Dum spiro, spero
Шрифт:
– Проиграли… - тихо повторят Цезарь.
В студии, где сидит Китнисс, в нашей комнате, и кажется, что даже во всем Панеме царит звенящая тишина. Никто никогда не говорил, каково это – быть трибутом-победителем.
– И мне тогда показалось, что спасение дорогого для тебя человека хоть как-то поможет искупить мою вину. Ведь смерть порой приносит страшное облегчение. Не только для тебя, но и для других. И ты живешь этой мыслью. Цепляешься за нее, как за соломинку, за последнюю надежду. Моим желанием было спасти Пита. И на мое удивление, такое желание было не у меня одной. Все было так странно, так запутанно.
Китнисс замолкает, опускает взгляд в пол и начинает выстукивать какой-то непонятный ритм кончиками ногтей. Цезарь молча рассматривает Китнисс с ног до головы, будто раздумывая над чем-то.
– Китнисс, как ты думаешь, знал ли в тот момент Пит о повстанцах? – с какой-то нерешимостью спрашивает ведущий.
Китнисс медленно поднимает голову, в свою очередь внимательно рассматривая Цезаря, будто прикидывая, как получше его можно убить.
– Нет, Цезарь, - холодно отвечает она.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Я бы знала.
– А как насчет вашего ментора, Хеймитча?
Китнисс, продолжая отстукивать четкий ритм и рассматривая Цезаря, едко улыбается.
– Я понятия не имею, знал ли о чем-либо Хеймитч. И знать не желаю.
– Как ты думаешь, он знал что-либо о заговоре?
– Я понятия не имею, знал ли о чем-либо Хеймитч, - повторяет Китнисс. – Он, знаешь ли, не имеет привычки ставить меня в известность о своих планах. И я ничего об этом не думаю, – предупреждая очередной вопрос, отвечает она.
Какое-то время они молчат. Китнисс чуть прикрывает глаза, переводя дыхание, и интересуется:
– Что мы еще должны обсудить?
– В чём дело? – вопросом на вопрос отвечает Цезарь.
– В последнее время я очень быстро устаю, знаешь ли, - равнодушно отвечает она, смотря куда-то в сторону.
– Слышал, у тебя были небольшие проблемы со здоровьем, - негромко замечает Цезарь, бросая короткий взгляд на оператора, стоящего возле камеры.
– Ну, выкидыш нельзя назвать небольшой проблемой со здоровьем, - отвечает Китнисс с некоторым трагизмом в горле, показывая тем самым Капитолийским зрителям то, что ей действительно пришлось пережить ужасное событие в жизни каждой девушки.
– Что произошло? – тут же интересуется Цезарь, добавляя в голос трагизма.
– Электрический шок на арене. Давай мы не будем продолжать эту тему? – с некоторой надеждой в голосе спрашивает Китнисс.
– Да, конечно, я понимаю, что тебе тяжело говорить об этом.
Цезарь поворачивается к камере и говорит, что на этом специальный выпуск окончен.
Несколько минут мы молчим, а затем Хеймитча, сидящего недалеко от меня, начинает пробирать смех. Громко хохоча, он что-то пытается нам объяснить, но никто его не понимает.
– Боже, я не узнаю свое солнышко! Как научилась врать, как изворачиваться, выпутываться из вопросов, о которых не хочет говорить! А когда говорила про выкидыш! Если бы я не знал этой истории, то поверил бы, что все так и произошло. Пит, а ты точно уверен, что между вами ничего не было? – с издевкой в голосе спрашивает он.
– Я бы знал, поверь мне, Хеймитч, - парирую я, даже не улыбаясь.
– Если честно, то я не вижу в этом интервью особо ценной информации. Разве что теперь мы точно знаем, что наша Сойка жива и относительно здорова. И еще то, что ее заставляют играть по чужим правилам и контролируют каждое слово и каждый шаг. Но тем не менее в нем нет ничего вредительного. И на том спасибо, - замечает Боггс.
– Бити, у тебя осталась запись этого интервью? – неожиданно для всех спрашивает Гейл.
– Да, конечно. А зачем тебе?
– Включи с того момента, когда Китнисс начинает стучать. И дайте мне кто-нибудь ручку и листок бумаги.
– Зачем тебе это? – недовольно спрашивает Боггс, отдавая Гейлу почти чистый лист бумаги и ручки.
– Надо кое-что проверить. Если это то, о чем я думаю, то скажу. Если нет, то неважно.
Включают запись и Гейл начинает что-то писать. Затем просит включить еще один, два, три раза. Что-то подправляя, что-то дописывая через 20 минут он, внимательно всматриваясь в листок, просит остановить видео.
– И что ты узнал? – интересуется Порция.
– То, что и хотел. Китнисс стучала не просто так. И она только что передала нам какую-то информацию через это постукивание.
– Как она могла это сделать? – не понимает Боггс.
– Очень и очень просто. Китнисс только что простучала определенный ритм. Это шифр.
========== Глава 3. ==========
– Шифр? – переспрашивает Порция, удивленно вскидывая брови.
– Ага, - кивает Гейл.
– С чего ты это взял? – недоверчиво интересуюсь я.
– Сейчас я объясню, Мелларк. В прошлом году Китнисс нашла в одном из домиков у озера книгу с различными видами шифровки. Не знаю, почему, но ее все это очень заинтересовало. Она несколько дней провела в том доме, изучая книгу. Я помню совсем немного из того, что она мне показывала. Один из шифров был с принципом длинных и коротких пауз. Китнисс выучила его и еще один. Она старалась заинтересовать и меня, но мне тогда как-то все равно было, так что я смог разобрать здесь только буквы “н” и “е”. Больше я ничего помню. Но раз ты, Мелларк, завтра едешь в Двенадцатый, то сможешь забрать ту книжку. Мне кажется, что Китнисс все же приносила ее домой. Наверное, у нее в комнате она и лежит.
Я киваю, хотя совершенно не представляю, как я буду не то что искать что-либо у нее в комнате, если я в дом с трудом смогу зайти.
– Ладно, а теперь все отправляются спать. Завтра рано вставать, - решительно заявляет Койн.
Я бреду по коридору, освещая себе путь фонариком. Свой отсек я нахожу без труда. Стараясь не шуметь, я приоткрываю дверь и на цыпочках захожу. А вот найти свою кровать оказалось не так уж просто. Стягиваю одежду и забираюсь под одеяло.
– Пит! – тихо шепчет мне на ухо мой младший брат Джем.