – сонно пробормотал мистер Корнер, – и, уходя, он…

Вдруг мистер Корнер сел прямо и огляделся. Это была не его кровать. Осколки кувшина и стакана валялись у его ног. Скатерть окрасилась от перевернутого судка. Странный непроходящий звон в голове требовал дальнейшего расследования. Мистер Корнер был вынужден прийти к заключению, что кто-то пытался сделать из него салат, кто-то с исключительно тяжелой рукой, поднявшейся на горчицу. Шум заставил мистера Корнера обратить внимание на дверь.

Показалась мисс Грин со зловеще-мрачным лицом.

Мистер Корнер поднялся. Мисс Грин украдкой вошла и, закрыв за собой дверь, остановилась и подперла ее спиной.

– Полагаю, вы знаете, что… что натворили? – начала мисс Грин.

Она говорила замогильным голосом, от которого мистера Корнера холод пробрал до костей.

– Начинаю вспоминать, но пока… пока не очень отчетливо.

– Вы явились домой пьяным, совершенно пьяным, – сообщила ему мисс Грин. – В два часа ночи. Устроили такой шум, что, должно быть, разбудили пол-улицы.

Из его пересохших губ вырвался стон.

– Вы настояли, чтобы Эме приготовила вам горячий ужин.

– Я настоял! – Мистер Корнер опустил глаза. – И… и она это сделала?

– Вы просто свирепствовали, – объяснила мисс Грин. – Мы до ужаса испугались вас, все трое.

Глядя на жалкое существо перед собой, мисс Грин сама с трудом верила, что пару часов назад действительно боялась его. Лишь чувство долга помогало ей подавлять желание рассмеяться сию же минуту.

– Сидя здесь и поглощая ужин, – безжалостно продолжала мисс Грин, – вы заставили ее принести хозяйственные книги.

Мистер Корнер уже перестал чему-либо удивляться.

– Вы принялись читать ей нотации по поводу ведения хозяйства.

Глаза близкой подруги миссис Корнер засверкали. Но в тот момент даже молния, блеснувшая перед глазами мистера Корнера, осталась бы им не замеченной.

– Вы заявили, что она не умеет складывать и не знает таблицу умножения.

– Я заставил ее… – Мистер Корнер говорил бесстрастным тоном, как человек, заинтересованный лишь в точных сведениях. – Я заставил Эме читать таблицу умножения?

– Умножение на девять, – кивнула мисс Грин.

Мистер Корнер опустился на стул и невидящим взглядом уставился в будущее.

– Что же делать? Она никогда не простит меня. Я ее знаю. Вы меня не разыгрываете? – воскликнул он с мимолетным проблеском надежды. – Я действительно это сделал?

– Вы сидели на том самом стуле, где сидите сейчас, и ели яйца пашот, пока она стояла напротив и читала таблицу умножения на девять. В конце концов, увидев, что вы сами уснули, я убедила ее отправиться в постель. Было три часа, и мы подумали, что вы не станете возражать.

Мисс Грин подвинула поближе стул и, облокотившись на стол, посмотрела через него на мистера Корнера. Глаза близкой подруги миссис Корнер снова сверкнули недобрым огнем.

– Вы никогда больше не будете так делать, – заявила мисс Грин.

– Думаете, есть шанс, – вскричал мистер Корнер, – что она может меня простить?

– Вряд ли, – ответила мисс Грин. При этих словах лицо мистера Корнера снова стало мрачным. – Думаю, самый лучший выход из этой ситуации – вам простить ее.

Эта мысль даже не развеселила его. Мисс Грин огляделась, чтобы удостовериться, что дверь до сих пор закрыта, и на мгновение прислушалась, желая убедиться, что вокруг царит тишина.

– Вы разве не помните, – мисс Грин решила принять особые меры предосторожности и перешла на шепот, – разговор, который у нас состоялся за завтраком в первый день моего пребывания? Когда Эме сказала, что вам было бы лучше иногда «расслабляться»?

Да, постепенно память начала возвращаться к мистеру Корнеру. Но она сказала всего лишь «расслабляться», к своему ужасу, вспомнил мистер Корнер.

– Что ж, вы и «расслабились», – настаивала мисс Грин. – К тому же она не имела в виду «расслабиться». Она имела в виду самое настоящее безобразное поведение, только не произнесла это слово. Мы говорили об этом, после того как вы ушли. Она сказала, что отдала бы все на свете, лишь бы увидеть вас таким, как все мужчины. И так она себе представляет всех мужчин.

Медлительность мышления мистера Корнера все больше раздражала мисс Грин. Она потянулась через стул и затормошила его.

– Понимаете? Вы сделали это специально, чтобы проучить ее. Это она должна просить у вас прощения.

– Вы думаете?..

– Я думаю, если вы обставите все надлежащим образом, это станет лучшей работой, которую вы когда-либо делали. Убирайтесь из дому, пока она не проснулась. Я ничего ей не скажу. На самом деле у меня даже времени на это не будет. Мне нужно успеть на десятичасовой поезд с Паддингтона. Когда вечером вернетесь домой, заговорите первым – вот что вам надо сделать.

Мистер Корнер от волнения поцеловал близкую подругу жены, прежде чем понял, что сделал.

Вечером миссис Корнер сидела в ожидании супруга в гостиной. Она была одета так, словно собиралась в дорогу, и в уголках ее рта залегли морщинки, хорошо знакомые Кристоферу, при виде которых у него сердце уходило в пятки. К счастью, он пришел в себя заблаговременно, чтобы встретить ее с улыбкой. Это была не та улыбка, которую он репетировал полдня, но, как бы там ни было, лишила миссис Корнер дара речи и предоставила ему неоценимое преимущество начать разговор первым.

– Ну что, – весело произнес мистер Корнер, – как тебе это понравилось?

На мгновение миссис Корнер испугалась, что новая болезнь ее супруга уже перешла в хроническую стадию, но его довольное лицо убедило ее, что беспокоиться, пока во всяком случае, не стоит.

– Когда ты хочешь, чтобы я снова «расслабился»? О, да ладно, – продолжал мистер Корнер в ответ на недоумение жены. – Ты не могла забыть разговор, который у нас состоялся за завтраком в утро приезда Милдред. Ты намекнула, насколько привлекательнее я мог бы выглядеть, если бы периодически «расслаблялся»!

Мистер Корнер, пристально наблюдая, заметил, что миссис Корнер постепенно припоминает произошедшее.

– Мне не удавалось угодить тебе раньше, – объяснил мистер Корнер, – поскольку приходилось сохранять ясность ума для работы. К тому же я не знал, как это на меня повлияет. Вчера я старался изо всех сил, и, надеюсь, ты осталась мной довольна. Хотя если бы ты согласилась удовлетворяться подобными представлениями – лишь на какое-то время, до тех пор пока я не привыкну делать это чаще, – примерно раз в две недели, положим, я был бы тебе благодарен, – добавил мистер Корнер.

– Ты хочешь сказать… – произнесла миссис Корнер поднимаясь.

– Хочу сказать, моя дорогая, – подхватил мистер Корнер, – что почти с первого дня нашего брака ты дала мне понять, что считаешь меня тряпкой. Твое представление о мужчинах основано на глупых книгах и еще более глупых пьесах, и твоя беда в том, что я не такой. Что ж, теперь ты поняла, каково это, и если настаиваешь, я могу быть таким, как они.

– Но ты, – возразила миссис Корнер, – был нисколько не похож на них.

– Я старался изо всех сил, – повторил мистер Корнер. – Все мы разные. Таков я в пьяном виде.

– Я не говорила, что хочу увидеть тебя пьяным.

– Но ты имела это в виду, – перебил ее мистер Корнер. – Мы говорили о пьяных мужчинах. Герой пьесы был пьян и казался тебе забавным.

– Он и был забавным, – упорствовала миссис Корнер, теперь уже сквозь слезы. – Я имела в виду таких пьяных.

– Жена, – напомнил ей мистер Корнер, – не видела в его поведении ничего забавного. В третьем акте она угрожала вернуться домой к своей матери, и судя по тому, что ты была в дорожной одежде, тебе эта мысль тоже пришла в голову.

– Но ты… ты был так ужасен, – всхлипнула миссис Корнер.

– И что я делал? – поинтересовался мистер Корнер.

– Придя домой, ты заколотил в дверь…

– Да-да, это я помню. Я потребовал ужин, и ты сделала мне яйца пашот. Что произошло потом?

Воспоминания об этом вопиющем унижении добавили ее голосу нотки неподдельного трагизма.

– Ты заставил меня читать таблицу умножения наизусть!

Мистер Корнер посмотрел на миссис Корнер, а миссис Корнер посмотрела на мистера Корнера; на некоторое время в столовой воцарилась тишина.

– Ты действительно… действительно немного перебрал, – пролепетала миссис Корнер, – или только притворялся?

– Действительно, – признался мистер Корнер. – Первый раз в жизни. Если тебя это удовлетворит, то и последний тоже.

– Мне так жаль, – сказала миссис Корнер. – Я была невероятно глупа. Пожалуйста, прости меня.

Цена доброты

– Доброта, – настаивала маленькая миссис Пенникуп, – ничего не стоит.

– Ах, если говорить обобщенно, моя дорогая, она ценится ровно по себестоимости, – ответил мистер Пенникуп, который, будучи аукционистом с двадцатилетним опытом работы, имел массу возможностей проверить отношение публики к сентиментальности.

– Мне все равно, что ты говоришь, Джордж, – упорствовала его жена. – Возможно, он неприятный сварливый старый грубиян, и я не говорю, что он не такой. Все равно этот человек уезжает, и скорее всего мы никогда больше его не увидим.

– Если бы у меня промелькнула мысль, что мы рискуем встретиться с ним еще, – заметил мистер Пенникуп, – я бы повернулся спиной к англиканской церкви и стал методистом.

– Не говори так, Джордж, – с упреком произнесла его жена. – Тебя может слушать Господь.

– Если бы Господу приходилось слушать старого Крэклторпа, он посочувствовал бы мне, – выразил мнение мистер Пенникуп.

– Господь посылает нам испытания для нашего же блага, – объяснила жена. – Они призваны научить нас терпению.

– Ты не ктитор, – возразил ее муж. – Ты можешь избегать общения с ним. Ты слышишь его, только когда он стоит на кафедре, где ему в некоторой степени приходится сдерживаться.

– Ты забываешь о благотворительных распродажах старых вещей, Джордж, – напомнила ему миссис Пенникуп. – Не говоря об украшении церкви.

– Благотворительная распродажа, – подчеркнул мистер Пенникуп, – проходит лишь раз в году, и в это время твой собственный характер, как я заметил…

– Я всегда стараюсь помнить, что я христианка, – перебила маленькая миссис Пенникуп. – Я не притворяюсь святой, но, что бы я ни сказала, всегда сожалею о своих словах потом. Ты знаешь, что это так, Джордж.

– Об этом я и говорю, – объяснил муж. – Викарий, который за три года добился, чтобы каждый его прихожанин возненавидел один только вид церкви… что ж, в этом есть что-то ненормальное.