Дурак
Шрифт:
— Рагу, — отвечала Бородавка.
— Рагу-рагу — нам к пирогу, — сказала Дылда.
— Мы варим синюю нугу, — сказала Зеленка.
— Нету там никакой синей нуги, — сказал Кент, заглядывая в котел. — Больше похоже на бурую пакость.
— Я знаю, — ответила Зеленка. — Но пакость с рагу ведь не рифмуется, красавчик?
— Я ищу ведьм, — сказал я.
— Неужели? — осведомилась Дылда.
— Меня прислал призрак.
Карги переглянулись и хором посмотрели на меня.
— И призрак велел тебе принести сюда стирку? — спросила Бородавка.
— Да
— Эх, вот теперь мы точно жабы, — вздохнул Кент.
— Куда же без окаянного призрака, а? — сказала Дылда.
— Как она выглядела? — спросила Зеленка.
— Кто? Призрак? Я не сказал что он — она…
— На что похожа, дурак? — рявкнула Бородавка.
— Вот теперь я, наверное, точно проведу остаток дней своих, питаясь жучками и прячась под листиками, пока какая-нибудь мегера не бросит меня в котел, — задумчиво проговорил Кент. Он опирался на меч и разглядывал, как в пламя залетают ночные мотыльки.
— Была бледная, как призрак, — сказал я, — и вся в белом. Парила собой, блондинка и…
— Но казистая? [70] — уточнила Дылда. — Даже миловидной ты б ее назвал?
— Чутка прозрачнее, чем мне обычно в девах нравится, но да, казистее некуда.
70
Казистая — британский сленг, привлекательная, сексапильная. — Прим. автора.
— Знамо дело, — промолвила Бородавка, глядя на товарок, сбившихся к ней кучно.
Посовещавшись, Зеленка выступила вперед:
— Тогда излагай, с чем пришел, дурак. Зачем тебя к нам призрак отослал?
— Сказала, вы мне можете помочь. Я работаю шутом при дворе короля Британского Лира. Свою младшую дочь Корделию он изгнал, а мне она, признаться, несколько по нраву. Моего подручного Харчка он отдал этому мерзавцу ублюдку Эдмунду Глостерскому, а мой друг Едок отравился и теперь вполне себе покойник.
— И не забудь, что на заре тебя грозились повесить, — добавил Кент.
— Этим, дамы, головы себе не забивайте, — рек я. — «С петлей на шее» — мое статус-кво, а не состояние, требующее вашего вмешательства.
Ведьмы опять сбились в кучку. Много шептались и даже отчасти шипели. Затем прервали пленум, и Бородавка — очевидно, главная в их шабаше — сказала:
— Этот гадкий Лир — не подарочек.
— Когда последний раз пошел в христиане, ведьм они потопили изрядно, — сказала Дылда.
Кент кивнул, опустив очи башмакам:
— Да, Малая Инквизиция — нечем здесь гордиться.
— Еще бы — мы десять лет их заклятьями оживляли, дабы отомстить, — сказала Бородавка.
— Вон
— Ага, и карпы отъели мне мизинцы с ног, пока я на дне валандалась, — сказала Зеленка.
— Раз мизинцы у нее так гефилтовало [71] , пришлось нам искать заколдованную рысь и у нее брать — на замену.
71
Гефилте-фиш — вареная рыбная котлетка, обычно готовится из карпа. — Прим. автора.
Розмари (она же зеленоватая) мрачно кивнула.
— За две недели снашивает башмаки — зато ни одна ведьма с нею не сравнится, если нужно белочку на дерево загнать, — сообщила Дылда.
— Это правда, — подтвердила Розмари.
— Но лучше костров, — вставила Бородавка.
— Вестимо, и это правда, — сказала Дылда. — Никакие кошачьи мизинчики тебя не починят, коли у тебя вся анатомия отгорела. Жечь Лир тоже был мастак.
— Я тут не от Лира, — сказал я. — Я тут исправить безумство, им учиненное.
— Ну так а что же сразу не сказал? — спросила Розмари.
— Нам всегда в охотку на него проказ наслать, — сказала Бородавка. — Проклясть его проказой?
— С вашего дозволенья, дамы, не желаю я никакого урона старику. Я лишь хочу возместить тот, что он нанес.
— Простое проклятье полегче будет, — сказала Дылда. — Чуть слюны кожана в котел — и он пойдет у нас на утиных лапах еще до завтрака. И закрякает, если за услугу у тебя найдется шиллинг или свежезадушенный младенец.
— Я хочу только вернуть себе дом и друзей, — сказал я.
— Что ж, коли тебя не переубедить, нам надобно посовещаться, — сказала Розмари. — Петрушка, Шалфея — на минуточку? — И она поманила товарок к старому дубу, где они принялись шептаться.
— Петрушка, шалфей и розмарин? — поинтересовался Кент. — А темьяна что, нету? {1}
Розмари вихрем к нему развернулась:
— О, темень-то хоть глаз коли, да ты пойдешь ли, красавчик?
— Выступила первый сорт, карга! — воскликнул я. Мне грымзы даже понравились — ум у них заточен как надо.
Розмари повела целым глазом и, повернувшись к графу тылом, задрала юбки. Нацелив на Кента иссохший зад, она погладила себя артритной лапой.
— Крепко и кругло, добрый рыцарь. Крепко и кругло.
Кента едва не вырвало, и он отступил на несколько шагов.
— Боже нас спаси! Прочь от меня, жуткая карбункулярная шалава!
Я б отвернулся — было бы прилично, — но зеленой анатомии мне раньше видеть не доводилось. Человек послабже духом моментально выцарапал бы себе глаза, но я же философ — я знаю, что увиденного не развидишь, поэтому я претерпел.