DUализмус. Трава тысячелистника
Шрифт:
Словом, для любви любые «фланы» годились.
Но через некоторое время понял: Олесе это было нужно чисто из практических целей.
Случайный залёт ещё никто не отменял. Мужики меньше всего озабочены этой проблемой. Ей надо готовиться к встречам со знанием плана взаимного действа. И почём зря вредные таблетки не пить, а также ничего в себя не засовывать. Физические контрацептивы обеими сторонами были обсуждены. Оценены они как противоестественные и мешающие взаимной чувствительности. И благополучно преданы анафеме.
Кирьян Егорович уже за час до встречи знал своё
Одеколоны и мужские кремы Кирьян презирал, руководствуясь правилом, что чистое мужское тело само по себе пахнет приятно.
После постелей и во время оных, в самых нежных местах щипало лимоном. – Как же терпела Олеська? Лужёное, что ли, у них там всё? Что за деревенские замашки – пихать в себя заморские фрукты!
– Вовсе не лужёное, – жаловалась Олеся. – Это самое надёжное домашнее средство. У тебя же каменной соли нет.
Масса средств в сочетании с каменной солью выдумана ещё древними египтянами. Но рассказ не об этом. Любой сможет полюбопытствовать в интернете, найдя для себя много неожиданного. По большому счёту, нужное средство можно купить у любой рыночной торговки овощами и фруктами. При этом, не выдав себя ни на грамм.
Русские женщины пихали в себя невесть что. А деревенские, да и дамы тоже, надевали на мужиков кишки, завязанные на узел.
Кирьян Егорович намёк понял. И понял он то, что надобно отвести Олеську в аптеку. Для приобретения снадобья, менее вредного и щипкого, чем ужасный этот иностранный лимон.
Посетили. Удачно.
Для абсолютизации счастья дополнительно посещён одёжный бутик.
Олеся высматривала себе приличное сексуальное бельишко. На обычное у неё не хватало смелости. Будучи честной, на Кирьяновские деньги она могла позволить лишь то, что пригодится обоим.
Кирьян Егорович стоял в отдалении, будто не имел к Олесе никакого отношения.
Зоркие продавщицы понимали, что к чему. Иной раз они давали рекомендации Кирьяну Егоровичу, переминающегося с ноги на ногу.
– Ты не мог бы стоять подальше? – отчуждённо бурчала Олеся.
Она стеснялась и побаиваясь засветиться лишний раз.
– Мог бы. Могу у входа постоять …или на первом этаже. А вообще, – вполне могут думать, что я твой папаша.
– Фигов, папаша …отец нашёлся… с бельём для дочи!
Фыркает: «Отцы в таких случаях дома сидят. А я взрослая, сама бы разобралась».
– Ты будешь осторожничать и купишь что попало.
– Жалко денег?
– Вовсе, даже наоборот. Покупай самое дорогое. Дорогое – оно самое качественное.
Кирьян Егорович надулся, думая, что его посчитали за жадюгу.
Олеся вовсе не похожа на тех девиц, которые, имея взрослых любовников, пользуются их кошельком как личным банком.
Приученная к российской бедности, она жалела Кирьяна Егоровича.
Законный муж изредка приходил ночевать.
Олесю он не трогал, ибо чаще всего бывал в изрядно пьяном виде, и, кроме того, уже насытившимся сторонним интимом.
Утром он обновлял балбриганы и снова надолго пропадал.
У него это называлось «улётом в ночное дежурство».
Олесину маму удивляло странное обстоятельство таких частых улётов.
– Олеся, ну что, он что-ли такой талантливый охранник, что и заменить его некем?
Чтобы не огрестись по—крестьянски – кулаком в лоб – излишнего любопытства Олеся старалась не проявлять. Опыт был.
Родители давно уже всё поняли. Синяк? Ударилась о шкаф. Ссадина? Зацепилась за косяк.
Семья грезила о глобальных переменах.
Правильная школьница Олеся быстро вышла замуж, а по—иному и не могло случиться, благодаря её внешним, ладно посчитанным Всевышним, показателям. Но, к сожалению, замуж вышла не за самого лучшего мальчика города или двора, а за самого ближнего по лестничной клетке. В практике замужества такое встречается и нередко.
И, как оказалось впоследствии, мальчик оказался не плохим, а очень и очень плохим.
Очень—очень плохой мальчик по имени Серёга почти сразу же после рукобитий по кафтанам и хмельной свадьбы, обобщившей ошибки чужих молодостей, стал изменять Олесе. Направо и налево, налево и направо. Для него это не было изменой: он просто оставался самим собой. Настоящий охотник, и даже не за юбками, а за конкретными частями тела, переимел в молодёжном бытии столько дамского пола, что другому мужику на это же потребовалась бы целая жизнь, а то и не хватило бы.
Олеся до поры этого не знала. А когда – со временем – догадалась, – не полная же дура, – то делала вид, что такие мелочи, как трах мужа на стороне её не особенно интересует.
У мужа чешутся кулаки.
– У всех что ли так? – думала она. – Или только мне с этим делом подвезло?
Уточнять манеру ответного поведения у опытных подружек, тем более у людей с улицы, ей стыдно и неудобно.
Она перечитала массу литературы. На школьных сборищах декламировала наизусть прозу Куприна. Отождествляла его выдуманную и дикую Олесю с собой. Она не желала понимать упавших нравов общества точно так же, как Ярмола не мог понять букву «К» с её лишними палками и кривулинами.
Олесин первый мальчик – это и был Серёга, оказался подкован и силён не только в постели, но и на полу, и на кухне, и на столе среди грязной посуды и открытых шпрот, а также в обоссанном собаками, изрисованном гадостями подъезде.
Было дело и в плацкарте вагона, везущего Олесю на далёкую турбазу. Именно в этом пассажирском вагоне, вдали от родителей, она впервые попробовала слабый алкоголь и позволила лапать себя по-настоящему. Там же в вагоне и отдалась.
Безудержный позыв тела позже усиливался корнями елей, сосен и тополей, едко жгучими муравейниками и наркотическим запахом полыни в городском лесу. Зимой на лыжах отдаваться сложнее, но Олеся испытала и это.