Друзья мои мальчишки
Шрифт:
С того дня прошло много дней. Старый пень сейчас трудно узнать — сколько к его бокам и верхушке прибито разных плашек и дощечек. А рубцы на щербатых ступенях могут рассказать, сколько гвоздей — тонких и толстых, ржавых и гнутых — распрямил тут Илюша, прежде чем вогнал их в неподатливую древесину.
Все ребята с Илюшиной улицы помогают ему собирать гвозди. Чем хуже гвоздь, чем сильнее он погнут, тем он Илюше нужнее. Ребята даже удивляются: «Вот чудак!»
А Илюша не чудак. Просто он слышал, как дед Илья объяснял ученикам: «Гнутый гвоздь — он полезный. Закаляет характер. Ты его так, а он идёт
Дед Илья и не знает, что Илюша каждый день тренируется, что Таиска сидит рядом, обхватив руками коленки, и помогает.
«Раз, два, три!» — отсчитывает она вслух. И, если вместе с командой «три» из-под молотка вылетает удар весёлый, твёрдый, значит, победа! Гвоздь ушёл в доску по самую шляпку. И тогда Таиска кричит «ура», и Илюша тоже. Потому что каждому человеку весело, если гвозди, даже самые скрюченные, распрямляются и вбиваются по его хотению.
Глава 5. Радио на площади
В этот день Илюша ушёл в Новый город один, без Таиски. Она помогала дедушке Матвеюшке чинить сети. А у Илюши в цеху — срочная работа. Вместе с ребятами своей улицы он решил чинить мосток через канаву. Для такого ремонта нужно много гвоздей. У Илюши их целый склад, только все кривые.
Вот он и взялся их распрямлять. Бьёт молотком, а сам всё поглядывает на дорогу: вдруг Таиска придёт. Он бы показал ей кузнечика в банке. Для неё поймал.
И вдруг вовсе не с дороги, а с другой стороны, с Бурого отвала, Илюша слышит тоненький тревожный крик: «А-а-а! Илюша-а-а!..» Так пронзительно кричит только почтовый катерок на реке и Таиска.
Не выпуская из рук молотка, Илюша со всех ног бежит к отвалу. Может быть, Таиска зовёт на помощь? Может, её надо спасать? Ему даже хочется, чтобы с ней случилось что-нибудь такое особенное. Пусть бы за ней гналась, например, чёрная собака Джулька, которая облаивает всех прохожих на Илюшиной улице. Она хоть и за забором и на привязи, а всё равно очень страшная. Некоторые даже на другой тротуар переходят, чтобы мимо неё не идти. Вдруг она гонится с разинутой пастью за Таиской?
Илюша крепче сжал в руке молоток. «Сейчас, сейчас, Таиска. Погоди, я тебя спасу!..»
С разбегу Илюша хватается за осину и глядит вниз.
По отвалу карабкается Таиска. За ней гонятся… никакая это не собака, а просто её собственные козы. Выбрасывая вперёд копытца, они легко прыгают по шлачкам, взбираются вверх первыми и начинают общипывать осинник. А Таиска, встрёпанная, красная, влезает на четвереньках вслед за ними и, запыхавшись, выговаривает только одно слово: «Ой!»
Худенькие её ключицы так и ходят ходуном.
— Зачем коз с собой привела? — спрашивает Илюша не очень сердито. Всё-таки, пожалуй, лучше, что они козы, а не та чёрная собака…
— Я их внизу привязала. А они твои зелёные верёвки съели… А на площади радио говорит. Важное сообщение! Новый город… Его скоро начнут строить. И скоро самый главный начальник приедет, будет рабочих набирать. И…
Илюша схватил её за руку:
— Бежим скорей!
— Да не могу я бежать… — чуть не плача сказала Таиска. — У меня подмётка оторвалась. А босиком — вон какая земля колючая! — Она подняла ногу. Тапочка разинула рот, и все пять Таискиных пальцев поглядели из дырки на Илюшу.
— Давай сюда, подобью! — Он стянул с Таискиной ноги тапочку, положил на пень.
Молоток звонко простучал по гвоздям.
— Готово, надевай!
Таиска протянула руку. Но странное дело: тапочку нельзя было сдвинуть с места.
— Ой, ты прибил её насовсем!
Илюша молча расстегнул свою сандалию.
— Надевай! — приказал он.
Таиска вставила в его просторную сандалию свою маленькую пыльную ногу:
— А ты?
— Я — так. Завтра я твою тапочку от пня стамеской отковырну. Ты потерпи.
— Ладно, потерплю, — согласилась Таиска.
Они побежали вниз в двух сандалиях и одной тапочке. И хотя дорога была жёсткая и камни острые, а одна нога у Илюши босая — он ни разу не пожаловался. Наверное, потому, что он распрямил уже сорок один гвоздь и характер его закалился.
Когда, запыхавшись, они прибежали на площадь, народу там было — не протолкнёшься. Они услышали только последние слова, вылетевшие из громкоговорителя: «…Мы передавали постановление о строительстве…» И сразу будто стая голубей взлетела, треща крыльями. Это люди на площади захлопали в ладоши. Кроме чужих спин, Илюша с Таиской ничего не видели. Сколько ни толкались, им не удалось подойти ближе к трибуне.
Тогда Илюша ухватил Таиску за руку, и они стали пробираться к старой ветле, что росла возле городского Совета.
— Скорей лезьте к нам! — закричало им сверху, с дерева, сразу несколько голосов.
В зелёной листве повсюду виднелись голые коленки, локти, ноги в тапочках. На старой ветле было полно ребят.
Илюша с Таиской уселись на сук, свесив ноги, и увидали всю площадь как на ладони.
Рядом с трибуной — вот счастливчики! — стояли ученики деда Ильи, вся его школа-бригада. Илюша узнал их: и длинного Семёнова Николая и Рыжика. Рыжик не был рыжим, просто фамилия у него такая. Илюша, сказать по правде, этого Рыжика не очень любил. Потому что дед Илья часто говорил о нём всякие хорошие слова, хвалил за старательную работу. А Илюше хотелось, чтобы дед хвалил только его, Илюшу, и больше никого…
Сейчас ученики деда Ильи стояли строем, красивые, как офицеры на Красной площади, когда парад. Они глядели на трибуну. Там была товарищ Орлова Надежда Ивановна — председатель городского Совета. Ветер трепал её стриженые русые волосы, и она придерживала их рукой. Рядом с нею стоял дед Илья и разговаривал сразу со всей площадью.
— Даю рабочее слово от себя и своих учеников! — говорил он. — Отдадим стройке всё умение, всю душу вложим!
Тут молодые каменщики забыли про свою воинскую красоту, замахали руками, закричали: