DUализмус. Трава тысячелистника
Шрифт:
После пары приглашений на танец и умело начатой болтовни, совсем наивная Олеся, не привыкшая к подобным играм, и пришедшая в кафе в первый раз после замужества по настоянию родной сестры, совершенно попросту и на свой риск доверилась порядочному на вид Кирьяну Егоровичу.
В ночной беседе у крыльца питейного заведения – клуба для определённого сорта интеллигенции, Кирьян Егорович успел признаться и в спонтанности любви, и в честности этой его спонтанности по отношению к Олесе.
Ещё через час он уже держал руки на её талии. Через десять минут забрался под кофточку.
Литряк выпитого на голодный желудок вина помогал ему верить самому себе и так же твёрдо и напористо убеждать Олесю.
Полноценная и легко давшаяся победа!
Результатом пламенных речей и нежнейшего танго стало согласие Олеси сходить как-нибудь, когда-нибудь, в более укромное местечко. На том и порешили.
Кирьян Егорович сомневался два дня, но, ровно по прошествию этого времени, к нему позвонила честная своему слову Олеся.
Олеся впервые решила флиртануть. Флиртануть она решила по—крупному: она совестилась своего желания испытать неведомое чувство измены. Серёга был её первым и единственным телообладателем.
В компактной их семье дело шло к развалу. Но не было подходящего случая или толчка извне, чтобы объявить полный бойкот.
Кирьян Егорович подвернулся тут весьма и весьма кстати.
Олеся не обманула ожиданий Кирьяна Егоровича.
«Следующий раз» происходил за городом в известном своим разнообразным (лошадёво—бассейновым) сервисом заведении-клубе для избранных богачей.
Кирьян Егорович не был избранным, и он не был богатым, зато хозяин заведения был ему знаком.
Кирьян Егорович первым в Угадае начал проект расширения (потайной от жены) квартиры этого богача за счёт подвального помещения.
Через несколько лет хозяина клуба кто-то грохнул.
Труп хозяина нашли именно в том подвале, который Кирьян Егорович приспособил для его нелегальных встреч с проститутками и братанами по параллельному бизнесу.
Начало капитализма было диким даже в Америке, не говоря уж про невежественную в этом отношении Русь.
Кирьян Егорович вкусил и соответствующих этому незабываемому периоду приключений, и по-полной огрёбся должными огурцами.
Деньжат Кирьяна Егоровича хватало ровно настолько, чтобы один или пару раз потратить их в этом укромном и дорогом местечке и не выглядеть при этом бедняком или скрягой.
Микростолик в шикарном гостиничном номере уставлен соответствующими случаю лёгкими и дорогими напитками. К ним Олеся даже не притронулась, обходясь соками и минералкой.
Соответствующие цветы собраны в огромные букеты, будто для невестиной комнаты. Взбиты перины с египетскими узорами.
А до этого был ресторан с танцполом, с аквариумными рыбами в огромных стекляшках, были лёгкие, совершенно условные танцульки под взором завидующих старичков с завезёнными из города платными попрыгушками и под прицелом заезжих посетителей (недавне арестантского вида) с зевотами на лицах.
В мирной жизни, не снабжённой колючей проволокой и весёлыми надзирателями, такого рода посетителям, как правило, бывает скучно.
Кирьян Егорович – новичок непонятного происхождения показался весьма бессовестным прохиндеем, с неизвестной думой в башке и с неопознанными полномочиями. Связываться с ним по этой причине не имело особого смысла. У порядочных и боязливых людей того времени в нагрудном кармане нередко скрывалась заряженная дамская разновидность браунинга.
Укоризненно глядела на странную парочку только шкура медведя, опустившая свои смущённые глаза в каменный, настоящий ренессансный плинтус со всеми полагающимися для этого отливами, валиками и вогнутостями.
Была прогулка под луной – под зазывный стрёкот цикад и фырканье полуспящих лошадей в загоне. Были подготавливающие к финалу поцелуи.
Цикады с лошадями придали встрече кому-то сладкий вкус любви, а кому-то привкус не менее возвышенной измены.
Ночной ветерок через открытое окно шептал именно те, самые нужные в этой ситуации слова.
Но ничто не вечно под луной. Вечна только сама луна.
Все эти невинные веронские прелюдии закончились знойной ивано—купаловской Русью, приведя целомудренные шалости к страстному апофеозу, к любовным безобразиям и невероятным кульбитам тел.
Мужское и женское начала слились, позабыв о романтике, и породили бессловесную, пахнущую охлаждённым папортниковым отваром, бешеную вакханалию сливающейся в водопады листвяной росы.
Олеся впервые в жизни попробовала водку, выпив «на ура» залпом целый стакан. Или это стало у Олеси русско-женским: «А—а—а, «была, не была!» – как перед любым смертельным выбором.
Водка сбила Олесю с ног мгновенно и доказала дремлющему в неведении человечеству, что все перечисленные типы предварительных упражнений для готовых к спариванию партнёров или для очень любящих друг дружку людей, не всегда бывают нужны.
Именно поэтому все прочие чудеса, затмив все нежненькие прелюдии басовой мощью телодвижений, происходили сначала в лежачем положении, потом преимущественно на менее устойчивых, зато так многообещающих четвереньках. Но эти совершенно сумасшедшие детали человеческой любви для мира сохранит могила, а для Кирьяна Егоровича и Олеси останутся в обрывках воспоминаний, обильно политых алкоголесодержащим соусом.
Четвереньки в этой ситуации, надо отметить, вообще напоминают зверинец, дурдом и дом терпимости одновременно. Стояла ли Джульетта хоть раз в коленопреклонённой позе – в это Шекспир нас не посвятил, потратив страницы драгоценного сочинения на красоту любви и ласки, на описание балкона, сплошь увитого плющом, и на трагичность обстоятельств, замешав сюда политику, взаимоотношения родителей и враждующих кланов, товарищей и соперников. Он был в чем-то прав, ибо являл миру образец другой, совершенной по красоте и по силе чувства страсти, засунутой в немыслимую по абсурдности обстановку.