Дурацкий кораблик
Шрифт:
Чувствовал себя как ршик в унитазе – обосрут, сполоснут, потрут об борт. Ещ и наслушался всякого. Оказалось что, люди на толчке любят поговорить о наболевшем. Избавляются от не нужного во всех смыслах. Комната разрядки, понимаешь. Вдобавок Закари очухался. Поверил поганец, что взаправду живой и, конечно, сразу принялся жизнь критиковать. Понятно, виноватым во всм оказался только я, дух тмный и грязный. Или демон? Погубитель и истязатель славного, доброго, ни в чм невиноватого Захарушки.
Скоротали времечко. Как стемнело, меня сверху из сортира окликнули ломким баритоном. Они и по вечерам там надраивали.
Теперь-то я понимаю
Подтянули, втащили через дырку внутрь. Думал, убьют меня легендарные Длинный Джек и Пол Головня. А они обниматься лезут к мокрому, обосраному, едва стоящему на ногах подростку!
– У нас получилось, братец!
– Руда, ты так радуешься, будто не верил, – еле ворочая языком, пытаюсь поддержать беседу.
– Я не мог поверить в подобный бред, извини… Ой, тебе ж трудно говорить!
– А ты, Лют? – куражусь, опьяннный маленькой победой.
– Я тоже. Ведь мы не психи, как ты, – извиняется Лют.
– Зато ты верил… или тебе было пофиг?
– Не знаю, Руда. Что теперь? – выхаркиваю из себя слова.
– Теперь мы тебя потихоньку мимо вахтенных проведм в такелажку. Хотя бы ползти сможешь?
– Смогу, Руда.
– У тебя две задачи: главная – подготовка боцмана к вербовке, основная
– люк в трюм из такелажки.
– Дык, его ж нету!
– А ты сделай. Вот тебе инструмент, – Лют протягивает добытый мной кортик, – прячь и пошли помолясь.
Глава 7
– Добрый вечер, сэр боцман, сэр. Я тут немножко умер, сэр. Не откажетесь спасти мою шкурку ещ раз, сэр? – вежливо обратился Закари к боцману, когда бедняга заглянул в такелажку проведать свою заначку. Пинту рому, спрятанную в канатной бухте.
Боцман подобрал с палубы челюсть, развернулся и ушл. Отсутствовал пятнадцать, признаться не самых лучших, минут в жизни Зака. Вернулся с водой, сухарями, куском солонины и старым камзолом.
– Чтоб укрываться, тут бывает прохладно. До каторги собираешься прятаться?
– Хоть до Южного полюса, сэр боцман, сэр.
– Ты – ловкач, может быть, ещ побываешь там. Живи пока здесь, потом что-нибудь придумаем, – рожает стариковскую мудрость дядя Яша. – Как выжил-то?
– Чудом, сэр боцман, сэр, – учтиво отвечает Зак, пережвывая сухарь.
– Действительно, по-другому никак. Эх, жаль, сказать никому нельзя!
– Кому это, сэр боцман, сэр? – Зак аж полсухаря с перепугу проглотил.
– Джиму, недоофицерику нашему, это же он тебя в последний путь провожал. Только ему на вас даже посмотреть было неприятно. У тебя и сейчас рожа… Сэнди, старый лодырь, тоже вас не разглядывал. А с
Эдди какой спрос? Хотя ему тоже влетело.
– За что же?
– За тебя. Капитан с Дасти отчего-то тебя долго дожидались, да так и не дождались. Устроили скандал, подумали, что ты из трюма не вылез. Ну, разобрались наконец… потом. Джима Кэп чуть за борт не выкинул, чтоб в него пострелять, как в тебя, видать, хотел. Только Боу ему как-то не дал Джима обижать. Чего-то такое он Кэпу сказал, что тот подобрел дюже, аж ласковый стал. Только каторжан мордует тростью и команде линьками достатся ни за что и постоянно. Все хлебнули за твои поминки, сорванец. Вот бы порадовались, узнай, что живой ты!
– Чего ж
– Ага, не только ты шутки любишь. Когда с рейса вернмся, я этих придурков так ославлю! Да меня за твою историю до конца жизни во всех тавернах бесплатно будут поить.
– И долго жить собрался, сэр Джэкоб, с таким пассажиром-то?
– Сказал же, придумаем что-нибудь. Доедай и спрячься за канатами, отдыхай. А я рому хлебну и пойду, служба ж у меня.
Ну-ну, послужи пока, служака-юморист. Придумывать он что-то собрался, ага. Не догадывается даже, что детки уже вс придумали, и что их замысел сработает с неотвратимостью детонации ВВ. Время на мягкую вербовку у нас есть. У меня дня три на подготовку визита Пушка. Что делаю? Перепиливаю потихоньку доски палубы под люк и английский учу. Меня Зак натаскивает, обучаясь основам русского. Очень эффективно, когда учитель и ученик в одной голове. Круглосуточно. Урок не прогуляешь и на уроке в тетрадке не порисуешь. Днм пилим палубу, или прячемся. Ночью немножко разминаемся. Прививаю Заку привычку к преодолению боли и усталости, ещ к ножику привыкаем, не вс ему дубиной махать. Скулежу было! Не могу, грит, и вс. Давай тогда я, – отвечаю. Он, типа, – ну-ну. А я его тушку принудил ещ к полусотне отжиманий. Бедняга решил, что сдохнет так скоро. Прям уверен был, пока сам топиться не собрался – я ж нашу голову побрил, вши в конец достали. Нормально получилось, правда, порезался слегка без зеркала. Мальчик испытал стыд и настоящую боль. Как облегчить боль? Смейся, Зак!
А как же боцман? Дозревает. Ему, бедняге, в компании стариков неинтересно, а тут молодые, не опухшие, уши без дела валяются.
Приносит пожрать и свежие новости. Кэп вс никак успокоиться не может. Траур по Заку затягивается. Боцманюга от души веселится. В общем, «жить стало лучше, жить стало веселее». Как чудесно спится на канатах! Не верите? Поспите с месячишку в гамаке в протухшем трюме, убедитесь. Ещ и дело сдвинулось. Как и планировали, на третий день. Проснулся я раньше Захара, умотал малыша ночью до нервного вздрагивания. Лежу с закрытыми глазами. Толи грзы, толи мысли, у Зака перенял привычку.
Тут Джэкоб притопал, присел рядом на канаты, вздохнул и свою чрную клешню на мою порезанную голову положил. Смотрю на него сквозь ресницы, а у самого кол поперк грудной клетки от его несчастного и одинокого образа.
– Дядя Яша, ты чего? – вырвалось по-русски, а он мне: «Why?» Не «what», а «why»! Закари не бужу, нахватался немного. Спрашиваю на дрянном английском, мол, ты меня понял, чтоли? Жуткое зрелище.
Жуткое и душераздирающее. Здоровенный, седой, с изуродованной харей мужик плачет, закрывая лицо почерневшими клешнями и плечами трястся. Не лезу, не мешаю. Вроде, отпустило его. Подышал, забормотал что-то. Разобрал только «слышта». Ага, сейчас англичане так поморов зовут. А я ему. – Асэй?
Тут его чуть по новой не скрутило. Спрашивает, почему я слова коверкаю, нормально же говорил? Отвечаю, что убогий, накатывает на меня, поэтому судья пожалел. Дядя Яша пригорюнился. Рассказывать начал. Убогому-то можно. Ходил он в Архангельск. Глянулась ему там одна вдовушка. Малец у не был, как Захарушка. Подарки, встречи, расставания. Понесла она от него. А когда на другую навигацию пришли, не нашл никого. Оспа.
Посидели, помолчали. Спрашивает, а как сейчас, на тебя часто накатывает? Отвечаю, что бывает.