Дубинушка
Шрифт:
— Во всём ты у меня умница, а тут понять не можешь: кассета эта большую пользу сослужить людям может, многих деток наших, русских и девочек глупых, доверчивых от великой беды уберечь способна. Ну?.. Теперь-то ты меня понимаешь?
В разговор вступил Денис:
— Всё она понимает, а только дурачит нас. Я давно заметил: озорница она большая, и во всех, даже очень сложных вопросах дальше взрослых видит. Недаром же она дочка такого великого мудреца, как Евгений. Ладно, Мария: кто хозяин этой кассеты?.. У кого ещё она есть?
И Мария, посерьёзнев, сказала:
— Венька Чубатый мне её дал послушать, и не всю, а лишь малую часть. Я же заложила её в свой магнитофон и втайне от него переписала обе стороны. Он об этом не знает.
— Понятно, — сказал Павел. — Он возил этих турок, они считали его за дурачка и выбалтывали свои секреты. А он потом из отрывочных фраз сплёл этот прекрасный венок и похвастался тебе. У него, конечно, и другие есть кассеты, — ведь он возил турок не один год, да только переписать все его кассеты будет не просто.
Денис заметил:
— Он и действительно не очень умный парень, и я боюсь, что кассеты разлетятся, словно воробьи. А вот кому они попадут — неизвестно. Может и так случиться, что парню за эти кассеты снесут голову. Можно себе только представить, как взбеленится Дергачевский, прослушав такую «музыку».
Маше от этих слов стало не по себе. Она сильно встревожилась за жизнь Чубатого. Жалостливое её сердце вдруг заныло. И она, обращаясь к Павлу, сказала:
— Что же мне делать? Я бы не хотела, чтобы парню сделали плохо. Мне жалко его.
Павел заглянул ей в глаза, тихо проговорил:
— Уж не любовь ли у вас с Чубатым?..
— Сразу и любовь?.. Ну, при чём тут это?.. Жалко мне парня — вот и всё. Он хотя и дурашлив, и водку пьёт, а — хороший. Скажите, как помочь ему? Я завтра же сама поеду в Паньшино.
И Павел, сдвинув брови и подумав, сказал:
— Ехать к нему не надо. И не нужно его пугать, а деликатно намекнуть, что показывать её кому-нибудь опасно. Даже можно сказать: если фигуранты, упоминаемые в ней, про неё прознают, они могут принять меры, в том числе и самые решительные. Но об этом ему сказать лишь тогда, когда он тебе и другие кассеты даст прослушать и ты так же тайно от него их перепишешь. Вот эту операцию хорошо бы провернуть как можно быстрее. А про эту вот кассету ты никому не говори; и я очень тебя прошу отдать её мне, а я уж постараюсь употребить её на пользу людям и государству.
— Я для тебя её и записала. И, пожалуйста, поверь мне: ни слова никому о ней я не скажу. А теперь хотела бы обсудить с вами другой вопрос.
И она стала излагать этот другой вопрос.
— В своё время я дала Вячеславу деньги — небольшие, такие, чтобы они его не напугали. Сейчас у него работают восемь наших, станичных казаков, четыре казачки, дети да два художника из города. В Ростове заканчивают отделку иконостаса. Он мне ничего не говорит, но я подозреваю, что деньги у него на исходе. Как-то обмолвился: золота на купол мало, хорошо бы ещё прикупить, но денег нету. Вот я и хотела бы ему помочь, да как же я дам ему доллары? Откуда, скажет, берёшь? Бог весть, чего будет думать? Вот и хотела бы вас просить взять у меня деньги и ему передать. А?.. Хорошо я придумала?..
Собеседники молчали. Сидели за столом, свесив головы, думали. Мария знала, о чём их думы, и чуть было не расхохоталась. Однако удержалась и сидела тихо, не шевелясь, и даже чуть дышала. Ждала вопроса, и он последовал:
— А у тебя эти самые доллары-то ещё остались?
— Да, у меня есть деньги. И немало. Но мне-то они зачем? Немного-то, конечно, я себе оставлю, но — немного. Доллары-то всё равно скоро полетят.
— Куда полетят? — удивился Денис.
— Ну, обесценятся. В Америке назревает кризис. Скоро и вся она со всеми своими штатами обвалится, хаос у них начнётся, как сейчас у нас в Грузии или в Молдавии.
Павел и Денис смотрели на неё так, будто она только сейчас вдруг к ним в открытую форточку залетела. Почти в один голос спросили:
— Да ты откуда это всё знаешь? Жириновский в юбке объявился!
— Знаю. Я каждый день перед сном радио слушаю. И телевизор смотрю. А если и вы будете слушать и смотреть, и вы узнаете.
— Ну, ладно, — заговорил Денис, — положим, Америка и вправду полетит в тартарары. Она этого заслуживает. Но доллары?.. Их сколько у тебя и где ты их взяла?..
Мария не стала запираться. Решила говорить начистоту, почти начистоту. Без того, конечно, чтоб сказать уж абсолютную правду. А присочинять и расцвечивать сюжеты она умела.
— Слушайте меня и больше не приставайте с вопросами. Вы мне надоели. Деньги у меня ещё остались — и немалые. А сколько точно, я одному Шарику своему да козочке Сильве сказать могу, а вам не скажу. А если будете добираться, сильно рассержусь и уйду от вас. Ну, так вот: откуда деньги?.. Ещё раз вам повторю, но теперь с некоторыми подробностями. Работала я в кабинете хозяина рынка; он был турок, но от всех скрывал это, выдавал себя за азербайджанца, а в другой раз и за грузина. И однажды его срочно куда-то позвали. Он выбежал и его долго не было. А потом мне по мобильнику позвонили: закройся в кабинете и никого не пускай. Даже если будут выламывать дверь — не пускай. Я закрылась, посмотрела на сейф. В дверях торчал ключ: хозяин забыл его, чего раньше с ним никогда не было. Я открыла дверцу и увидела в сейфе три сумки с пачками денег. Одну из них, самую большую, взяла и бросила в свою хозяйственную сумку, где обыкновенно носила фрукты. А сейф закрыла и ключ от него сунула в складку оконной занавески. А вскоре забарабанили в дверь. Стучали те, кто мне звонил по мобильнику. Я открыла им, и они бросились к сейфу. Один азик на ухо мне шепнул: «Барон умер в автомобиле по дороге домой». Народ прибывал, и я потихоньку вышла из кабинета. А в кабинете взламывали сейф. И что уж там, и как там было дальше, я не знаю. На автобусе приехала домой и сосчитала деньги. Их было много, но не так много, как могло бы быть и как бы мне хотелось. Ну?.. Довольны теперь? Больше я вам не прибавлю ни слова. Барона нет, и нет уж тех людей, кто ломал его сейф. Одни из них куда-то уехали, других поубивали. Они всегда делили барыши, и ненависть друг к другу у них была звериная.
История казалась настолько правдивой, что друзья поверили Марии, но смотрели на неё с недоумением и даже как бы с некоторым недовольством. Не нравилось им, что Мария так и не сказала, сколько же у неё денег и на какие суммы для Вячеслава, а заодно и для себя они могли рассчитывать. По праву родства первым заговорил Павел:
— Хорошо, конечно, что ты заботишься о Вячеславе, мы тоже отдали ему сколько могли, но я надеюсь, ты и нас не забудешь. У меня, к примеру, остались гроши в кармане, а и Денис, похоже, рублики считает на своих, теперь уже двух фермах.
— А ты о нас с Денисом не беспокойся, доходы и расходы его ферм у меня в компьютере, а чтобы карманные рублики у вас шевелились, я, так и быть, помогу вам. Но для начала вы мне скажете, как передать Вячеславу для его святого дела, ну… к примеру, сто тысяч долларов?
— Сто тысяч! — воскликнули в один голос Денис и Павел. — Такие у тебя деньги? Да ты хоть себе-то оставишь чего-нибудь? Опять же и отцу надо. Он все свои денежки на церковь истратил. О нём-то ты не забыла?..
Мария улыбалась. Её забавляли их испуганные лица, впечатление, произведённое на них огромностью названной суммы.