Dum spiro, spero
Шрифт:
– Китнисс, - мягко произносит отец. – Китнисс, перестань. Ты многое пережила, но это не повод сдаваться!
– Не повод? – Я начинаю закипать. – Папа, мне нет восемнадцати, а я пережила столько, сколько хватит еще на моих правнуков! Папа, я устала, я запуталась, мне страшно…
Я опускаю на землю и обхватываю голову руками. Я безнадежна. Я не могу мыслить рационально. Я быстро устаю. Я слишком нервная. Я не помню, когда в последний раз спала нормально.
– Китнисс, - отец опускается рядом со мной, - тише, не надо, не плачь, прошу
Он поглаживает меня по щеке. Да, папа действительно не любил, когда я плакала. Он говорил, что в такие моменты ему самому хочется плакать.
– Давай успокоимся. Ну же.
– Почему я не могу проснуться, если это сон? – спрашиваю я, подавив слезы.
– Наверное, потому, что твой организм не готов к этому. Ты перенесла тяжелейшую операцию, потеряла много крови. Врачи в Тринадцатом могут тебя разбудить, но ты не перенесешь этого.
– Врачи Тринадцатого? Значит, меня и Финника вытащили?
– О, да. Разумеется. Иначе мы бы с тобой разговаривали в другом месте, дорогая. Правда, твое ранение не входило в их планы. На всякий случай они, конечно, взяли группу врачей. На свою и на твою удачу, дорогая.
– А… - я не знаю, как правильно задать вопрос. – А что здесь от меня? Я имею в виду, ведь здесь не мое тело. На мне нет ни единой царапинки.
– Не знаю. Может, душа? – предполагает отец.
Я пожимаю плечами, потому что не знаю ответ. Мы садимся на одну из лавочек.
– Когда я смогу проснуться? – снова спрашиваю я.
– Логично предположить, что когда ты будешь готова.
– Но… - я не совсем понимаю. – Но ведь я готова.
– Нет, дорогая. Тело, может быть, и вынесет. Но не душа.
– Как я могу подготовить душу?
– Разберись, родная. Разберись. И все получится. Помнишь слова нашей песни? Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой?
Его голос затихает. Я снова одна. Мы в полночь, встретимся с тобой? Почему именно эта строчка? Может быть, если я разберусь, то в полночь я смогу встретиться с Питом?
Я вновь встаю и иду. Мне нужно разобраться. Нужно успокоиться. Нужно понять, что делать дальше. Я не уверена, что смогу это сделать самостоятельно, но я должна попытаться.
Я сажусь на перрон, складываю ноги по-турецки и закрываю глаза, вспоминая все, что я знаю о себе, чтобы разобраться.
Начнем с самого начала.
Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне семнадцать лет. Мой дом – Дистрикт номер двенадцать. Моя мать – врач. У меня есть младшая сестра. Мой отец погиб в шахте, когда мне было одиннадцать. Мне пришлось стать взрослой, потому что мама ушла в себя. Пит Мелларк спас мне жизнь.
Самое простое, то, что было со мной до Игр. Теперь к более сложному. С самому трудному этапу. К первым Играм…
Я трибут 74 Голодных Игр. Я победитель этих Игр. Я победила обманом, вытащив еще и Пита. Президент угрожал мне, заставив заявить о моей помолвке. Но это не помогло. Из-за меня началось восстание. Сноу устроил еще одни Игры. Я снова оказалась на арене. Меня забрали в Капитолий. Меня пытали. Я снова оказалась на арене. А сейчас я черт знает, где. И я очень хочу вернуться назад…
Я открываю глаза. Я слышу шум поезда. Я знаю, что мне нужно делать.
========== Глава 22. ==========
Долгожданное POV Пит.
Я продолжаю смотреть на рябящий экран телевизора, хотя все оборвалось минут десять назад. Я медленно качаюсь из стороны в сторону, пытаясь удержать в путанном сознании одну мысль: «Она не умерла. Она не умерла. Она не могла умереть!» Крик зарождается внутри меня и благополучно застревает где-то в горле. Хочется плакать, но слез нет. А перед глазами по-прежнему одна только картинка: ее окровавленные пальцы сжимают руку Финника, у которого слезы на глазах. Ее хриплый голос все еще звучит в моей голове.
– Пит, - мягко произносит Хеймитч, кладя руки мне на плечи.
Я закрываю глаза и снова вижу ее слабый пульс внизу экрана. Я с силой сдавливаю карандаш в своих пальцах, и он ломается на две части. Хочется кричать. Не могу произнести ни слова.
– Пит, - снова повторяет Хеймитч, мягко сжимая мои плечи.
Я открываю глаза, натыкаясь взглядом на Гейла, сидящего в точно такой же позе, что и я. Его пытается растормошить заметно побледневший Боггс. Реакции нет. Гейл в ступоре. Судя по выражению его лица, ему тоже хочется кричать, плакать и смеяться одновременно, как и Финнику, которого мы видели пятнадцать минут назад. Кричать от страха, плакать от боли и несправедливости, смеяться – потому что это злая шутка. Планолет со спасателями прибыл чуть позже, чем нужно. Когда нет гарантии, что она еще жива.
– Пит, - в третий раз повторяет Хеймитч.
Я смотрю на него и вижу отражение собственного ужаса, боли и досады. Хеймитч, смертельно бледный, внимательно смотрит на меня. Я хватаюсь за его руку, а он с силой сжимает мои пальцы. Нам теперь страшно вдвоем.
– Она жива, - резким, непривычно твердым голосом говорит Прим, сидящая рядом со мной.
– Прим, - негромко говорит Мадж, будто боясь спугнуть девочку. – Прим…
– Она жива. Жива! – Прим переходит на крик. – И пока мне в лицо не скажут о том, что… - она запинается. В ее глазах блестят слезы. – Пока я не услышу это собственными ушами, я буду уверена в том, что она жива!
Она поднялась со своего места, заметно дрожа. Она говорит это с такой решимостью, уверенностью и твердостью, что я невольно сравниваю ее с сестрой. Да, она истинная сестра Сойки. Точно такая же.
– Ты права, Прим, - соглашается Мадж, обнимая ее за плечи. – Я тоже не поверю в это.
– Все будет хорошо, - кивает миссис Эвердин. – Все и сейчас хорошо.
Я несильно надавливаю пальцами на закрытые веки. Я провожу рукой по волосам, сконцентрировав взгляд на одной точке. Мне нужно успокоиться. Она жива. А если она жива, я нужен ей сильным.