Ду Фу
Шрифт:
Ду Фу, обосновавшийся в Чанъани, конечно же, часто бывает на шумном и многолюдном Западном рынке. Он приходит не только ради того, чтобы купить риса и овощей, но его влечет сюда зрелище огромной и пестрой толпы, мелькание лиц, толчея, возгласы спорящих, обилие товаров, привезенных со всех концов света. Смотри, разглядывай, бери в руки, пробуй на вкус - если это заморские сладости в плетеных корзинах или диковинные плоды, разложенные горками на пальмовых листьях. Понравилось - покупай, нет - иди дальше, и никто из торговцев не упрекнет, не осудит: рынок есть рынок, и каждый должен подчиняться его законам. Вот и Ду Фу с любопытством разглядывает товары кузнечного, одежного, шорного, шелкового рядов и особенно надолго останавливается у лекарственного ряда: он знает толк в лечебных растениях, умеет вязать пучки трав, сушить их на солнце и готовить целебные отвары, изгоняющие любую хворь. Утомившись от долгой ходьбы, Ду Фу заходит в чайную или винную лавку, где можно спокойно посидеть и послушать, о чем говорят люди. Хозяева и постоянные посетители лавок хорошо помнят Ли Бо, который несколько лет назад был их частым гостем, помнят и других завсегдатаев Западного рынка, как бы воплощавших в себе вольный и беззаботный дух Чанъани. О Ли Бо, к примеру, рассказывают, как он не побоялся гонцов самого императора, прибывших к нему с приказом немедленно явиться во дворец. «Ступайте прочь. Бессмертный бражник Ли Бо пьян и останется здесь», - дерзко ответил он гонцам, и посланцы Сына Неба были вынуждены возвратиться ни с чем. Конечно,
Ду Фу нравится, когда вокруг много народу. Расставшись с Ли Бо и Гао Ши, он испытывает горечь одиночества, тем более что в столице у него до сих пор нет своего дома и он вынужден ютиться в гостиницах, останавливаться у родственников или знакомых. Зарабатывает Ду Фу случайными уроками и мелкими литературными заказами - составляет надгробные надписи для знатных клиентов. В Чанъани на это, конечно, не прокормишься, приходится обращаться за помощью к родственникам и богатым покровителям: не слишком завидная участь! Ему впору было бы вернуться в дом отца и поселиться там на долгие годы, но он по-прежнему надеется поступить на службу и поправить свои дела, - тогда можно будет всерьез подумать и о женитьбе. Ду Фу мечтает о собственной семье, о преданной и верной жене, которая разделит с ним и радости и беды, о маленьких детях. Ему уже далеко за тридцать, и в его возрасте только семейный очаг может по-настоящему согреть и спасти от тоски одиночества. Не об этом ли говорил Конфуций, внушавший людям глубочайшее уважение к семейному долгу, и не доказали ли это предки поэта, заботливо взрастившие родословное древо Ду, которое охватило ветвями множество поколений! Теперь настает черед Ду Фу вырастить свою ветвь, создать свой дом, которому бы покровительствовал всемогущий Цзаован - бог домашнего очага. Но что поделаешь, если Ду Фу так беден и не устроен! «Нас по жизни несет, словно ветром степную траву». Да, истинно так: годы жизни промелькнули, а у него до сих пор нет твердой почвы под ногами. Как тут не вспомнить храброго Гао Ши, которого никто не брал на службу. Ду Фу хорошо понимает, что это такое, когда твой «одинокий меч» без дела пылится в чулане. Но, может быть, в Чанъани ему повезет? Остается последняя надежда, что император Сюаньцзун заметит его и Ду Фу попадет в списки ожидающих назначения на должность. Хотя, по тревожным слухам, которые ходят в городе, император почти не занимается государственными делами и, увлеченный красотой Ян Гуйфэй, проводит время в пирах и развлечениях.
Страной правят совсем другие люди - это прежде всего Ян Гочжуи, брат Ян Гуйфэй, и всесильный первый министр Ли Линьфу, чьи имена внушают страх и ужас жителям Чанъани. Их произносят лишь шепотом, а чаще стараются вообще не произносить, чтобы не навлечь на себя беду. Когда по улицам проносится коляска Ян Гочжуна, окруженная грозной свитой, прохожие невольно прижимаются к стенам, а на усадьбу Ли Линьфу смотрят как на зловещий мираж, нависающий над городом. Эти люди сумеют расправиться с теми, кто вызовет их недовольство. Чувствуя себя временщиками, незаконно захватившими власть, они повсюду подозревают крамолу. Им кажется, что против них плетутся сети интриг, поэтому они ни днем, ни ночью не знают покоя. Всесильному Ли Линьфу приходится каждую ночь спать в разных комнатах, чтобы заговорщики не настигли его внезапно. Преследуемый подозрениями, он стремится удалить из столицы всех, кто способен завоевать доверие императора, но больше всего Ли Линьфу ненавидит людей талантливых и образованных. Сам он до сих пор пишет с грубыми ошибками, поэтому такие люди для него - злейшие враги. Бесчисленные шпионы Ли Линьфу докладывают ему о каждом шаге таких людей, и стоит талантливому человеку немного приподнять голову, голова - в буквальном смысле слова - слетает с плеч. Многие из завсегдатаев Западного рынка, некогда пировавших вместе с Ли Бо, поплатились жизнью за свою ученость и преданность государю; многих сослали на далекие окраины империи. Вполне возможно, что и Ду Фу ждет та же участь, но он все-таки надеется и верит в удачу. Ду Фу должен поступить на службу во что бы то ни стало. Иного выхода у него нет...
Солнце прячется за западную стену Чанъани, и крыши домов становятся похожими на тлеющие жаровни: черепица вспыхивает под косым солнцем, словно мелкие угольки, и росистый пар едва заметно тянется ввысь. Воздух остывает, но зато в нем оживают запахи дорожной пыли, сжигаемых благовоний, цветов и листвы. В вечернем сумраке далеко разносятся голоса людей и звуки затихающего города. Чиновники разъезжаются в колясках по домам; закрываются рынки и храмы; сквозь оконные занавески мерцают огоньки свечей. Ду Фу неторопливо бредет по улице, держа в руках купленную зелень, а за ним неотступно крадется его длинная худая тень. Иногда он оборачивается и с улыбкой смотрит на нее: тень похожа на вытянутый стручок перца. Ду Фу вспоминаются строки Ли Бо о том, как он пригласил в компанию луну и собственную тень, когда рядом не оказалось друзей. Вот и для Ду Фу его сиротливая тень сейчас - единственный друг. Они вместе возвращаются на ночлег, а завтра утром с восходом солнца вместе встанут, чтобы вновь стучаться в двери богатых вельмож, кланяться привратникам, протягивать визитную карточку и на вопрос: «По какому делу?» - заученно твердить: «Внук Ду Шэньяня надеется на снисходительное внимание к своим стихам».
ПЕРВЫЙ МИНИСТР ВЫСЛУШИВАЕТ ДОНЕСЕНИЯ СВОИХ ШПИОНОВ
Дворцовые стражники, распахивавшие ворота перед коляской первого министра и стоявшие навытяжку, пока она не скрылась за поворотом, успели заметить, что могущественный Ли Линьфу сегодня не в духе: его лицо было мрачным и хмурым, спина сутулилась, а руки напряженно сжимали костяной веер. Действительно, первый министр провел беспокойную ночь - ему снова чудились зловещие шорохи и скрипы и казалось, что он явственно слышит шаги наемных убийц. Вот они приближаются, сейчас откинется занавеска, и люди с кинжалами набросятся на него, скрутят руки, сдавят горло шелковым шнурком и тряпкой заткнут рот. От этих предчувствий министр ворочался в постели, часто зажигал лампу и звал слуг. Слуги взбивали парчовое одеяло, ворошили тлеющие угольки в курильнице и расправляли шелковый полог над кроватью. Ли Линьфу попросил почесать ему спину (это всегда успокаивало), но, почувствовав прикосновение изящной лопаточки на длинной ручке, вздрогнул, словно от укола кинжала. Было ясно, что самому ему не заснуть. Тогда первый министр велел разбудить одну из наложниц и приказал ей заварить сонной травы. Покрепче - чтобы сразу забыться. Когда наложница подала ему чашу с дымящимся зеленоватым отваром, Ли Линьфу медленно выпил и закрыл глаза. «Теперь, - приказал он, - почитайте мне». Наложница почтительно поклонилась и раскрыла Конфуция. Как раз на том месте, где говорилось о милосердии и справедливости, о преданном служении государю, о долге правителя перед народом, первый министр сладко потянулся и заснул.
Спал он с выражением затаенной угрозы на лице, словно предупреждая своих врагов, что он и во сне сумеет распутать их самые хитроумные козни. Утром Ли Линьфу разбудила бабочка, залетевшая в комнату и севшая ему на руку, - первый министр открыл глаза и велел слугам сейчас же изловить преступницу, осмелившуюся нарушить сон второго человека в государстве. Затем Ли Линьфу откинул шелковый полог, нашарил ногами ночные туфли и стал смотреться в бронзовое зеркало. Лицо его было пепельно-серым от бессонницы и похожим на маску, веки - красными и припухшими. Министр вызвал служанок с пудрой, румянами и духами, а тем временем слуги одели его и подали завтрак.
Кто навещал «драгоценную супругу»? Только сестры и братья: кроме Ян Гочжуна, у Ян Гуйфэй было еще три сестры и два брата, которые благодаря родству с ней занимали высокое положение во дворце. О чем они говорили? Шпиону не удалось подслушать весь разговор, но ему кажется, что имя первого министра не упоминалось. Писала ли «драгоценная супруга» деловые письма и отправляла ли какие-нибудь подарки? Да, госпожа Ян тайно отправила подарок военачальнику Ань Лушаню, - сообщил дворцовый евнух, и первый министр надолго задумался, услышав эти слова. Он догадывался о преступной связи Ян Гуйфэй с военачальником Ань Лушанем еще с тех пор, как Ань Лушань побывал во дворце. Добродушный, смешливый толстый человечек с огромным животом сумел расположить к себе придворных и самого императора, который однажды с улыбкой спросил, показывая на его живот: «А что там, в этой огромной сумке?» Ань Лушань с находчивостью ответил: «Ничего, кроме преданности моему государю». Ответ понравился Сюаньцзуну; он уверовал в преданность толстого человечка, не подозревая, что тот покорил не только мужественное сердце императора, но и нежные чувства его супруги. Рядом с величественным Сюаньцзуном Ян Гуйфэй приходилось постоянно соблюдать придворный этикет, стараясь не уронить репутацию умной, тонкой и обворожительной женщины. С Ань Лушанем же никакого этикета не требовалось, и «драгоценная супруга» могла позволить себе полнейшую раскованность. Умная, тонкая, обворожительная, она словно бы отводила душу в том, что смеялась не слишком-то изысканным, а подчас откровенно грубым и плоским шуткам маленького человечка. Они с Ань Лушанем словно стремились перещеголять друг друга в шутовстве. «Драгоценная супруга» называла низкорослого толстяка своим «приемным сыном», а однажды, когда Ань Лушань справлял во дворце день рождения, придворные дамы несли его в огромной шелковой пеленке, сообщая всем, что приемная мать только что искупала приемного сына.
Странно, что эта шутовская сцена не насторожила императора и он воспринял ее с обычной снисходительностью, считая, что простодушный Ань Лушань решил еще раз повеселить придворных. Но первый министр понял тогда, что низкорослый толстяк совсем не так простодушен, как кажется. В дальнейшем эта мысль все настойчивее преследовала Ли Линьфу, и вот у него в руках - новое неопровержимое доказательство. Ян Гуйфэй тайком посылает Ань Лугнаню подарок! Значит, их связывает нечто большее, чем шутливая дружба! Как же поступить Ли Линьфу? Раскрыть глаза императору на неверность супруги? Но ведь первый министр сам покровительствовал Ань Лушашо, усиленно рекомендуя его на высокие посты. Ли Линьфу понимал, что Ань Лушань, как человек совершенно необразованный и далекий от конфуцианской науки, к тому же «варвар» по происхождению, мог успешно командовать войсками на границах Китая, но никогда не смог бы стать его соперником в столице. Поэтому и возник этот негласный союз первого министра и военного губернатора северо-восточной окраины империи. У Ли Линьфу не оставалось сомнений: если обнаружится коварная измена Ань Лушаня, то вместе с головой военного губернатора слетит и его собственная голова. А первый министр не слишком торопится расставаться с головой, для него разумнее не вмешиваться в эту историю. Пусть император считает, что во всей Поднебесной у него нет человека преданнее Ань Лушаня. Ли Линьфу постарается, чтобы ничто не разрушило в Сюаньцзуне этой уверенности: евнуху он прикажет молчать или даже казнит его, и тайна неверности «драгоценной супруги» навеки останется в стенах этой дворцовой комнаты.
Отпустив первого шпиона, Ли Линьфу немедленно вызвал второго, который следил за братом красавицы Яп Гочжуном. Этого человека первому министру приходилось побаиваться и остерегаться - не потому, что он обладал особым умом, знаниями, талантом или отличался воинской храбростью. Как раз напротив, Ян Гочжун был человеком недалеким, воинскими доблестями не отличался и по всем остальным свойствам натуры вряд ли заслуживал имени «благородного мужа». Но эти недостатки с лихвой окупались тем, что за спиной у Ян Гочжуна стояла влиятельная сестра, поэтому расправиться с ним было не так-то просто. Из любви к Ян Гуйфэй Сюаньцзун сделал и Ян Гочжуна своим любимчиком, которому все прощалось. Шпион первого министра докладывал, что Ян Гочжун вместе с домочадцами соорудил экзотический сад на колесах, использовав для этого большую повозку, в которой они посадили самые редкие, изысканные и дорогие цветы. Когда повозку везли, она вращалась, чтобы все могли рассмотреть диковинку. Императора с его любовью ко всему необычному и экзотическому подобные забавы восхищали, словно ребенка. Ли Линьфу был уверен, что при встрече Сюаньцзун, конечно же, спросит, понравился ли ему миниатюрный сад. Что ж, он ответит как подобает, хотя первый министр никогда не разделял восторгов императора по поводу различных затей его любимчика Ян Гочжуна и в глубине души ненавидел удачливого соперника, упоенного собственной властью, богатством и положением при дворе. Уверенный в расположении императора, Ян Гочжун словно нарочно испытывал терпение Ли Линьфу тем, что не только не скрывал своего богатства и положения, но, напротив, всячески выставлял напоказ, удивляя жителей Чанъани роскошными выездами, нарядами, убранством экипажей. Даже сам первый министр не позволял себе такого, но чем больше ненавидел он Ян Гочжуна, тем искуснее делал вид, что меж ними царит взаимная искренняя дружба...
Третий шпион, вызванный Ли Линьфу, доложил о том, что происходило в покоях императора. Ли Линьфу слушал с напряженным вниманием, словно предчувствуя, что именно здесь скрывалась причина ночного беспокойства. Несколько лет назад Сюаньцзун произнес знаменитую фразу о том, что, поскольку в Поднебесной все спокойно, он передает власть первому министру, а сам временно удаляется от дел, посвящая досуг занятиям даосской магией, искусствам и развлечениям с «драгоценной супругой». С тех пор Ли Линьфу стал полновластным диктатором в стране, но его всякий раз охватывала тревога, когда император, усыпленный чарами возлюбленной, вдруг пробуждался ото сна и вспоминал о своей обязанности управлять страной, о долге перед народом. Хотя в своих докладах первый министр убеждал императора, что в стране наведен образцовый порядок, все сыты и одеты и в каждом доме - достаток и изобилие, сам-то он знал об истинном положении дел. А что, если и Сюаньцзун узнает о тех бесчинствах и беззакониях, которые творились с ведома первого министра, о казнях и ссылках, о тяжелом положении крестьян, о взятках среди чиновников? За время своего диктаторства Ли Линьфу довел страну до полного разорения, и ему было страшно даже представить гнев императора и последующую расправу. Поэтому, не полагаясь на Ян Гуйфэй, он сам старательно усыплял Сюаньцзуна лестью и неумеренным восхвалением его божественной мудрости. «Страна по-прежнему процветает и благоденствует, - настойчиво внушал первый министр, - поэтому вашему величеству нет никакой нужды вмешиваться в дела управления». И Сюаньцзун вновь удалялся во внутренние покои дворца, где звучала музыка, кружились в танце красавицы и разносилось благоухание цветов.