Дуэль в Кабуле
Шрифт:
В Персии Макнил не жалел усилий, чтобы отвратить шаха от похода на Герат, и воспользовался поездкой Карелина в Астрабад, чтобы пугать шаха намерением России захватить эту область Персии.
На эти действия англичан Николай и хотел ответить своими контрдействиями в той части Азии, которую Англия считала своей исключительной сферой…
9
Бернс покинул Бомбей 26 ноября 1836 года и 15 декабря высадился в Синде. Эмиры принимали его любезно, пригласили на охоту. Они знали о замыслах Ранджит Синга, желавшего подчинить себе весь Синд, и потому искали покровительства Англии.
В столице Синда Гайдарабаде Бернс в начале февраля получил письмо из Кабула от Массона Английский резидент писал: «Я заметил, что печатные издания в Индии в течение последних двенадцати месяцев наполнены наиболее лживыми сообщениями и абсурдными слухами относительно Махмуд-шаха и Афганских областей. Их можно приписать либо чистейшей выдумке, либо желанию сбить с толку». Последнее выло верно! В Лодиане агент капитана Уэйда Шамат Али в газете «Лодиана Акбар» много лгал о Кабуле, и Дост Мухаммед, писал Массон, непрестанно оскорбляемый на страницах газеты, воскликнул в гневе, что Массон является автором такой лжи. Однако Массону удалось убедить эмира, что он тут ни при чем. Массон писал и Уэйду, что нельзя верить слухам о враждебных замыслах Дост Мухаммеда против Англии. Однако Уэйд, сообщал Массон Бернсу, не обращает внимания на его сообщения и пересылает генерал-губернатору в Индию только сведения, крайне враждебные эмиру кабульскому.
Письмо Массона раскрыло Бернсу весьма сложную обстановку в Кабуле, необходима была осторожная, дальновидная, точная линия поведения.
Бернс ответил Массону, что цель его поездки в том, чтобы «открыть для торговли Инд и лежащие за ним страны».
Миссия Бернса отнюдь не была «коммерческой», хотя в инструкции Окленда говорилось только о торговле…
В Гайдерабаде Бернс принял и гонца из Бухары, который сообщил, что из России вернулся посол караулбеги и привез письмо императора к эмиру с выражением дружеских чувств.
Покинув Гайдерабад, Бернс отправился вверх по Инду и в апреле достиг Шикарпура. Тут он получил сведения о событиях в Персии: о сборе большого персидского войска для похода на Герат, о переговорах кандагарских владельцев с шахом, о послах из Кабула к шаху.
В Шикарпуре же к Бернсу прибыли гонцы из Лахора и Кабула. И Ранджит Синг и Дост Мухаммед приглашали Бернса к себе.
22 апреля Бернс приехал в Миттанкот, где его ждал сын Ранджит Синга Гари Синг, присланный отцом, чтобы с почетом проводить британского посланца в столицу Пенджаба.
Тем временем в Кабуле произошли важные события. Дост Мухаммед решил еще раз попытать счастья на поле брани и силой отобрать у сикхов Пешавар. Этому решению способствовал перебежавший к нему от Ранджит Синга американец Харлан.
Поссорившись с магараджей Пенджаба, он явился в Кабул, Эмир принял его с распростертыми объятиями назначил своим личным адъютантом и командующим армией, поручив ему обучить войска на европейский лад и подготовить к новому походу против сикхов. В дурбаре эмир отвел Харлану почетное место по левую руку от себя.
Подготовка войск под руководством американца шла небезуспешно, и в начале мая 1837 года Дост Мухаммед выступил в поход.
10
Пальмерстон решил уступить России в вопросе о «Виксене», но так, чтобы выигрыш все-таки был на стороне Англии: согласиться с конфискацией корабля Белла, но при этом не признавать прав России на Кавказское побережье. Отправленные туда агенты должны были создать обстановку, доказывающую, что Черкессия не принадлежит России и не признает ее власти.
30 апреля Пальмерстон пригласил к себе русского посла Поццо ди Борго и заявил ему, что Британия не признает прав России на побережье Кавказа, предусмотренных Адрианопольским договором. Русский посол энергично опротестовал претензии Англии.
Тогда Пальмерстон разразился грозной филиппикой в адрес России.
«Да, Европа слишком долго спала. Она, наконец, проснулась, чтобы положить конец системе захватов, которую император намерен привести в исполнение на всех границах своей обширной империи. В Польше он возводит укрепления и угрожает Пруссии и Австрии. Он вывел свои войска из княжеств, но сеет там смуту, чтобы иметь предлог возвратиться туда. Он строит большие крепости в Финляндии с целью навести страх на Швецию. В Персии ваш посланник увлекает шаха на безрассудные походы, его разоряющие, и предлагает ему принять личное участие в этих опустошительных войнах с целью его ослабить и погубить. Теперь вы желаете захватить Кавказ, но пройдет более сорока лет, раньше чем вам удастся победить этот храбрый и свободный народ».
Спокойно выслушав Пальмерстона, Поццо ди Борго заметил только, что зря благородный лорд беспокоится об Австрии и Пруссии. Они живут в мире и искренней дружбе с Россией.
Пальмерстон ответил:
— Они находятся в заблуждении. Но Англия должна исполнить свою роль покровительницы народов, и если овцы молчат, то пастух должен говорить.
Поццо возразил:
— Пастуху много будет дела, если он желает принять на себя обязанность охраны тех, кого он называет овцами, но которые вовсе не овцы и не ищут его покровительства.
Пальмерстон с жаром, стал доказывать, что «султан укрепляет Дарданеллы с помощью прусских инженеров, посланных ему по приказанию императора для того, чтобы не вызвать скандала посылкою русских инженеров». На замечание Поццо ди Борго, что султан имеет право укреплять каждое место на своей территории, Пальмерстон воскликнул:
— Нет, милостивый государь, он против нас укрепляет Дарданеллы, ибо нет другой державы, которая в состоянии была бы прорваться через них.
В заключение Пальмерстон заявил, что «Англия оставляет за собой все права, которые намерена осуществлять в других частях Кавказского побережья».
Поццо ответил, что Россия таких прав Англии не признает.
Назвав этот разговор «изумительным и почти невероятным», Поццо ди Борго в донесении от 20 апреля (2 мая) 1837 года сообщал о своем твердом убеждении, что Пальмерстон желает войны, чтобы прослыть «великим и популярным человеком». Его поддерживает английский король Вильгельм IV: он «желает войны тем более энергически, чем менее понимает сам ее причину».
На донесении Поццо, царь написал Нессельроде: «Я вам разрешаю прочесть это донесение целиком Дергему в доказательство моего к нему уважения и доверия. Вы прибавите, что я ни в чем не изменю образа моего действия».