Дрянной декан
Шрифт:
«Пьяному море по плечу» - я с детства слышала эту присказку и ничуть не сомневалась в ее актуальности. Но, оказалось, море по плечу не только пьяным, но и влюбленным.
И мы с Вениамином Эдуардовичем уже разогнались до такого состояния, когда ни добрые уговоры, ни злостные козни против нашего союза - ничто не могло бы нас остановить.
Что касается моих родителей: помимо травли в университете на мою голову свалилась напряженная ситуация дома. Мама и папа каждодневно промывали мне мозги, принуждая проявить благоразумие и не ломать свою жизнь ради юношеской необдуманной страсти. А я каждодневно им сопротивлялась, отказываясь быть послушной и разумной дочерью. Мы с Вениамином даже думали, не переселиться ли
К тому же, в загородном особняке Верстовского постоянно тусил Рома, вопрос с которым пока так и повис в воздухе.
На носу была премьера спектакля, где я играла главную роль в паре с младшим Верстовским. А следом - педсовет, на котором решалась судьба преподавательской карьеры Вениамина. Для всеобщего блага: его, моего и нашего театрального детища - мы надумали пока не огорошивать правдой еще и Романа. А поставить его в известность сразу после этих двух событий.
За день до показа «Сна в летнюю ночь» весь университет, а в особенности наш поток, стоял на ушах. Девушки из труппы горстями пили седативное, парни гоготали и постоянно отпускали непристойные шуточки. Студенты-волонтеры наконец-то доделали декорации: парочку античных колонн (для сцен в Афинах), четыре кривых и плоских дерева (для ночного леса), а также нечто, напоминающее маленький водопадик и качели, украшенные цветами. Теперь перед актерами, отвечающими за реквизит, стояла важная задача - научиться двигать все это добро быстро, в правильные моменты и так, чтобы никого не придавить мимоходом.
Я бы тоже нервничала, если б весь мой эмоциональный потенциал уже не был задействован в любовных передрягах. Но, на фоне всего остального, игра на сцене перед парой сотен человек казалась лишь еще одним эпизодом наравне с другими, не самыми приятными фрагментами этого периода времени.
«Все самое горькое уже произошло, больше бояться нечего» - так я думала перед премьерой. И ошибалась.
Настал день Икс. За два часа до начала зал закрыли от посторонних. Ливер постепенно наполнялся людьми. Были приглашены студенты со всех курсов и потоков, преподаватели, а также родители участвующей в спектакле молодежи. Мои предки, само собой, пришли тоже. Мама весь вечер дергалась и сомневалась, стоит ли ей идти в наш «рассадник греха», где «восседает этот жуткий аспид», но в конце концов решила почтить присутствием мое первое и, вероятно, последнее участие в театральной постановке.
Эх, а ведь когда-то ей так нравился Вениамин Эдуардович. Но стоило ему переквалифицироваться из «возможного свата» в «вероятного зятя», и любовь сразу испарилась.
Но пока что зрители ожидали снаружи, а по залу табунами носились паникующие актеры. «Феи» в сотый раз повторяли танцевальные номера, работники сцены упражнялись в поднятии занавеса и дислоцировании критически важных для сюжета декораций.
Верстовский тоже был с нами. Он заставлял Петра, играющего Деметрия, раз за разом повторять диалог, который выходил у того недостаточно эмоциональным. Петр кипел и мало что не ругался матом, зато генерировал необходимую для роли страсть.
Девушки (да и некоторые парни) сидели на зрительских местах, обложившись косметикой, и наносили самодельный сценический грим - кричащий макияж, делающий черты лица четкими и заметными даже в свете горящих софитов.
За пятнадцать минут до того, как начать пускать зрителей, режиссер взял слово. Студенты, разодетые в светлые полупрозрачные ткани, с волосами, украшенными искусственными цветами, собрались вокруг серьезного Игоря Олеговича. Руководитель кружка поблагодарил всех за смелость и отдачу и попросил отыграть спектакль не хуже, чем это было на последнем прогоне, а в завершении
– Последняя и главная новость: на спектакле будут присутствовать представители прессы. Один новостной журнал согласился осветить нашу творческую деятельность в своей статье. Так что работаем по полной, не расслабляемся.
Актеры испуганно зашептались. Может, и к лучшему, что я теперь проводила время одна, а не вращалась в женском кругу подружек и знакомых: в нем любые новости распространялись моментально и принимали в устах обсуждающих катастрофический масштаб. И за счет «информационного детокса» мне как-то удавалось сохранять ясность рассудка.
Я отвернулась от Игоря Олеговича и наткнулась на горящий взгляд Гардениной. Бывшая подруга вместе с несколькими соратницами что-то горячо обсуждала, посматривая в мою сторону. Они регулярно и, не скрываясь, обсуждали нас с Верстовским - я вроде даже успела к этому привыкнуть - но сегодня их поведение задело и обеспокоило меня.
Актеры спрятались за кулисами, дверь открыли, и в зал хлынули жаждущие хлеба и зрелищ студенты и не-студенты. Мы выглядывали из-за занавеса - народа набралось ужасно много. Кресел не хватало, и части гостей пришлось столпиться по периметру партера, встав около стен. Под самой сценой уже караулило несколько фотографов, а хипастого вида оператор устанавливал огромную камеру.
Когда помещение вместило всех, кого могло вместить, и битва за сидячие места наконец отгремела, волонтеры потушили верхний свет. Зрители зааплодировали, подбадривая непрофессиональных артистов, и в медленно раздвигающиеся кулисы ударило с десяток ярких прожекторов.
Мне невольно передалась атмосфера немой истерии, витающей в воздухе - моим сердцем завладело волнение. Вдруг я ошибусь, забуду слова и выставлю себя на посмешище перед таким количеством народа? Не смертельно, но хотелось бы отыграть чисто и безупречно: хотя бы для того, чтобы не позорить себя в очередной раз в глазах недоброжелателей.
Тем не менее, первый акт пролетел быстро и незаметно. Между мной и Гардениной искрило, как и всегда. Елена и Гермия вроде бы еще дружили, но в их диалогах уже звенела и прорывалась женская ревность к чужой удачливости и красоте. Основа для разлада была заложена.
Я больше с ним не встречусь: не страдай. Мы навсегда покинем этот край! Пока я здесь жила, любви не зная, Афины мне казались лучше рая... И вот - любовь! Чем хороша она, Когда из рая сделать ад вольна? Выпалив этот стих, я прикрыла глаза, испугавшись, что эти слова могут стать для меня пророческими. Мы удалились со сцены, уступив место группе других актеров. Ныряя в узкий проход, отделяющий закулисье от гримерок и переодевалок, Юля сильно толкнула меня плечом, уж не знаю, нечаянно ли или намеренно. Но во взгляде, кинутом через плечо, не было ни капли раскаяния.
– Ты прекратишь уже?!
– в сердцах выпалила я. Видит бог, я не хотела начинать конфликт - будто чувствовала, что ни к чему хорошему выяснение отношений не приведет, а слова лишь воспламенят молчаливое, полное невысказанного гнева напряжение между нами. И уж точно не стоило начинать ссору прямо во время спектакля. Но сдерживаться больше не было сил.
– А что именно я должна прекратить?
– Гарденина снова обернулась, направляясь в актерскую переодевалку.
– Это ты - лгунья, да еще и спишь с тем, с кем не следовало. Я-то здесь при чем?
У меня отнялся дар речи от негодования. И она еще смеет строить из себя оскорбленную невинность после того, что устроила мне в некогда любимом университете?! Моя учеба превратилась в ад, стоило ей узнать о моем романе с Вениамином Эдуардовичем, а она не видит за собой никаких недостатков?
– Ты знаешь, о чем речь!
– возмутилась я, заходя вслед за ней в переодевалку и закрывая дверь.
– Как ты могла рассказать всем мою тайну? Настроить против меня целый свет?..