Друзья и возлюбленные
Шрифт:
– Обещание не есть поступок. Бургомистр Алларт – небогатый человек. Кто-то еще может стать владельцем вашего судна.
Йен лишь расхохотался.
– Что ж, так мог бы поступить только мой враг, которых, хвала Господу, у меня, кажется, нет.
– Счастливчик! – воскликнул Николас. – У не многих из нас нет врагов. А ваши родители, Йен, будут жить с вами?
– Мы хотели бы. И Кристина, и я. Но мать так слаба. Старая мельница корнями проросла в ее жизнь.
– Это можно понять, – согласился Николас. – Виноградная лоза, оторванная от старой стены, засыхает. А ваш отец,
Йен покачал головой.
– Она никогда больше не принесет лишних денег, и он по горло в долгах. Но все это, как я ему говорю, осталось в прошлом. Его кредиторы поверили мне и согласились подождать.
– Все? – засомневался Николас.
– Все, кого я смог обнаружить, – засмеялся Йен.
Николас Снайдерс отодвинул стул и взглянул на Йена с улыбкой, преобразившей морщинистое лицо.
– Так вы с Кристиной обо всем договорились?
– Если заручимся вашим согласием, сэр.
– И согласны ждать?
– Мы хотели бы получить ваше согласие, сэр.
Йен улыбался, а его слова ласкали слух Николасу Снайдерсу. Он больше всего любил бить собаку, которая огрызалась и показывала зубы.
– Лучше вам не ждать, – заявил Николас Снайдерс. – Возможно, ждать придется долго.
Йен встал, его лицо вспыхнуло от злости.
– Значит, ничто не изменит вас, Николас Снайдерс. Тогда поступайте по-своему.
– Вы женитесь на ней, несмотря на мое мнение?
– Несмотря на вас, и ваших друзей-извергов, и вашего повелителя дьявола! – выпалил Йен, ибо душа его, благородная, храбрая, нежная, была слишком вспыльчива. Даже у самой лучшей души есть свои недостатки.
– Жаль, – произнес старый Николас.
– Рад это слышать.
– Жаль вашу матушку, – пояснил Николас. – Бедная дама, к тому же в преклонном возрасте, останется без дома. Ипотека будет прекращена с лишением права выкупа закладной, Йен, в день вашей свадьбы. Еще мне жаль вашего отца, Йен. Он всегда страшился тюрьмы. Жаль даже вас, мой юный друг. Вам придется начать жизнь заново. Бургомистр Алларт полностью в моих руках. Я только слово скажу – и ваш корабль станет моим. Желаю вам счастья, мой юный друг. Вы должны любить невесту очень крепко, ведь вы заплатите за нее высокую цену.
Именно улыбка Николаса Снайдерса приводила Йена в бешенство. Он принялся шарить вокруг в поисках предмета, который мог бы заставить замолчать этот страшный рот, и случайно его рука наткнулась на серебряную фляжку разносчика. В ту же секунду рука Николаса Снайдерса тоже накрыла ее. Ухмылка улетучилась.
– Садитесь, – потребовал Николас Снайдерс. – Продолжим разговор. – И что-то в его голосе заставило молодого человека повиноваться.
– Вам интересно, Йен, почему я всегда источаю злобу и ненависть. Я сам иногда этому удивляюсь. Почему ко мне никогда не приходят благородные мысли, как к другим людям? Послушайте, Йен, я сегодня в особенном расположении духа. А что, если такое возможно? Продайте душу, Йен, продайте мне свою душу, чтобы я тоже мог вкусить любви и счастья, о которых все время слышу. Ненадолго, Йен, совсем ненадолго, и я дам вам все, что пожелаете.
Пожилой человек схватил
– Послушайте, Йен, корабль станет вашим без всяких неприятностей, мельница освободится от бремени долгов, ваш отец сможет снова поднять голову. И все, о чем я прошу, Йен, – это выпить за меня, пожелав, чтобы ваша душа покинула вас и стала душой старого Николаса Снайдерса. Ненадолго, Йен, лишь на время.
Дрожащими руками старик вытащил пробку из фляги разносчика и разлил вино по одинаковым бокалам. Йену хотелось рассмеяться, но старик в своем рвении казался почти безумным. Конечно, он сумасшедший, но от этого бумага, которую он подписал, не теряла юридической силы. Человек искренний не шутит со своей душой, но лицо Кристины засияло перед глазами Йена из темноты.
– Вы это серьезно? – прошептал Николас Снайдерс.
– Пусть моя душа покинет меня и перейдет к Николасу Снайдерсу! – произнес Йен, поставив пустой бокал обратно на стол.
Мужчины постояли, глядя друг другу в глаза. А высокие свечи на неубранном столе вспыхнули и погасли, как будто чье-то дыхание задуло их – сначала одну, а потом другую.
– Мне пора, – раздался голос Йена из темноты. – Почему вы задули свечи?
– Можем снова зажечь их от огня, – ответил Николас. Он умолчал, что собирался задать тот же самый вопрос Йену. Сунул свечи меж светящихся поленьев – сначала одну, потом другую.
Когда тени вновь расползлись по своим углам, он спросил:
– Вы не хотите повидать Кристину?
– Не сегодня.
– Документ, который я подписал, – напомнил ему Николас, – у вас?
– Я забыл его.
Старик взял бумагу со стола и подал ему. Йен убрал ее в карман и вышел. Николас запер за ним дверь на засов, вернулся к столу и долго сидел, облокотившись на открытый гроссбух.
Наконец он оттолкнул гроссбух в сторону и засмеялся.
– Какая глупость! Как будто такое может произойти! Этот человек, должно быть, околдовал меня.
Николас подошел к камину и протянул руки к пламени.
– И все же я рад, что он собирается жениться на маленькой девчушке. Хороший паренек, хороший.
Должно быть, Николас заснул у огня. Когда он открыл глаза, пришло время встречать серый рассвет. Он озяб, проголодался и определенно разозлился. Почему Кристина не разбудила его к ужину? Неужели она подумала, что он намеревался провести ночь в деревянном кресле? Эта девочка слабоумная. Он пойдет наверх и скажет ей через дверь все, что думает.
Путь наверх лежал через кухню. К своему изумлению, Николас увидел перед потухшим очагом спящую Кристину.
Честное слово, люди в этом доме, похоже, не знают, для чего нужны кровати!
Но это была не Кристина, как сказал себе Николас. У Кристины был вид испуганного кролика – что всегда раздражало его, – а эта девушка даже во сне имела дерзкое выражение, восхитительно-дерзкое выражение. Кроме того, девушка была красива, необыкновенно красива – таких Николас никогда в жизни не видел. Почему девушки, когда он был молодым, казались совершенно другими? Вдруг Николаса охватила печаль, словно его давным-давно ограбили, а он об этом только что узнал.