Дураки умирают первыми
Шрифт:
«За сегодняшним завтраком они познакомились! Ну-ну… Небось трахал её всю неделю».
Мишель настойчиво вспоминала, что же ещё она узнала про «корову» в том мимолетном разговоре. Почти ничего… Лишь имя — Мария. И место жительства — Санкт-Петербург.
«Теперь понятно, отчего его так потянуло весной в это мерзкое промозглое место?» — сочувственно спросил Джек.
Понятно… Ему не требовалось никого искать. Он нашёл заранее.
Мишель с ненавистью смотрела на изображение воровки, укравшей чужого мужчину. Накручивала себя, представляя, что сейчас, именно сейчас, кобель делает с этими длинными загорелыми ногами, с этими неприлично
Но поди найди ту спальню в огромном городе.
И тут её посетило ещё одно алкогольное озарение: есть зацепка! Крохотная и ненадёжная, но есть. У сучки имелся аккаунт в социальной сети! Потому что вечером того же дня (или на следующий? Не важно…) кобель туда лазал, сказал мимоходом: долетела успешно, сувениры передала и больше никогда не возвращался к теме.
Искать следы давнего посещения сетевой странички на этом компьютере не имело смысла — кобель у нас хитрый, не расстаётся с планшетом и в сеть заходит только с него, — так что следует пойти иным путём.
Она закрыла альбом и быстро отстучала запрос: «Какая социальная сеть самая популярная в России?»
Потом долго чертыхалась — соцсеть с непроизносимым названием огорошила обилием непонятных слов, написанных кириллицей.
«Давай, давай, ты сможешь!» — подбадривал её старина Джек.
Кое-как всё наладилось, спасибо гуглопереводчику. Марий из Санкт-Петербурга оказалось зарегистрировано — ни много ни мало — сто тридцать с лишним тысяч. Правда, в список зачем-то добавили женщин с именами Мари, Маша и Маруся. Мишель в сокращениях славянских имён не разбиралась и решила: пусть остаются. Лучше перебдеть… Цифра её не смутила. Равно как понимание того факта, что искомый аккаунт мог находиться в любой другой соцсети. Найдёт… Рано или поздно найдёт… У неё впереди бесконечная одинокая ночь. И ещё много бесконечных одиноких ночей.
Она открыла первую в списке страничку, бегло просмотрела фотографии — нет, не та. Закрыла, открыла следующую, потом ещё одну, ещё, ещё… Ей не приходило в голову, что можно значительно ускорить работу, отсортировав из выборки подходящих по возрасту женщин.
Двенадцатая страничка открывалась долго, вай-фай в марине был паршивенький, и Мишель не дождалась окончания загрузки, уснула, уткнувшись лицом в клавиатуру.
Снился ей пляж в Гоа, залитый ослепительным солнцем, и кобель с сучкой, зарытые в прибрежный песок по самую шею. С мерзкими, отвратительными лицами, обожжёнными палящими лучами до лопающихся пузырей. Во сне Мишель даже посочувствовала блудливой парочке, но самую малость: она знала, что подступающий прилив вскоре прекратит их мучения.
В то время как Мишель Леру с блаженной улыбкой на лице созерцала апофеоз своей праведной мести, другой молодой одинокой женщине снился иной сон.
Бывают сны, до самого момента пробуждения выглядящие как реальность, но Свете привиделся сон иного рода, тот, в котором с самого начала понимаешь, что всё не всерьёз, ночной морок, проснёшься — и всё развеется.
После событий минувшего дня логично было бы ожидать сна-кошмара. Но снилась какая-то дикая фантасмагория. Она вновь в яблоневом саду, но не в давешнем, тёмном и страшном, а в другом, весёленьком. Сад заливало яркое солнце, зеленела трава, деревья цвели и отчего-то
При этом сказать, что выглядел научный руководитель странно, — ничего не сказать. Одежды на Манасове не было. Вообще. Если не считать одеждой зелёный лист, кое-как прикрывший причинное место. Света тактично старалась не пялиться на как бы одежду шефа, но всё же отметила: лист от того самого фикуса, или как он там называется. Она и сама была одета немногим лучше: вокруг бёдер подобие юбочки из тех же листьев — вот и весь наряд.
Нагота не смущала, и вообще никакого сексуального подтекста в мизансцене не чувствовалось: ну вот приспичило двум взрослым людям, аспирантке-заочнице и её научному руководителю, сыграть в ролевую игру, изобразить Адама и Еву. В чём криминал?
Пончик тоже не подавал виду, что стесняется своего обнажённого и далеко не атлетического тела — он навязчиво требовал телефон, её мобильник. Света расставаться с собственностью наотрез отказывалась, ссылаясь на всевозможные обстоятельства, главное из которых заключалось в том, что на её одежде нет карманов, и сумочки с собой тоже нет: ну откуда тут взяться телефону? К тому же мобильник у неё вчера отобрали, вернее, пытались отобрать, и он наверняка сейчас изъят полицией с места происшествия и лежит в райотделе в качестве вещдока. А, и ещё: телефон сломался при падении и для звонков непригоден!
Но Пончик оставался неумолим: давай сюда, и весь разговор.
По ходу словопрений Света неожиданно — словно кто-то настроил резкость в оптическом приборе — разглядела во всех деталях и подробностях, что за плоды свисают с яблонь. Оказалось, что ветви гнутся под тяжестью всевозможных электронных устройств. И айподы, и недозревшие шестые айфоны, и наливные айфоны четвёртые, и сочные айпады, а может, и айпэды, но всё равно сочные… Всё, что душа пожелает. Несколько переспевших и даже подгнивших «ньютонов» успели осыпаться и валялись под ногами.
Обрадованная Света немедленно обратила внимание начальника на своё открытие: вот вам мобильники, сорвите хоть два, хоть три, хоть четыре… Сорвите и отстаньте. Однако Пончика изобилие созревших гаджетов не прельстило. Даже голову в их сторону не повернул, как стоял спиной к ближайшей яблоне, так и продолжил стоять. И требовать.
Ему требовался именно мобильник Светы. Эксклюзивный. Неповторимый.
Если бы он так же настойчиво добивался секса, Света, возможно, и уступила бы. Лишь во сне, разумеется, осознаваемом как сон. Но можно ли дать то, чего не имеешь?
К тому же хотелось побыстрее отделаться от Манасова, затем сорвать с ветки и немного поюзать третий айпад-мини, до сих пор виденный лишь в чужих руках да в рекламах, но способа прекратить занудные приставания шефа Света не находила.
Шевеление в ветвях над их головами привлекло внимание. Она подняла взгляд и увидела серебряную змейку, пропавшую вчера с её пальца, зацепившись, очевидно, за острый край сетки-рабицы.
За время самостоятельной жизни в саду змейка успела вымахать до размеров среднего питона, либо питаясь гаджетами, либо отыскав иной источник калорийной пищи, но характерная насечка чешуи и пропорции тела не оставляли сомнений — она самая. И те же рубиновые глаза, ставшие теперь размером с крупную черешню.