Dum spiro, spero
Шрифт:
Китнисс Эвердин сидит в кресле цвета сливок рядом с ведущим. Она приветственно улыбается и машет рукой. Совсем не похоже, что эта девушка проводит в казематах Капитолия большую часть суток вот уже целый месяц. Вид у нее если не цветущий, то вполне даже приличный. Кожа идеально ровная, нет старых шрамов и синяков. Она выглядит как-то непривычно, неестественно что-ли.
– Полная регенерация. Ей сделали полную регенерацию, - тихо шепчет Порция, сидящая напротив меня, что сразу подтверждает мои догадки.
На Китнисс темно-синее бархатное платье, расшитое алмазами. Оно было на ней во Втором, во время
– Странно, - вслух замечает Гейл. – Я думал, что будет хуже.
– На самом деле, так оно и есть. Наши разведчики сообщают, что одно из интервью с Цезарем снимали во дворце президента несколько недель назад. То, что оцеплены были несколько кварталов вокруг его жилища, наводит на мысль, что там был кто-то очень важный, нужный, кто-то, кого могут попытаться перехватить, - говорит Плутарх. – Скорее всего, тогда там была Китнисс.
– Ну хоть что-нибудь о ней известно? – с надеждой спрашивает Порция.
– Нет. Дворец хорошо охраняется, добраться туда пока нет никакой возможности. Мы ничего не знаем ни о Китнисс, ни о Финнике. Кроме того, что они живы, разумеется.
– Откуда такая уверенность? – ледяным голосом осведомляется Джоанна.
– Будь они убиты, об этом узнал бы весь Панем. Я уверен в этом, - хорошо поставленным голосом сообщает Боггс, один из подчиненных Койн.
– Может быть, мы все же посмотрим, а потом уже будем обсуждать возможные концы этой истории? – гневно интересуется Гейл, прерывая наш разговор.
Как это ни странно, он прав. Я вновь перевожу взгляд на экран. Китнисс и Цезарь уже обменялись приветствиями. И сейчас начнётся самое интересное…
========== Глава 2. ==========
– Добрый вечер, Китнисс!
– Здравствуй, Цезарь. Готова поспорить на что угодно, ты не ожидал меня здесь увидеть.
– Ну почему же? Я всегда в тебя верил. Как и верил в то, что ты приложишь все усилия, чтобы сейчас здесь сидел совсем другой человек, - напрямик заявляет Цезарь, смотря Китнисс прямо в глаза. В его собственных, темно-синих, скрывается сочувствие. Видимо, он знает, что происходит на самом деле, он явно не рад, что вынужден задавать провокационные вопросы.
– Да, но только вот у кое-кого были совсем другие планы, - отзывается Китнисс, отвечая не слишком ясно. То ли она имеет ввиду меня, то ли Хеймитча и остальных трибутов, а может, намекает на президента Сноу. Сейчас никто, кроме самой Китнисс, не знает истинного смысла этой фразы.
Они обмениваются еще парой банальных вопросов. Во время них мы точно ничего не узнаем, поэтому можем отвлечься на обсуждение.
– В этом вся Китнисс. Она отвечает на прямо поставленный вопрос. Без подробностей. Уникальный случай, - задумчиво протягивает Джоанна.
– В данном случае нам это не очень полезно. Сейчас один из тех немногих моментов, когда мы можем
– Думаю, она поступает так не только из-за неумения говорить, ведь в нужной ситуации она вам такой монолог отчеканит, что любой обзавидуется. А сейчас ей что-то мешает, - медленно тянет Порция, чуть сощуривая глаза.
Я перевожу взгляд на экран, пропуская мимо ушей очередные банальные вопросы. Ведь действительно, что-то не так. Китнисс всегда чувствует себя не в своей тарелке, находясь перед камерами, но за год она научилась сносно играть на публику. Сейчас же она скована даже больше, чем обычно. И она иногда бросает взгляд на камеру. На камеру…
– Я думаю, что рядом с камерой кто-то стоит. Она постоянно туда смотрит, пытаясь понять, говорит ли она правильно. Судя по всему, пока всё сказанное не выходит за рамки дозволенного, - рассуждаю я вслух.
– Да, пожалуй, ты прав, - соглашается Бити.
– Вы смотрите или нет? – резко обрывает нас Джоанна.
Ее фраза заставляет всех перевести взгляд на экран. Китнисс рассуждает о чем-то, но я никак не могу понять темы. Цезарь внимательно ее слушает, изредка что-то вставляя. Интервью пока протекает непринужденно, что не может не радовать меня и не огорчать Койн, ведь Китнисс никакой провокационной информации пока не предоставляет.
Чуть встряхиваю головой, стараясь отогнать ненужные мысли. Не до них.
– Китнисс, не могла бы ты рассказать о событиях последней ночи на арене? Мне кажется, что это могло бы многое нам пояснить, - медленно и четко произносит Цезарь.
Китнисс передергивает плечами и на мгновение прикрывает глаза, собираясь с мыслями.
– Это сложно, очень сложно, Цезарь. Но я все же попробую. Итак, представь, что ты находишься на огромной площадке, окруженной барьером. Ты трибут. Точнее победитель, знающий цену, которую заплатишь за победу. Ты уже знаешь, что арена - это часы. Каждое деление на циферблате сулит новое испытание. За последние двое суток умерли 16 трибутов. Некоторые были твоими союзниками, друзьями, они спасли тебе жизнь, и не раз. И ты точно знаешь, что победить на этот раз сможет только один. И это точно не ты. И не важно в этот момент, что происходит там, дома. Нет разницы, кто и что сейчас испытывает. Арена не позволяет отвлечься ни на минуту. Она жестока. Она требует платы, которая слишком высока. Плата, которая поможет избавиться от всего. Плата, которую придется заплатить всем, и не важно, каков будет исход этой истории.
Китнисс говорит тихо, отчетливо, смотря прямо на камеру. Кажется, что в этот момент для нее нет важнее ничего на свете, кроме ее чувств. И ей, наверное, плевать, что за каждое слово ей придется заплатить.
– А плата – это жизнь? – уточняет Цезарь.
– Не совсем. Таков будет исход для 23 человек, но все они перед этим заплатят другую цену. Они станут убийцами, ведь рано или поздно убивать приходится всем. Каждый цепляется за свою жизнь, как может. Все мы, победители, совершили преступления, ужаснее которых, наверное, не может быть. Мы убивали ради победы. Это ужасно, и если честно, страшно мешает жить дальше. Это висит грузом на шее. Душит, напоминает о себе каждый день. Так что, в каком то смысле, мы все проиграли тот страшный бой.