Духов день
Шрифт:
Однако я положился на интуицию. А интуиция подсказывала мне, что лесовичке можно верить.
Глава 4
Закончив Знак, я затаил дыхание. Вензель полыхнул жёлтым, исчез. С меня списалось десять родий. Некисло, однако. Вместо двадцати семи осталось семнадцать… Впрочем, если функционал именно такой, как мне прорекламировали, то оно того стоит. А может, стоит и дороже.
Я повторил Знак. Он опять вспыхнул и смялся в сияющий мячик. Ну или яблочко, чёрт его знает. Пусть будет Путеводное Яблоко. Должен
Охотники, как я понял, вообще редко заморачивались с названиями Знаков. Из всех выбивался лишь Красный Петух, но и то — условно. Потому что красным петухом испокон веков на Руси называли огонь. В общем, названия были простыми и предельно понятными даже полному идиоту. Возможность что-то перепутать сведена к минимуму. Ну, разве что Костоправ и Костомолка до отвратительного похожи в названии. Даже интересно, происходили ли забавные несчастные случаи, с этим связанные…
И вот, встречайте: Путеводное Яблоко! В целом, тоже просто и понятно, вопросов по функционалу почти не возникает.
Яблоко упало и закрутилось на одном месте у моих ног.
— Ну что, приступим. — Я потёр руки. — Отведи-ка меня, яблочко, к Иоганну Головину.
Яблоко сделало небольшой круг, радиусом сантиметров десять, и вновь завертелось на месте.
— Принято. Хорошее Яблоко, — кивнул я. — А теперь отведи меня к Вольфгангу Головину.
Пару секунд Яблоко размышляло, потом, наконец, покатилось. И я зашагал вслед за ним.
Мы вышли на улицу. Люди с удивлением уступали дорогу. Не каждый день увидишь, как охотник в одежде аристократа с сосредоточенным видом шагает вслед за светящимся яблоком. Ну ничё, привыкайте. Владимир Давыдов в городе, это факт. В Поречье уже никто не удивляется.
Смоленск, в отличие от более-менее ровного Поречья, рельефом напоминал стадо верблюдов. Уж на что я не жаловался на отсутствие подготовки, но даже мне через полчаса сделалось тяжко то взбегать на холмы, то спускаться с холмов вниз. Навстречу то и дело попадались извозчики. Грустные лошади смотрели в глаза с глубоким пониманием, я отвечал им тем же.
Впрочем, у меня-то были чит-коды, и я не стеснялся ими пользоваться. Поняв, что уже не смогу, в случае необходимости, эффективно догнать негодяя или показательно его отпинать, я кастанул Восстановление Сил и стал как новенький. У меня этот Знак был на втором уровне прокачки, что позволяло наслаждаться приливом сил до двух часов.
Правда, при этом немного просела «шкала маны», которую я чувствовал и понимал всё лучше и лучше. Вот бы ещё визуализировать её в виде характерной синей полоски, чтоб всегда перед глазами болталась! Но, увы, не тот мир.
— Что-то у меня хреновые предчувствия, — пробормотал я, когда за очередным поворотом появилось маленькое уютное кладбище.
Яблоко целеустремлённо катилось именно туда. Шагая за ним, я перебирал в голове возможные варианты. Вольфганг пришёл навестить чью-то могилку? Возможно. Живёт за кладбищем, и пройти его насквозь — быстрее, чем обойти? Тоже возможно. Хоронит кого-то? Ну, а почему бы и нет. Может, он вообще сидит на могиле и с чертями водку пьёт. Вот нифига не удивлюсь даже такому раскладу.
Однако когда яблочко закатилось на свежую могилку, я натурально обалдел. Даже мысли пропали на пару секунд.
На красивом полированном кресте были чьей-то талантливой рукой, заточенной под правильные вещи, вырезаны три слова: Головин Вольфганг Матвеевич.
Дата смерти — позавчерашняя.
— Спасибо, Яблочко, — пробормотал я. — Нежданчик, конечно…
Яблоко исчезло, оставив меня наедине с таким оригинальным финалом. Второй брат помер… Нет, ну я не то чтобы скорблю, скорее наоборот. Да только как-то неправильно всё это. Чует сердце подвох.
А главное, чем теперь заниматься — совершенно непонятно. В планах была эпическая встреча, мордобой, Знаки, твари, кости, родии, суровый допрос, «не губи!»… И вдруг — вот такая унылая фигня.
Я с тоской огляделся в поисках какого-нибудь рояля в кустах, типа всезнающей бабушки, которой можно задать вопросы. Увы, хренушки. Кладбище было совершенно безлюдно.
— Сука ты, товарищ Вольфганг, — сказал я. — Ну вот что за жалкий индивидуализм, эгоистическая позиция? Как можно умирать какой-то другой смертью, когда не столь далеко есть Владимир Всеволодович Давыдов, который всегда к твоим услугам?
Могила хранила молчание. Я, махнув рукой, двинул в обратный путь.
Впрочем, далеко от кладбища не ушёл — заметил кабак. Немного воспрял духом. Во-первых, после такого марш-броска по жаре накатить кружечку холодненького — то, что доктор прописал. А во-вторых, где, как не в кабаках, концентрируются все сплетни города.
Поскольку было ещё довольно рано, в кабаке зависало лишь несколько человек. Штоф с водкой я заметил только у одного, другие перебивались пивом и квасом. Пивом — не для того, чтобы нажраться, а просто чтобы запить еду.
Оно и понятно: что тут ещё пить? Вода в Смоленске — такая себе, бутилировать её пока не научились. Вот и приходится…
— Чего желает господин охотник? — спросил анорексичного вида мужик, напоминающий поднявшегося из могилы покойника, стоящий за стойкой. Господи, они что, персонал прямо через дорогу выкапывают?
— Налей кружку самого лучшего, — попросил я.
Сделав глоток посредственной тёплой кислятины, ухитрился не поморщиться и обратился к бармену:
— Слушай, друг. Я тут одного приятеля хотел навестить — Вольфганга Головина. Ты не знаешь, он вообще как? Адреса нет, я и…
— Так помер господин Головин, — перебил бармен. — Третьего дня похоронили.
— Вот как… — Я притворился расстроенным. — А что случилось?
— Да кто бы знал. Жив-здоров вроде был, говорят. А потом вдруг поутру не проснулся.
— И-и-и что?
— Да ничего. Закопали. Чего ж ещё-то?.. Вы есть что-нибудь будете?
— Он не голоден, — произнёс какой-то новый голос. И слева, рядом со мной у стойки встал плечистый детина лет двадцати семи.
— Да, господин охотник не хочет есть. Будь добр, дружище, оставь-ка нас, — добавил голос с другой стороны.