Дурак
Шрифт:
— Прекрасная мысль, миледи. Надо им посоветовать.
— Ой, из меня такая превосходная герцогиня выйдет, наверное! Народ будет превозносить меня за мудрость.
— Ничуть не сомневаюсь, миледи, — рек я. — Стало быть, ваш папенька женился на своей сестре, а?
— Батюшки-светы, нет, мама была принцессой бельгов, а почему ты спрашиваешь?
— Увлекаюсь на досуге гербоведением. Но продолжайте, прошу вас…
За крепостной оградой [64] Олбанийского замка нам стало ясно, что дальше мы не пройдем. Сам замок прятался за куртинами еще одной стены, и в него вел другой подъемный мост, но не через ров, а скорее через высохшую канаву. Король еще не успел подъехать, а мост уже опускали. На него вышла Гонерилья — без свиты, в платье зеленого бархата, затянутом чуть туже необходимого. Если намереньем ее было убавить шнуровкой пышность бюста, затея жалко провалилась. Рыцари в отряде Лира заахали и зафыркали, пока Куран не поднял руку, дабы восстановить молчание.
64
Крепостная ограда — внешняя стена замка, обычно окружающая прочие постройки. — Прим. автора.
— Отец, милости прошу в Олбани, — промолвила Гонерилья. — Здрав будь, правитель добрый, любящий отец.
Она раскрыла объятия, и гнев схлынул с Лирова лица. Он шатко спешился. Я подбежал к нему, чтоб поддержать. Капитан Куран подал сигнал, спешилась вся свита.
Поправляя плащ на королевских плечах, я встретился взглядом с Гонерильей.
— Скучал по тебе, дынька.
— Холоп, — бросила герцогиня сквозь зубы.
— Она из всей троицы самая красотка, — рек я Лиру. — И уж точно самая мудрица.
— Мой повелитель намерен как-нибудь нечаянно повесить вашего дурака, отец.
— Ах, что ж — коли нечаянно, так только Случай тут и виноват, — ухмыльнулся я. Ни дать ни взять бойкий и шустрый дух самой веселости к вашим услугам. — Но вы уж призовите их отшлепать этот Случай по переменчивой попе — и лупите хорошенько, госпожа. — Я подмигнул ей и шлепнул коня по крупу.
Стрела остроты попала в цель, и Гонерилья зарделась.
— Я прикажу тебяотшлепать, мерзкий щенок.
— Довольно, — рек король. — Оставь мальца в покое. Давай-ка обними своего отца.
Кукан радостно тявкнул и пропел:
— Дурак сам должен шлепать — шлепать, шлепать хорошенько. — Кукле известна слабость госпожи.
— Отец, — молвила Гонерилья, — боюсь, что место в замке у нас есть лишь для вас. А рыцарям и прочим придется расположиться в палисаде [65] . Место для постоя и еду им предоставят около конюшен.
— А мой дурак?
— Дурак пусть спит в конюшне вместе с чернью.
65
Палисад — наружная стена, окружающая внешний двор замка. — Прим. автора.
— Да будет так. — И Лир пошел за своей старшей в замок, как дойная корова, ведомая за кольцо в носу.
— Она тебя и впрямь терпеть не может? — поинтересовался Кент. Он как раз натягивал себя на свиную лопатку размером с младенца. Его валлийский акцент, приправленный салом и щетиной, звучал натуральнее, чем с ненабитым ртом.
— Не кручинься, паренек, — сказал Куран, подсевший к нашему костру. — Мы не дадим Олбани тебя повесить. Верно, ребятушки?
Солдаты вокруг согласно замычали, не очень соображая, за что они мычат. Они лишь радовались первой нормальной пище, попадавшей им в животы с тех пор, как мы выехали из Белой башни. Внутри палисада располагалась деревенька, и некоторые рыцари пошли бродить по ней в поисках эля и шлюх. В сам замок нас не пустили, но тут, по крайней мере, не дуло, да и спать можно было под крышей — пажи и оруженосцы перед нашим вселением выгребли из нее навоз.
— Но если нам не дают большую залу, мы не дадим им причаститься к талантам королевского шута, — сказал Куран. — Спой нам песенку, Карман.
По всему лагерю разнесся клич:
— Пой! Пой! Пой!
Кент воздел бровь:
— Валяй, парнишка, ведьмы подождут.
Аз есмь то, что аз есмь. Я влил в себя флягу эля, поставил ее у костра, затем громко присвистнул, подскочил, три раза прошелся колесом и разок сделал сальто назад. Встал на мостик — Кукан при этом пялился прямо на луну — и вопросил:
— Балладу, значит?
— Ага-а-а! — ответили мне ревом.
После чего я сладко намурлыкал им мелодичный напев любви «Трахну ль я графиню Пограничья?». За ним последовала эпическая песнь в трубадурственной традиции «Повешенье Билла, Болтуна Болтом». Кто не любит хорошую байку после ужина? Клянусь глазуньей из единственного циклопьего яйца, ей они заулюлюкали, поэтому я придержал коней и спел грустную балладу «Дракон сдрочил и осквернил мою красотку». Чертовски черство оставлять отряд матерых воинов в слезах, поэтому я пошел плясать по всему нашему лагерю, распевая во весь голос матросскую песню «Лилли из шалмана (тебя ей будет мало)».
Я уже собирался пожелать всем спокойной ночи и отправиться восвояси, но тут Куран призвал всех к тишине — в лагерь вступил утомленный долгой дорогой гонец с большой золотой лилией на всю грудь. Он развернул свиток и прочел:
— Слушайте все, слушайте все. Да будет вам известно, что король Франции Филип Двадцать Седьмой почил в бозе. Упокой Господи его душу. Да здравствует Франция. Да здравствует король!
Никто не возгласил ответную здравицу королю, и гонец, похоже, огорчился. Хотя один рыцарь буркнул: «И?» — а другой: «Туда ему, блядине, и дорога».
— В общем, британские псиносвины {‡} , король теперь — принц Пижон, — провозгласил гонец.
Мы переглянулись и пожали плечами.
— А британскаяпринцесса Корделия — ныне королева Франции, — добавил гонец несколько обиженно.
— А-а, — сказали многие, осознав наконец косвенную важность этой вести.
— Пижон? — переспросил я. — Этого окаянного принца-лягушку зовут Пижон? — Я подошел к гонцу и выхватил у него из рук свиток. Он попробовал отнять, но я стукнул его Куканом.
— Успокойся, парнишка, — рек Кент, забирая у меня свиток и отдавая гонцу. — Мерси, — сказал он галлу.
— Он украл не только принцессу у меня, но и имя у моей обезьянки! — Я опять замахнулся Куканом — и промазал, потому что Кент отволок меня в сторону.
— Радовался бы, — сказал Кент. — Твоя госпожа теперь государыня Франции.
— И не надейся, что она не ткнет меня в это носом при встрече.
— Пошли, парнишка, поищем твоих ведьм. К утру надо вернуться, чтоб Олбани успел тебя нечаянно повесить.